Командир пяти кораблей северного флота

Окончил среднюю школу без медали. Учительница биологии поставила мне итоговую четверку по «Основам дарвинизма», за мою патологическую нелюбовь к земледелию, что выражалось в систематических прогулах практических занятий по вскапыванию и прополке грядок на пришкольном участке. Я мало опечалился такому финалу и стал усиленно готовиться к поездке в Ленинград для поступления в Высшее военно-морское училище им. Фрунзе. Подготовка заключалась главным образом в том, что с утра до вечера я пропадал на пляже, прекрасно понимая, что такой возможности, в таком количестве мне уже больше не представится. В отношении поступления в училище я был настолько самоуверен и наивен, что гадал только о том, каким буду в первой десятке по результатам сдачи вступительных экзаменов.

Поехал поступать в училище с двумя школьными товарищами, одного из которых, как ни странно, звали Анатолий Чубайс. До Питера доехали благополучно и, не успев насладиться красотами Великого города, попали в каменные коробки старейшего военно-морского заведения России. Первое, что нас удивило — конкурс пятнадцать человек на место, который, впрочем, уменьшился почти вдвое после медицинской комиссии. Отчислены были и два моих товарища. Мог быть отчислен и я. Артериальное дав — ление от волнения и смены климатических поясов подскочило до 135. Спас меня оказавшийся рядом начальник медсанчасти полковник Куприянов. Узнав, что я из Сочи, он дал команду записать мне давление 120/80, сказав, что таким оно будет уже через два-три дня. И он оказался прав. И сейчас, спустя почти 50 лет, артериальное давление у меня именно такое.

После медкомиссии конкурс стал восемь человек на место, и начались вступительные экзамены. Тогда мы, конечно, не знали, что руководством страны принято решение о значительном сокращении Вооруженных сил и набор в 1955 году был всего 150 человек, по 50 человек на факультет. Принято считать, что сдача экзаменов — это лотерея (без взятки, конечно), но я так не считал и не считаю. Случайность может быть, но она может снизить оценку лишь на один балл, не более. На тему о сдаче вступительных экзаменов в наши ВУЗы можно написать немало опусов и научных, и трагических, и даже комических. Но вопрос в другом — достаточны ли такие экзамены, где экзаменаторы узнают, что на данный момент помнит абитуриент, т.е. выборочно определяют его поле данных по тому или иному предмету. Мне могут возразить: «А задачи, а примеры?». Но это то же самое — объем информации о методах и способах их решения. Если решить их достаточное количество перед экзаменами, что называется «набить руку», то успех тебе обеспечен. Повторяю, о взятках, симпатиях и антипатиях, не говоря уже о шпаргалках, мы здесь не говорим, берем, так сказать, экзамены в чистом виде.

Каждый род деятельности, каждая специальность требует от человека определенных врожденных способностей, это главное, а также определенного уровня информированности для поступления в ВУЗ или занятия трудовой деятельностью, это вторичное. Так вот, на экзаменах в ВУЗе, вступительных или выпускных проверяют выборочно это вторичное, а о главном, задатках на генетическом уровне никто не думает. Представьте себе, что гениальный Сахаров стал бы командиром взвода. Я думаю, что кроме смеха, в лучшем случае улыбок подчиненных и ярости начальни — ков он бы не вызвал. А троечник в ВУЗе Франклин Делано Рузвельт стал выдающимся Президентом Соединенных Штатов, четырежды избравшимся на этот пост.

Казалось бы, совершенно очевидно, что главный экзамен для определения деятельности человека должен заключаться в анализе его врожденных качеств. Но это у нас не делается. Мало того, абсолютное большинство руководителей всех уровней даже не понимают этой необходимости. Они начинают разбираться и анализировать врожденные качества, когда молодой специалист приходит к нему после ВУЗа работать, и успевает в кратчайший срок наломать массу дров. Особенно, и в первую очередь, это касается тех, у кого в подчинении оказываются люди. Возникает вопрос:

«Что же и как делать?».

