Мэйделе

«Здравствуй, милая Мамочка! Я доехала хорошо, встретила в поезде Аркашу Нудельмана, представляешь? Документы у меня приняли, и завтра уже первый экзамен, но я совсем не волнуюсь, хотя экзамены у меня сразу за первый курс. Всю ночь мне снилась ты, наш дом… Как там Йося? И Папа? Не плачь, Мама, время пройдёт быстро, и я снова обниму тебя, почувствую тепло твоих рук. Про Ривку пока ничего не знаю…» — слёзы оставляли следы на бумаге, а перо выписывало слова древними буквами.

Если бы не Аркаша, Мэйделе растерялась бы, но юноша был спокойным и уверенным. Сразу же поместив вещи в вокзальную камеру хранения, он обратился к дружелюбному милиционеру с вопросом, как проехать в мединститут. Сотрудник органов улыбнулся девушке с разноцветными, но очень красивыми глазами, конечно же, подсказав. Сюрпризом стало то, что мединститут в Москве был не один, но Аркаша будто бы точно знал, куда нужно Гите, и она… доверилась ему.

— Сейчас мы поедем на метро, а потом совсем недалеко будет, — пояснил юноша, придерживая Мэйделе за локоток.

— Хорошо, — кивнула девушка. — Как скажешь.

Спустившись в метро, девушка оглядывалась с интересом: вокруг было очень красиво, поезд удивил девушку, а проплывавшие за окном станции — поразили. Выглядевшие почти дворцами, они просто завораживали Гиту, заставляя улыбаться от её чистой детской радости Аркашу. Залюбовавшись Мэйделе, юноша чуть не пропустил нужную станцию, но быстро сориентировался, выскочив из поезда.

Девушка, увидев место, где предстояло учиться, замерла — красивое здание поражало воображение. Оно было будто бы круглым, от него веяло чем-то очень необычным, как будто бы на Гиту взглянула сама Гигиея.⁷⁹ Привычно зашептав молитву, Мэйделе под понимающим взглядом Аркаши медленно двинулась к этому строению. Внутри юноша извинился перед девушкой, сообщив, что всё разузнает и вернётся, но стоило ему уйти, как на Гиту обратил внимание пожилой мужчина с белой бородкой и очень умными глазами, одетый, как и многие здесь, в серый однотонный костюм.

— Документы? Очень хорошо, — произнёс этот человек, едва лишь девушка поздоровалась, подавшись в сторону. — Откуда вы?

— Из Одессы… — робко проговорила Гита, взглянув на мужчину, совсем не похожего на еврея, отчего девушка почувствовала необъяснимую робость.

— Вот как… — задумчиво проговорил встреченный в коридоре мужчина. — Давайте документы и следуйте за мной, — продолжил он свою речь, куда-то разворачиваясь.

— Хорошо, — кивнула Гита, пристраиваясь за незнакомцем. Ей было немного страшно, к тому же она боялась, что Аркаша обидится, но противоречить этому мужчине просто не посмела. Они прошли по коридору, куда-то поднялись, завернули в другой коридор, а мужчина просматривал документы.

— Ого! — воскликнул он. — Даже клиническая практика? Очень хорошо!

У двери, к которой подошел пожилой мужчина, обнаружился удивлённо посмотревший на Мэйделе Аркаша. Но она только кивнула на своего провожатого и сделала жалобное лицо, отчего Нудельман просто улыбнулся. Войдя в большую комнату, девушка внезапно узнала, что её привел сам Сергей Иванович Спасокукоцкий!⁸⁰ Поэтому, видимо, документы приняли просто молниеносно, сразу же выдав направление в общежитие.

— Стоп, — произнес Сергей Иванович, когда Гите хотели выдать расписание экзаменов. — Не эту бумажку.

— А какую, товарищ Спасокукоцкий? — удивился молодой мужчина, регистрировавший абитуриентов.

— У неё клиническая практика, отзывы из больницы, — терпеливо объяснил пожилой мужчина. — За первый курс давай, думаю, легко сдаст и не разочарует, надеюсь, своего учителя.

— Ого… — удивился его собеседник, выдав просимое, после чего объяснил, когда и куда приходить. Девушка, в свою очередь, обещала не подвести.

Выйдя из комнаты, Гита некоторое время не могла прийти в себя, ошарашенно оглядываясь. Нудельман нырнул в комнату, из которой девушка вышла, чтобы появиться снова через буквально несколько минут. Он, улыбаясь, подошел к Гите и предложил отправляться на вокзал.

