Костюм Человека

–…Занавес… Когда откроют занавес, я вижу только самый край сцены!.. М-да!.. Угораздило же меня достать билет на такое неудобное место… И стоило ли ради этой контрамарки целую неделю корячиться, разбирая архив «Большого», — так рассуждал молодой Студент — Театрал, попавший впервые в жизни в «Большой Театр»… Со своего места, находящегося в максимально верхней и в максимально правой точке зрительного зала, он видел (да и то, если при этом стоял) только оркестровую яму и совсем незначительную часть сцены…

Это был молодой человек лет двадцати. Одет он был в достаточно неплохой серый костюм «тройка», правда рукава пиджака и рубашки были ему несколько коротковаты… Из рукавов сантиметра на два торчали его белые узкие запястья, на которых, будто на шарнирах, болтались как у Буратино, огромные ручищи… Смотрелось это несколько несуразно и даже, можно сказать, как-то «по-клоунски»… На шее у молодого человека красовалась огромная фиолетовая бабочка… Ну и, наконец, копна тёмно-русых волос на его голове, напоминающая ёршик трубочиста, нос картошкой и бровки «домиком» окончательно завершали его комический образ.

Молодой человек, уже давно привык, что его вид часто вызывал улыбки у окружающих. Но он не видел в этом ничего дурного, и совсем не обижался… Ведь это были ДОБРЫЕ улыбки… А разве можно обижаться на доброту?!..

Милый мой Читатель!.. Пока музыканты оркестра продувают мундштуки, подтягивают струны и смазывают канифолью смычки, а зрители занимают места в зале, листая либретто и откашливаясь, я предлагаю тебе сделать ещё один шаг в сторону более близкого знакомства с главным героем нашего повествования и плеснуть в сосуд понимания его образа ещё немного красок…

Да!.. Да!.. Я уже чувствую, как Ты, мой Дорогой Читатель, хватаешь меня за рукав и придерживаешь, не давая уйти в нескончаемые описательные дебри!.. Постараюсь покороче!..

Итак!.. Молодого человека звали Владимир. Был он студентом одного из Московских технических вузов. Учился он достаточно прилежно… Настолько прилежно, что даже получал повышенную стипендию…Благодаря этому ему удалось скопить небольшую сумму на довольно неплохой, почти не ношенный костюм — «тройку», пусть немного не по росту, но в нём уже можно было идти в Театр… А Театр Владимир обожал… Обожал ну прямо по Белинскому!.. А именно всеми фибрами своей души…

Его любовь к Театру была, можно сказать, ВСЕПОГЛАЩАЮЩЕЙ… Всё своё свободное время он отдавал занятиям в студенческом Театре… И если бы он с треском не провалился на первом же туре при поступлении во ВГИК*, то, не раздумывая изменил бы свою судьбу и бросил свой технический ВУЗ, на третьем курсе которого он в то время учился… Он не пропускал ни одной более или менее значимой премьеры во всех Московских театрах… Ради вожделенной контрамарки он мыл полы в театрах, разбирал театральные архивы, подметал, близлежащую территорию… И!.. Участвовал в «Ломках»…

Ломка

Очерк

Из жизни студентов конца восьмидесятых годов

…Ломка!.. Это словечко прочно входило в жаргон студентов конца восьмидесятых годов… Я попытаюсь тебе, мой Друг, вкратце объяснить смысл этого необычного понятия…

Для того, чтобы купить билеты на какой-либо модный спектакль в те времена необходимо было совпадение нескольких факторов.

Во-первых, нужно было быть у окошка театральной кассы уже в момент её открытия, что проблематично, ибо студенческие общежития, как правило, находились далеко от центра Москвы, а метро открывалось только в полшестого.В то время как некоторые кассы начинали работать с семи часов утра.