К счастью изобретать велосипед нам не нужно. Американцы, к примеру, уже много десятилетий назад выработали методику селекции специалистов для своих фирм, начиная со школьной скамьи. Этой селекцией, как правило, занимаются ушедшие в отставку по возрасту топ менеджеры. Они знакомятся с учениками общеобразовательных школ за один — три года до их выпуска и подбирают с помощью учителей необходимых им кандидатов, число которых к выпуску, естественно, уменьшается. Постепенно исключаются те, которые по своим врожденным качествам не подходят к предполагаемой их трудовой деятельности. Бывшие топ менеджеры в течение одного-трех лет изучают своих юных подопечных, уделяют им достаточно много времени, некоторые даже организуют и проводят с ними школьные каникулы. С отобранными таким образом выпускниками заключается контракт, и они обучаются в ВУЗе за счет фирмы. Во время обучения в ВУЗе фирма продолжает их изучение и заключает новый контракт на определенный срок уже для практической работы. Не потому ли управление на всех уровнях, производительность, качество продукции делают фирмы США исключительно конкурентоспособными. Эта длительная, скрупулезная «экзамена — ционная» работа с кадрами с лихвой окупает затраты на нее. У нас в стране в 70-ых годах академиком Л.Колмогоровым была предпринята попытка (по другой методике) селекционировать математически одаренных детей. Но это начинание партийными боссами было разгромлено. По их мнению, все должны быть равны. Вопрос о рас — познавании генетической наклонности юноши к той или иной трудовой деятельности очень сложен и не под силу подавляющему числу родителей и тем более самому юноше. Для этого нужны опытные, одаренные (именно одаренные) специалисты. Примитивные тесты на профпригодность, применяемые во многих ВУЗах, этот вопрос ни в коей мере не решают. Они не в состоянии выявить такие черты характера как его твердость, целеустремленность, трудолюбие, способность к лидерству и так далее и

тому подобное.

Вопрос о том, каким образом необходимо проводить главный экзамен на предмет определения целесообразно ли обучать абитуриента данной специальности пока остается открытым главным образом потому, что его никто не хочет решать. Хотя еще в 60 — 70-х годах прошлого столетия была предпринята попытка: прошедший по конкурсу обычных экзаменов абитуриент на один год направлялся служить на корабли ВМФ и лишь после этого зачислялся на первый курс соответствующего Военно-морского училища. Практически за этот год никто его квалифицированно не изучал, хотя в конце года малоопытный командир группы (батареи) писал на него примитивную характери — стику. А на самом деле главным, было — захочет ли сам абитуриент в дальнейшем учиться.

На практике все оказалось не квалифицированно, примитивно, бессмысленно и вредно, так как количество желающих поступать в военно-морские училища резко сократилось. Так, что и сегодня вопрос отбора абитуриентов по главному качеству остается открытым и не только для военных вузов, но и всех остальных. Выработка относительно дешевой, но эффективной методики в этом вопросе является насущнейшей задачей подбора кадров, которые, как мы знаем, решают все.

Таким образом, на традиционных экзаменах (я имею в виду и современное тестирование) проверяется лишь второстепенное качество абитуриента — его осведомленность в определенных вопросах, сильно искаженная взятками, шпаргалками, симпатиями, антипатиями и так далее. Результат экзаменов в то время еще сильно зависел от спортивного мастерства абитуриента. Если ты перворазрядник, а тем более чемпион среди юношей в масштабе области или большого города в видах спорта, культивировавшиеся в высших военно-морских учебных заведениях, то экзамены для тебя были формальностью, на всех экзаменах тебе ставили пятерки. Не обходилось и без курьезов. Об одном из абитуриентов узнали, что он чемпион Москвы по боксу среди юношей, лишь тогда, когда он сдал все пять экзаменов исключительно на тройки и, набрав 15 баллов, подлежал отчислению, но был зачислен курсантом, хотя проходной балл был 22-23. В 1955-1959 годах он стал в Питере основным конкурентом будущего олимпийского чемпиона и обладателя кубка В.Баркера. Попенченко, который тогда учился в Военно-морском пограничном училище. Зачем нужны были готовые спортсмены? Это было хобби командования училищ. Мы, курсанты, понятия не имели кто среди ВУЗов первый по успеваемости, по научной работе и так далее. Но каждый знал кто лучший в плавании, гимнастике, боксе, борьбе и так далее, кто победитель спартакиады ВУЗов.

