Техническое бюро 2.0. «Замороженная» история

Феликс протянул руку, и директор принял ее как гоголевский Акакий Акакиевич — за два пальчика. На его лице с толстыми, словно у карася губами, расплылась подобострастная улыбка. От нее Бабочкину стало не по себе.

— Ну, как дела? — развязно спросил Феликс, видя явный испуг Беспалова. Его имя, отчество и фамилию он прочитал на двери при входе в кабинет.

Директор лишь противно хихикнул в ответ, указал на широкое кресло, в которое Бабочкин тут же уселся. Закурил сигариллу с золотистым ободком.

— Наша фирма предлагает вам 100 миллионов, — продолжил Бабочкин. — Вы согласны?

— Как можно отказаться. — Директор налил себе в стакан Нарзана, залпом выпил. По его лбу побежала струйка пота.

— А что с производительностью на вашем предприятии? — спросил Феликс, внутреннее поморщившись оттого, что Беспалов не предложил ему Нарзана.

— Производительностью? — искренне удивился Никита Борисович. — Ну.…Как и прежде — три консервационные капсулы.

Феликс заморгал: что это еще за капсулы и почему их всего три? Но виду не подал:

— Они по-прежнему в строю?

— Да, в строю, но есть один нюанс.

— Какой еще нюанс?

— Пойдемте, я покажу.

Шли по длинному коридору с двумя постами охраны из трех секьюрити, пока не уперлись в широкую дверь с несколькими сенсорными замками. Директор к одному приложил карточку, к другому большой палец. Дверь, мигнув зелеными и красными огоньками, отъехала в сторону. Впереди была еще одна такая же дверь, но к ней не пошли, свернули за угол, оказались в комнате, наполненной белым паром или дымом. Это оказалась стерильная раздевалка. Вежливый распорядитель преклонного возраста по фамилии Рубчик выдал прозрачные полипропиленовые комбинезоны, маски, бахилы. Владиславу пришлось с трудом надевать защитный костюм на свой клоунский наряд, фуражку, конечно, пришлось оставить.

Наконец, вошли во вторую дверь и оказались в объемном, с высокими потолками зале, разбитом на три ячейки. В нем было холодно, по каменному полу стелился сизый туман.

— В первом отсеке бывший депутат Госдумы Павел Николаевич Грузный, — сказал Беспалов. — Его ввели в анабиоз через двое суток после остановки сердца, так что шансы когда-нибудь его воскресить минимальный, ДНК уже поплыли. Семья платит хорошие деньги, а нам всё равно. Мы честно поддерживаем нужную температуру объекта с помощью жидкого азота и аргона. Во второй криокамере бывший телеведущий Купец Леонид Абрамович.

— Так это у вас криофирма?! — Феликс был искренне удивлен. Уж никак он не предполагал, что конторе Достоевского понадобится подобная организация. Хотя, простые смертные не замораживают себя, только богатые, причем ни они, ни их родственники, как сказал Беспалов, не жалеют средств.

Феликс читал, что крионика или криоконсервация довольно популярна среди миллионеров в мире. И это вовсе не лженаука. Недавно нашим ученым удалось «пробудить» и оживить какого-то червя, который находился в криобиозе целых 46 тысяч лет. Значит, у живых существ есть механизм защиты от разрушения клеток во время заморозки и сохранения их при размораживании. Ткань, выходит, в анабиозе сохраняется почти вечно. Почему бы эту методику не перенести на людей и не попробовать размораживать, скажем, обезьян, уже сейчас. Об этом он сказал директору. Тот самодовольно улыбнулся:

— Именно над этим мы и работаем. Работали. Теперь крионикой будет руководить ваше Техническое бюро. Правда, есть нюанс, — повторил Беспалов.

Он приоткрыл полупрозрачную шторку третьего отсека. Внутри находилась капсула, похожая на медицинскую барокамеру, к которой подходили многочисленные трубки и провода. Капсула была пуста.