Во-вторых, нужно было быть у кассы вместе с председателем студенческого профсоюзного комитета, который имел право покупать билеты, что называется оптом (сразу партию билетов в несколько театров), и, к тому же, существовала специальная профсоюзная бронь, на которую мог претендовать этот профкомовский студенческий благодетель…

И, наконец, в-третьих, нужно было иметь прочную одежду с «намертво» пришитыми пуговицами, и быть при всём при этом ещё и физически развитым человеком…

Итак!.. Как это работало?..

В определённый день, Владимир с друзьями договаривались со студентами МИИГА (Московского института инженеров гражданской авиации), общежитие которого стояло по соседству с общежитием МАТИ (Московского авиационного технологического института), института, в котором учился Владимир… Набирали компанию человек десять — пятнадцать и добирались на последнем поезде Метро до центра Москвы (а их общежития находились в районе конечной станции «Речной вокзал», что на зелёной ветке). Затем они ночевали на площадке в одном из подъездов элитных домов, которые в те времена не закрывались на ночь. А площадки в этих домах, по советским меркам, были просто огромными. Они раскладывали прямо на полу очень прочные форменные синие шинели «Миигашников», спали на них часов до пяти и рано утром шли к ближайшим театральным кассам, которые, как правило, находились в подземных переходах… Около кассы к этому времени уже стояла парочка таких же, как у них групп со своими «профкомовцами»…

И начиналась непосредственно «ломка»…

Каждая группа, выстроившись в плотную фалангу (нечто вроде шведской «свиньи») медленно, пытаясь оттеснить соперников, начинала пропихивать своего представителя к окошку кассы. Причём, происходило это без агрессии. Каменные ничего не выражающие лица… В абсолютном молчании… Без рукоприкладства… Давка была жуткая. Но, при этом всё это происходило в абсолютной тишине, которая изредка нарушалась звуком оторванного рукава чьего-нибудь плаща или треском отлетевшей пуговицы… Во всём этом действии уже было что-то «театральное»…, происходящее походило на какой-то сюрреалистический фарс или зловещую, абсурдную, парадоксальную буффонаду…

И вот, когда окошко кассы открывалось, то первый профсоюзный счастливец снимал «сливки» из билетов в самые знаменитые столичные театры. Второму профкомовцу доставались билеты «поскромнее», ну и, наконец, третий получал то, что оставалось от первых двух.

***

В общем, способов попадания студентов на популярные спектакли модных Московских театров было множество…

Но мы отвлеклись, мой милый… Возвратимся в театр, к нашему герою! Я слышу уже второй звонок, нужно поторопиться, ведь нам с тобой ещё нужно добежать до самого верхнего этажа «Большого театра».

Место Владимира находилось на балконе под самым потолком театра, на самом правом краю четвёртого яруса… Даже знаменитая люстра «Большого» висела ниже этого яруса… И поэтому Владимир, недолго думая, попросту лёг грудью на широкий бордюр своего балкона так, чтобы в зоне его видимости была вся оркестровая яма. В бинокль, который он зачем-то взял на входе вместе с либретто, он мог рассмотреть листы с нотами на пюпитрах музыкантов, баночки с канифолью, блестящую заколку на голове женщины с виолончелью и залысину на седой голове дирижёра, который уже подходил к своему пульту под аплодисменты зрителей и оркестра.

…Тсссс!.. Дорогой Читатель!.. Ни звука!.. Не будем отвлекать нашего героя от чуда, которое сейчас произойдёт…, от волшебства, ради понимания которого и писалась эта глава нашего повествования…

Дирижёр расположился около пульта… Повернулся к зрителям… Лёгкий поклон… Повернулся к музыкантам… Взял в правую руку палочку, постучал ею по краешку пульта…Пальцы же левой руки соединил так, будто держал в них щепотку соли… Развёл руки немного в стороны… И!.. Замер!.. И ВСЁ вокруг замерло!.. Казалось, музыканты, зрители и женщина контролёр, сидящая на табуретке у плотно зашторенного входа…, ВСЕ остановили дыхание на вдохе и перестали дышать… Взмах рук!..

…И!..