О постановке физподготовки в училище надо сказать особо. Наверное, ни в одном учебном заведении страны не уделялось столько внимания физической подготовке (кроме специализированных на спорте ВУЗов, конечно). Я, начавший заниматься плаванием на 2-м курсе в 18 лет, на третьем в 19 стал чемпионом военно-морских учебных заведений баттерфляем (дельфином). Ставший министром обороны Г.К. Жуков довел уровень физподготовки до высших пределов. Судите сами. После побудки мы делали физзарядку и совершали десятикилометровый кросс или марш-бросок. На все это отводился час. Все это ежедневно, кроме воскресенья. Кроме того было два двухчасовых специализированных занятия в неделю, где мы практически осваивали: плавание, гимнастику, бокс, борьбу, штангу, баскетбол, волейбол. В училище был свой бассейн, и это значительно упрощало решение задачи — моряк должен уметь плавать. Причем занимались с нами и тренировали сборные училища известные стране мастера, участники первенств Европы, мира, а тренером по водному поло был вратарь олимпийской команды СССР на играх в Хельсинки, где наши команды впервые приняли участие в Олимпийских играх. Требования к курсантам были очень жесткие — не выполнивших установленные нормативы отчисляли на флот. Причем, невзирая на лица. Помню, от — числяли курсанта 3 курса нашего факультета, сталинского стипендиата. Он уже рассчитался с вещевой службой и ходил с вещмешком. Лишь в последний момент начальник училища дал ему еще один месяц, чтобы он выполнил норматив по плаванию. Курсант чуть ли не переселился в бассейн и норматив все-таки выполнил. Это спортивная эпопея в училище зарядила меня на всю жизнь. В дальнейшем я уже ее без спорта не представлял.

Экзамены я сдал успешно, правда, в первую десятку не попал, оттеснили спортсмены. И к первому августа 1955 года нас привезли в военный лагерь форт Ино на северном берегу Финского залива для прохождения курса молодого бойца. По напряженности и я бы сказал, беспощадности этот курс был замечательным. Нами руководили офицеры и сверхсрочники, прошедшие отечественную войну и знав — шие чему и как нас учить. Стрельбы из карабина Симонова и автомата Калашникова, метание боевых гранат, марш — броски, практическое освоение тактики взвода (в основ — ном на брюхе), гребля и хождение под парусом на ялах и баркасах, ежедневные строевая и физическая подготовка. Многие поначалу не выдерживали, но отступать было некуда и через пару недель большинство стало справляться с нагрузкой. Тогда я понял, что не зря нас в школе заставляли сдавать нормативы на значок ГТО.

Общая физическая подготовка оказалась просто необходимой. Кормили нас хорошо, добротно, но основное чувство, которое почти постоянно владело нами, было чувство голода. Обед или ужин длился у нас максимум 2-3 минуты. За это время мы сметали со столов все до последней крошки. Свободное время проводили у продовольственного ларька, где покупали это продовольствие и тут же съедали. Главными предметами нашего вожделения были булки, коржики, колбаса, конфеты и особенно сгущенное молоко. Сгущенка была для нас не только продуктом, но и предметом для соревнований. Сейчас трудно себе предста — вить, что я мог слопать сразу три банки сгущенки по 410 г. Но в этих соревнованиях я был далеко в хвосте, чемпион съедал восемь банок, причем без всяких последствий. Последствия случились у другого чемпиона, который при установлении рекорда по пожиранию коржиков на девятнадцатом коржике почувствовал себя настолько плохо, что его отвезли в госпиталь, где установили, что у него заворот кишок.

Грамотность и интенсивность нашей подготовки дали себя знать. Мы многому научились, окрепли, научились терпеть, освоили азы воинской дисциплины. В училище мы возвратились к 1 сентября, а 2 сентября приняли присягу и, наконец, наши бескозырки украсили черные ленточки с золотыми буквами и якорями. Мы были счастливы и горды.