— Здесь находился вор в законе по кличке Дунай. Фамилия его — Дунайский, имя Афанас Богданович. Красивую фамилию сам себе присвоил, воры любят звучные псевдонимы, а по паспорту Муциль, молдаванин.

— И где же он?

Директор пожал плечами:

— Пропал сегодня ночью.

— Как это пропал? Он что, сам разморозился, встал и ушел?

— Нет, конечно.

Как ни странно связь в криобункере была. Набрал Достоевского, на этот раз Главный ответил сразу. Феликс сказал ему, что директор согласен на 100 миллионов, но есть нюанс (он повторил выражение Беспалова), из одной криокамеры исчез находившийся в анабиозе вор в законе по кличке Дунай.

— Как пропал? — удивился Федор Михайлович.

— Директор не знает.

— Оставайтесь там пока не выясните, — сказал Главный и отключился.

Ничего себе, «пока не выясните».

Через некоторое время в кабинете директора были собраны все сотрудники, дежурившие ночью на криоферме, в том числе охранники и распорядитель стерильной раздевалки. Всего 10 человек. Но никто из них не видел, чтобы Дунай каким-то образом выходил из криокамеры.

— Это просто невозможно, — говорила полная медсестра, следившая за подачей в криокамеру пациентов смеси азота и аргона. Её коллега сидела, опустив глаза, с налитым от напряжения румянцем на лице. — Капсулу невозможно открыть изнутри, а когда она открывается извне, раздаются характерные звуки сигнализации. Да и не мог Дунайский пройти незамеченным по коридору.

«Не мог», — хором подтвердили охранники.

Феликс поправил бабочку на воротничке, который с непривычки натер ему шею.

— Так не бывает, господа, — сказал он. — Кусок льда вообще не мог уйти на своих двоих, его явно похитили. Значит, кто-то из вас причастен к его похищению. Повторяю, похищению. С каждым буду беседовать отдельно. Владислав, обеспечьте, пожалуйста, доставку сотрудников «Радуги» ко мне на виллу. Там удобнее разговаривать. Да, и директора не забудьте. Вам, господин Беспалов, личное приглашение.

— Не забуду, Феликс Николаевич, — пообещал помощник.

— Конечно, не мог Дунай сам уйти, он бессердечный, — сказала полная медсестра, представившаяся Лидой.

— Какой?

— У него ведь сердца нет. Его пулей в клочья разнесло. Такого и привезли.

Вторая медсестра долго мялась, потом сказала:

— А я однажды видела, как он мне подмигнул. У меня от страха даже молоко пропало.

— Не ври Танька, — перебила её Лида. — Молоко у тебя пропало, потому что ты дура.

— Не ссорьтесь девушки. — Феликс пригладил свои пластмассовые волосы, поправил бабочку. — Значит, подмигнул, замечательно. — Да, Никита Борисович, а где ваши инженеры, врачи, профессора, наконец? Не медсестры же поддерживают в рабочем состоянии криоферму.

— Инженеры располагаются в другом отсеке, мы их вызываем по мере необходимости, — ответил Беспалов. — Вчера они, кстати, отпросились по семейным делам.

— Все?

— Их двое, Дужкин и Стёжкин. Одному нужно было тёщу встречать в Домодедово, у другого жена заболела, возможно, ковидом. У нас здесь прекрасная лаборатория, где трудятся наши врачи и ученые. Они и составляют научную основу «Радуги».

— А почему, собственно, «Радуга»? — Феликса с первых минут на криоферме мучил этот вопрос.

— При Союзе здесь была швейная фабрика «Радуга». Она развалилась, на её базе создали хладокомбинат для хранения импортного мяса, название сохранилось. Потом вот создали криоферму. Название опять же менять не стали.

— Вы, я так понимаю, были директором и швейной фабрики, и хладокомбината.

— У меня был друг и компаньон Виталик Миронос, но он умер.

— Что же вы его не заморозили?

На это директор ничего не ответил.