— А зачем? — не поняла все ещё пребывавшая в некотором удивлении девушка.

— Вещи забрать, Мэйделе, — спокойно объяснил Аркаша. — А потом поедем в общежитие, хорошо?

— Спасибо, Аркаша! — искренне ответила ему Гита. — Без тебя я бы пропала, наверное.

— Ты бы точно не пропала, — погладил её по плечу юноша. — Ведь ты наша Мэйделе.

От этих слов стало как-то очень тепло на душе девушки. Отправившись на вокзал, с помощью Аркаши она забрала вещи, чтобы потом вернуться в общежитие, куда юношу не пустили. Поэтому, договорившись встретиться через два часа, Аркаша распростился с отправившейся к какому-то «коменданту» Мэйделе. Этим словом называлась строгая женщина, будто просветившая Гиту взглядом насквозь, но не напугавшая девушку, потому что казалась какой-то искренней. Мэйделе ей просто улыбнулась, и комендант сразу же подобрела.

— Комната у тебя будет номер тридцать четыре. — Эта новость заставила девушку заулыбаться, ибо число было счастливым. — Значит, четвёртая на третьем этаже, — продолжила женщина. — У нас реорганизация, потому соседка у тебя будет одна. Ты на первый курс?

— На второй, похоже, — смутилась Мэйделе. — Мне сам товарищ Спасокукоцкий сказал сдавать за первый сразу…

— Хирургия, значит, — кивнула комендант. — Что же, поздравлю для начала, а посочувствовать будет кому. Мальчиков не водить, поздно не приходить, понятно?

— Понятно, — кивнула Мэйделе, внутренне вздохнув. Требования были естественными.

Комната оказалась комфортной — стол, два стула, два шкафа, две кровати, одна из которых пока пустовала, давая возможность Мэйделе выбрать. Рванувшись поначалу к окну, девушка передумала и разместилась поближе к двери. Разобрав вещи и написав письмо Мамочке, Мэйделе вскоре уже была готова встретиться с Аркашей, спросив перед этим у сидевшей на страже внизу женщины, где находится почта. Поначалу суровая, та увидела, как прижимает девушка к груди конверт, и отчего-то подобрела.

— Мэйделе! — окликнул Гиту Аркаша. — Подожди!

— Ой, привет! — заулыбалась девушка. — Мне нужно на почту, письмо Маме отправить.

— Конечно, — кивнул юноша, показывая направление. Гита согласно кивнула, и молодые люди отправились в сторону почты.

— Надо же… — женщина-вахтёр грустно улыбнулась, услышав, какие эмоции эта девочка вложила в слово «мама». Сколько женщина перевидала таких, оторванных от дома и родных, — не счесть, и всё же именно эта чем-то отличалась от всех… Что-то было в ней необычное, да и называл её этот парень «девочкой», произнося слово как имя. И Зоя Самуиловна улыбнулась, пожелав мысленно удачи.

Экзамены за первый курс начинались раньше, чем приёмные, но раньше и заканчивались, поэтому уже на следующий день с трудом державшая себя в руках девушка шагнула перед очи доктора наук, которого мгновенно узнала, сразу же как-то очень радостно улыбнувшись. Яков Львович тоже узнал разноглазую любопытную девочку, улыбнувшись в ответ. Несмотря на это, профессор Рапопорт гонял Мэйделе по всей анатомии, физиологии, спланхнологии…

— Назовите кости черепа… Какие мышцы соединяют… Какова форма и расположение печени… — вопросы сыпались вразбивку, Гита уже давно потеряла счет времени, а находившиеся в той же аудитории студенты смотрели на Мэйделе с жалостью и с ужасом — на профессора. — Ну что же… — наконец сказал знаменитый врач. — Отлично! Вот так и нужно ориентироваться! Умница, Мэйделе!

— Спасибо! — счастливо улыбнулась девушка ещё и оттого, что профессор запомнил, как её называли.

На других экзаменах было где посложнее, где попроще, но, успокаивая себя разговором с Ним, Мэйделе сдавала один за другим. Правда, приходила в общежитие выжатая как лимон. Нудельман, узнав, какие именно экзамены сдаёт девушка, старался её поддержать, приободрить, накормить, потому что Гита временами забывала и поесть, но вот минула сессия, теперь нужно было подождать решения пару дней… Тут приехала припозднившаяся соседка.