Начались учебные будни. Здесь, как и в лагере, абсо — лютное большинство наших начальников и преподавателей прошли жестокую школу войны. Поэтому учебный процесс был достаточно эффективным, носил практический характер. Нашей учебной роте особенно повезло — командиром ее был назначен капитан 3 ранга А.П. Михайловский. До войны моряк торгового флота, со средним образованием, во время войны стал командиром торпедного катера в звене, впоследствии дважды Героя Советского Союза С.О.Шабалина, когда он воевал еще на Балтике. В одной из атак немецкого конвоя катер Михайловского получил прямое попадание снаряда. Экипаж катера считали погибшим и Михайловского представили к званию Героя Советского Союза посмертно. Но спустя некоторое время тяжелораненый Михайловский был найден на песчаном пляже и ему дали лишь орден Ленина, но зато живому. Лишь много времени спустя по-настоящему мы оценили его талант педагога-воспитателя, он им родился. Но уже тогда, видя некоторых командиров-самодуров или неумех в других ротах мы понимали, как нам действительно повезло.

Несколько слов о Александре Осиповиче Шабалине. Он пришел к нам в училище (когда я был на третьем курсе) на должность заместителя начальника нашего минно-торпедного факультета с должности командира бригады торпедных катеров. Мы были потрясены такой несправедливостью. В связи с тем, что за спортивную работу отвечал именно заместитель начальника факультета, а я был фи — зоргом факультета, я постоянно контактировал с ним. Этот фантастически храбрый человек был фантастически скромен, деликатен, обаятелен. Он не обладал жестким характером, необходимым для руководства коллективом, в частности соединением. Так зачем же командованию надо было ставить его на командные должности? Ведь существует масса достойных должностей, где у офицера нет подчиненных. Курсанты его не просто любили — боготворили. Зато командование относилось к нему по-хамски. Один лишь пример. Капитана 1 ранга Шабалина назначают начальником суточного караула от училища на гарнизонную комендатуру и гауптвахту. От училища шли строем до комендатуры. Представляете — впереди строя идет дважды Герой Советского Союза в соответствующей амуниции. На мосту лейтенанта Шмидта случайно этот строй встречает Михайловский. Он решительно разоружает Шабалина, на — девает всю амуницию на себя и ведет строй караула далее по маршруту. Конечно, при этом было сказано немало соответствующих слов в соответствующие адреса.

Курсанты роты были из самых разных семей, разных способностей, разного возраста (от 17 до 23 лет), разных национальностей, вообще были очень разными, но усилиями главным образом командира роты через короткое время мы стали единым, довольно дружным коллективом. Жесткая воинская дисциплина, а она была тогда по настоящему жесткой, первый год ощутимо отражалась на нашей психике, а отсюда и на настроении и поведении. Видимо поэтому у меня к учебе появилась определенная апатия, настоящего старания в учебе не было, по 30-40% предметов получал четверки, а по ОМЛ (основам марксизма-ленинизма) на сессии получил тройку. Это была первая и последняя тройка в жизни, полученная мною на экзаменах, которую впрочем, пришлось впоследствии исправлять для получения красного диплома. В общем, на первом курсе, особенно первого полугодия, настроение, мягко выражаясь, было не очень приподнятым.

Одолевали мальчишеские мысли, ну, например: «Почему командир отделения (курсант 3 курса) разговаривает со мной казенным, официальным языком, делает дурацкие (с моей точки зрения) обидные замечания, хотя он всего на два года старше?». Поначалу угнетало все: необходимость по команде ложиться спать, по команде вставать, по команде следовать в строю в столовую, хотя последнее мы делали с энтузиазмом. Но время делает свое дело. Постепенно мы определились с друзьями, втянулись в учебный процесс, стали привыкать к военной дисциплине.