В какой-то момент Владимиру показалось, что его подбросило над залом… И он словно лёгкое пёрышко, подхваченное потоками музыки, завис над оркестром… Музыканты играли увертюру…

Всё, что до этого Владимир называл музыкой, перестало существовать… В некоторые кульминационные моменты, когда весь оркестр в полном составе брал потрясающий по красоте аккорд, Владимира словно выдавливало в параллельное измерение… Прекрасное!.. Сказочное измерение!.. Измерение, в котором все счастливы!.. И радостная музыка звучит в каждой человеческой душе!..

***

Дорогой Читатель!.. Не будем мешать Владимиру наслаждаться увертюрой в исполнении потрясающих музыкантов «Большого Театра». Оставим его наедине с прекрасной музыкой… Выйдем в фойе!.. Я угощу тебя чашечкой ароматного кофе, который, к слову сказать, в буфете «Большого» варят просто превосходный… Поболтаем!..

Ты знаешь!.. Как-то я смотрел на телеканале «Культура» интервью с одним достаточно известным итальянским композитором. И на вопрос: «Что вы считаете самой большой проблемой в популяризации классической музыки?» он ответил, что Мировую музыку губит МП3* формат…

И это правда!.. Да, мой Друг! Практически каждый музыкальный звук, залетающий в твои драгоценные уши из радиоприёмников, телевизоров и смартфонов, безжалостно сжат до этого формата… Формата, который называют убийцей музыки… Жаль!.. Очень жаль, мой внимательный слушатель, что ушло в историю мягкое ламповое звучание виниловых пластинок и лент катушечных магнитофонов… Человечество ещё не изобрело аппарата, который бы полностью мог передать (до мельчайших нюансов) звучание симфонического оркестра……Люди!.. Идите!.. Идите в театры, филармонии и концертные залы! Ни один механизм не заменит ВАМ атмосферы заполненного зрителями зала…, зрителями, которые, как измученный жаждой путник, с благодарностью поглощают своими, открытыми для понимания прекрасного душами, каждый звук, щедро разбавленный флюидами чувств, эмоций и переживаний живого музыканта. Идите!.. И я обещаю Вам — не пожалеете!.. Даже если ваши места будут находиться на самом верхнем ярусе театра!..

***

Ну что ж, Читатель… Ты допил свой кофе?.. Вернёмся к Владимиру… Оркестр уже доиграл увертюру, и началась непосредственно Опера… Сказать по правде, Опера Владимиру не очень понравилась… Вернее, он был не готов к восприятию подобной манеры пения вокалистов… Ему казалось, что певцы немного портят музыку оркестра… Этому было несколько причин:

Ну, во-первых и оно же, во-вторых, это был утренний спектакль, на который обычно не выставляли «первые» составы…, а ещё не проснувшиеся, «не разогретые» голоса артистов просто по физиологическим причинам не могли выдать всей гаммы возможностей человеческого голосового аппарата (который, несомненно, является достаточно серьёзным и сложным музыкальным инструментом). И, наконец, в-третьих, напоминаю, что Владимир был на опере первый раз в жизни и, что не удивительно, с первого же прослушивания вряд ли мог стать ярым поклонником столь сложного музыкального жанра. И было ещё и в-четвёртых. С рассказа об этом и начиналась эта глава нашей книги… Место!.. Место, с которого ему пришлось наблюдать всё действие… Со своего места он просто физически не мог видеть всю глубину сцены. Декорации, передвижение артистов по сцене, вся драматургия постановки прошли мимо его пытливого взгляда… Лишь изредка, когда кто-либо из героев оперного действия выходил на край сцены для исполнения сольной арии, Владимиру удавалось увидеть того, чей голос сопровождал прекрасную музыку оркестра… И поэтому неудивительно, что ему так и не удалось узнать, как выглядит большинство второстепенных исполнителей, статистов и т.д. Владимир отчасти понимал и мирился с тем, что он несколько невежественен в этом жанре искусства. И поэтому стойко терпел пение артистов и воспринимал воспроизводимые ими звуки, как неизбежное дополнение к волнам прекрасной музыки, которые накатывали на него из оркестровой ямы…