Машенька была именно Машенькой — в простом сарафане, платке, она приехала из недалёкой деревни. Худенькая девушка была робкой, даже поначалу испугалась Мэйделе, но Гита всё отлично поняла и принялась помогать Машеньке с документами, с размещением, отчего комендант улыбалась.

— У меня нет никого, — объяснила Машенька. — Родители от тифа померли, а меня тётка воспитала. Она хорошая, но нас у неё семеро…

— Ничего, вот увидишь, всё будет хорошо, — улыбнулась ей Мэйделе.

— А почему тебя тот парень так называет? — поинтересовалась Машенька. — Ведь тебя совсем иначе зовут.

— Меня все так называют, — немного смутилась Гита. — Это «девочка» на языке идиш.

«Здравствуй, милая Мамочка! Ты не поверишь, что со мной случилось! Я сдавала экзамены, очень страшно было на русском сочинении, но всё прошло хорошо. А потом внезапно оказалось, что меня берут аж сразу на второй курс, ты представляешь? Я так счастлива, ведь это значит, что мы сможем поскорее встретиться… Я быстрее закончу учёбу и никогда никуда больше от тебя не уеду. Я так скучаю по всем… Ривка написала, что у неё все хорошо, я так рада! Мама, Мамочка, я скоро приеду, ненадолго, но я успею!» — слёз было поменьше, ведь девушка теперь была счастлива.

Получив документы и встав на учёт в комсомольском комитете, она отправилась на вокзал — до начала занятий Гита вполне успевала вернуться домой и приехать обратно, спасибо профессору, назначившему ей экзамены первого курса. Как оказалось, такая практика чем-то особенным не была, что девушку очень порадовало. Аркаша ещё сдавал экзамены, жалея, что не может отправиться с Мэйделе, но и он вполне успевал, что сулило совместное возвращение в Москву.

Поезд свистнул, неся уже студентку, ударными темпами сдавшую экзамены, домой, чтобы ещё хоть немного побыть с Мамой. А вот Ривка не успевала, отчего очень завидовала сестре, но по-доброму. Циля гордилась младшей дочерью, радуясь её победе, ведь это была и победа Мамы. Сидя в купе поезда, Мэйделе предвкушала встречу с Мамой. Она очень-очень уже соскучилась…

Дорога минула как-то неожиданно быстро, и вот уже спустя совсем немного времени девушка смогла обнять свою самую-самую любимую на свете Мамочку. По дороге с вокзала Мэйделе ничего не говорила, только прижималась к женщине, прикрыв глаза, и Циля гладила свою младшую дочку, которой очень гордилась. Ведь Мэйделе поступила сразу на второй курс!

Ещё сдавал экзамены Йося, радуясь сестре, но девушка старалась просто не отходить от Мамы. Как будто хотела накопить ласку впрок, ведь впереди были целых три месяца без Мамы. Мэйделе старалась не думать об этом, а Циля, слушая рассказы о профессорах, понимала, что всё сделала правильно. Как бы больно ни было — она сделала правильно. Доченька выучится у очень хороших учителей и вернётся, став большим человеком.

Когда зашёл приехавший Аркаша, Гита поняла, что уже совсем скоро уезжать, отчего девушке всё чаще плакалось. Всё чаще Мама обнимала и гладила своё дитя. Именно в эти дни Циля больше всего жалела о решении послать ребёнка в Москву, но держалась — женщина очень хорошо понимала, что такое «надо». Вот Гита совсем не хотела расставаться с Мамочкой. Не так печалила разлука с Одессой, как с родной Мамой.

— Мама, Мамочка! — снова, как много недель назад, кричала со ступенек вагона Гита. — Я буду писать! Береги себя, Мамочка! И Папу с Йосей! Мама…

Циля плакала, глядя вослед поезду, плакала и Гита в вагоне. Аркаша никак не мог успокоить девушку, уже не зная, что делать, когда ту обняла совсем незнакомая женщина, видевшая прощание этой «мэйделе» со своей Мамой. Плачущую Гиту обнимала женщина, представившаяся тетей Идой, успокаивая ребёнка, оторванного от самого дорогого человека на свете. А потом Мэйделе уснула, чтобы проснуться с молитвой на губах. С молитвой на губах вступала в новую жизнь а идише мэйделе.⁸¹