Офицеры — преподаватели, как я уже упоминал, почти все прошедшие войну, учили нас добротно, с упором на практику, но своеобразно. По окончании обучения мы были готовы практически выполнять обязанности командира группы (батареи)…, при ведении боевых действий,но понятия не имели об организации и методах боевой подготовки, о ее документах и правилах их ведения, о принципах боевой и повседневной организации корабля, не знали даже, что такое, «книга корабельных расписаний» и что «книжка боевой номер», которую нам давали на практике, является выпиской из нее. После выпуска из училища мы не знали, как организовать боевую подготовку подчиненных и что она из себя представляет. И это при том, что ежегодно мы проходили трехмесячную практику на боевых кораблях.

Практика эта была организована плохо. Мы были пред — ставлены самим себе, поскольку для корабельных офицеров были просто обузой. Главное — не ставились конкретные задачи, цели на эту практику, она никак не организовывалась, никак не контролировалась, никаких зачетов, никаких экзаменов. Корабельные офицеры использовали курсантов как оформителей документации (в которую мы не вникали), стенгазет, боевых листков и так далее. Были попытки училищных офицеров принять у нас зачеты по флажному семафору, по клотику (владение азбукой Морзе). Совершенно ненужное, бессмысленное занятие. Единственно полезным делом была штурманская практика, организовавшаяся офицерами кафедры навигации и мореходной астрономии. Но, решая штурманские задачи, ведя неплохо прокладку, по выпуску мы не имели понятия об элементарных вещах, необходимых вахтенному офицеру. Будучи вахтенным офицером на эскадренном миноносце «Сведущий», который стоял на Большом Кронштадтском рейде (лето 1960 г.), я имел приблизительные представления о своих обязанностях. На мостик поднялся командир эсминца А.М.Калинин (будущий командующий Черноморским флотом), в хорошем настроении:

Ну, как дела, Пыков?

Нормально, тов. Командир.

Как контрольные пеленга?

Какие контрольные пеленга?

Настроение командира изменилось на 180 градусов.

Плана якорной стоянки с контрольными пеленгами, с нанесенными на нем опаснейшими старинными подводными рядами на стесненном рейде не было. Я совершенно не понимал, зачем контролировать место корабля, коль он стоит на якоре. Зато определить место корабля по солнцу, по звездам, по береговым ориентирам, по радиопеленгу мог быстро и точно.

За время всех наших корабельных практик и мичман — ской стажировки я так и не узнал (да и не стремился), в чем же заключается работа корабельного офицера.

Огромным и, наверное, главным недостатком нашего обучения являлось полное отсутствие программ по управлению коллективом. Поэтому даже талантливые (как потом выяснилось) выпускники поначалу набивали себе достаточное количество шишек как руководители своих подразделений.

По Райкину выпускнику института, пришедшему на конкретную работу, говорили: «Забудь, чему тебя учили!». Нам же забывать ничего не надо было, мы просто ничего не знали о том, как практически надо работать.

Как обладатель красного диплома я просил меня направить на Северный флот. И меня направили. Но в управлении кадров СФ начались сложности — меня пытались засунуть куда-нибудь подальше от Североморска на малые корабли. Вопрос решился неожиданно. Начальник физподготовки флота, узнав, что я пловец (чемпион ВМУЗ) и ватерполист, в течение пяти минут решил с кадровиками о назначении меня на ЭМ «Сведущий». На корабле я сразу попросил выдать мне зачетные листы: на допуск к управлению подразделением, на допуск к дежурству по кораблю, на допуск к вахте на якоре (корабль стоял на ремонте, поэтому вахта на ходу была не актуальна). Сроки 2-3 месяца. Первые два допуска я получил через три недели, третий — через полтора месяца. При сдаче зачетов меня ожидала масса неприятностей. Флагманским специалистам и другим принимающим зачеты вечно было некогда, а моя настырность их раздражала, и я становился чуть ли не их врагом. Но на официальных мероприятиях (прежде всего на партийных собраниях) меня, ставили в пример и моя нахрапистость, оказывается, их не раздражала, а радовала (по их словам). Принимали зачеты формально, спустя рукава

— лишь бы отделаться от лейтенанта. Никакой ответственности за наши знания и навыки не несли, а отсюда и отношение. Никому и в голову не пришло спросить с флагманского штурмана за то, что я сдавший ему зачет, понятия не имею об элементарных вещах.