***

Сразу оговорюсь… Пройдут годы, мой Друг. И!.. Опера!.. Её величество ОПЕРА всецело покорит душу нашего героя…

***

….И вот, оркестр взял финальный аккорд! Спектакль окончен… Зрители, после трёхкратного вызова на «Бис» солистов, оставили им заранее приготовленные букеты цветов и неторопливо направились к выходу… Музыканты бережно, словно маленьких детей, уложили свои инструменты в обитые мягким бархатом футляры… На их лицах светилось выражение благодатной усталости… Редко им доставалась хотя бы малая толика тех аплодисментов, которые адресуются дирижёру и артистам на сцене…, а важная, избалованная публика партера и амфитеатра и вовсе не видит этих скромных тружеников оркестровой ямы… Но то Божественное состояние души музыканта после удачно сыгранного концерта!.. То истинное блаженство, которое, как мягкий плед, окутывает его радостным, счастливым теплом творческой удовлетворённости…, не идёт в сравнение ни с какими аплодисментами!..

…Впрочем!.. Сегодня в зале был человек, который аплодировал и кричал «Браво» исключительно ИМ!.. И это был Владимир! Он хлопал так, что его ладошки зудели и потеряли чувствительность… И так орал что «первая скрипка», услышав его, поднял голову, одобрительно улыбнулся и помахал ему смычком!..

…Закрыли занавес… Артисты, громко обсуждая представление, потянулись на традиционный банкет. Музыканты, также побрели в театральный буфет, выпить по чашечке кофе и что-нибудь перекусить… Им «расслабляться» было ещё рано, — впереди была вечерняя премьера…

По залу рассыпалась стайка суетливых уборщиц в белых передниках… Они протирали мягкими ворсистыми тряпочками подлокотники кресел… Собирали, разбросанные повсюду листочки с либретто, билетики с оторванным «контролем» и всякую мелочёвку, оставленную рассеянными зрителями: заколку-невидимку, сбежавшую из каштановых волос шикарной супруги французского дипломата, полосатый носовой платок, выпавший из кармана директора «Елисеевского» гастронома и фантик от шоколадной конфетки, съеденной украдкой дочкой отставного полковника КГБ…

Но на балконе четвёртого яруса всё ещё сидел молодой человек…, он сидел, и, не мигая, безо всякого выражения, смотрел куда-то сквозь театральную люстру… Он пытался переварить увиденное, или вернее, — УСЛЫШАННОЕ… и… боялся пошевелиться… Ему казалось, что если он сделает хоть одно движение, то ярчайшие эмоциональные переживания, которыми его, только что щедро осыпал театральный оркестр, попросту опадут с него…, подобно тому, как от лёгкого дуновения ветерка опадает яблоневый цвет в сквере подле «Большого театра»…

–…А ты что тут делаешь?! И долго ты здесь собираешься сидеть? А ну ка, иди уже домой! — голос уборщицы привёл его в чувство…

Владимир вышел из театра… Присел под яблонями на синюю скамеечку против неработающего фонтана… Вокруг бушевала тёплая Московская весна! А в его голове продолжала звучать прекрасная музыка…. «Бу-туп…, бу-туп…, бу-туп…», — подыгрывало этой музыке его сердце…

Дай свою руку, мой милый Читатель. Мы покидаем яблоневый сквер возле «Большого Театра», покидаем Студента — Владимира и весеннюю Москву конца восьмидесятых годов… Нам с тобой нужно продолжать свой путь по дороге нашего повествования… Не будем мешать нашему герою!.. Сейчас мы ему не нужны!.. Пусть побудет немного наедине со своими чувствами и мыслями!.. Тем более что уже настал вечер, и колонны Большого театра осветила яркая… сказочная… ИЛЛЮМИНАЦИЯ…