Через месяц я уже самостоятельно исполнял обязанности дежурного по кораблю, хотя, если честно, практически готов к этому не был. Но обстоятельства были таковы, что это дежурство несли 4-6 офицеров и оно, было изматываю — щим. Дежурный по кораблю и дежурный по низам имели право отдыхать, меняясь с часа ночи до 5 часов утра, т.е. максимум по два часа за сутки дежурства. Поэтому уже с утра дежурный был крайне вял, а к обеду еле держался на ногах. До дежурства ли ему было! Это я по собственным ощущениям. А я имел преимущества перед другими офицерами — мне был 21 год и был прекрасно подготовлен физически и старательно поддерживал форму.

Печально было то, что такой порядок устанавливал не какой-нибудь командир-самодур, а руководящие документы и в первую очередь «Корабельный устав». Говорят, что уставы написаны кровью. В основном так. Но положение о дежурстве было написано идиотом. Будучи командиром большого противолодочного корабля, крейсера, авианосца я самовольно установил порядок, когда с нуля часов до 5.30 дежурный по кораблю и дежурный по низам отдыхают, а, дежурство несет другой офицер, который затем отдыхает в течение дня по своему усмотрению. Офицер этот назначался не спонтанно, он заранее знал об этом и готовился. А штатный дежурный, нормально выспавшись и отдохнув, бодро нес службу до конца.

Как я уже упоминал ранее, мне пришлось столкнуться со многими вещами, о которых я понятия не имел. И прежде всего организация качественной боевой подготовки. Я впервые увидел журнал боевой подготовки (ЖБП), тетрадь боевой подготовки старшины, впервые узнал, что такое тренировки по специальности, тренировки на боевых постах, одиночные, частные и прочие боевые учения.

Я не знал, как написать рапорт, как составить разнообразные отчеты и так далее не знал, что делать с подчинен — ными, когда они что-то нарушают, или наоборот отличаются в лучшую сторону. Конечно, я знал, что в первом случае надо наказывать, а во втором поощрять. Но как? Как вести себя с подчиненными (ласково, грозно), как конкретно с каждым? И эта, казалось бы, нехитрая наука оказалась самой сложной, самой трудно усвояемой. И учила этой науке сама жизнь, других толковых учителей, к сожалению не было.

Большим достоинством военной службы является то,что офицер проходит все ступени службы (или почти все) снизу до верха. Поэтому, он лично на каждой ступени испытывает соответствующие ощущения, то есть набирается практического опыта, который в управленческой деятель — ности незаменим.

Один пример. Зима, ночь, Кильдинский плёс, ветер 12м/сек. ЭМ «Сведущий» пытается подойти и ошвартоваться к наливному танкеру «Волхов» и заправиться мазутом и водой. Командир трижды пытался выполнить этот маневр. А я, командир швартовной команды, легкомыс — ленно плохо одевшись и особенно обувшись, стоя на промерзшей стальной палубе медленно замерзал. Я-то рассчитывал, маневр займет не более 15 минут. Замерзал снизу вверх. Дошло до того, что перестал чувствовать ноги, чуть ли не до колена.

В дальнейшей своей службе, когда стал определенным начальником, я болезненно относился к плохо обутым и одетым вахтенным, караульным и так далее и особой жесткостью к их начальникам. А по поводу швартовки я сказал себе — когда буду командиром корабля (в этом я не сомневался) владеть кораблем, в том числе швартоваться, буду в совершенстве.

Будучи командиром крейсера «Мурманск», я систематически швартовал его к причалу №7 Североморска и никогда не пользовался буксирами. Ни до меня, ни после никто этого не делал. Командуя авианосцем «Киев», к танкерам или кораблю комплексного снабжения для принятия жид — ких и твердых грузов траверзным способом подходил только самым полным ходом при траверсном расстоянии не более 50 метров. Для установки 2-3-х «дорог» требовалось не более 15 минут.

Вообще экипажу очень нравится, когда его корабль отличается от остальных в лучшую сторону, но особенно когда это касается маневров корабля, в том числе швартовки, отхода от причала, постановки на бочку и так далее.

Большой противолодочный корабль «Смышленный»