Моя фамилия – Ли

Я вижу черноглазую и черноволосую девочку лет девяти — подняв голову, она смотрит на такую же черноглазую и черноволосую женщину. У обеих тёмные, загорелые лица с широкими скулами и носами. Девочка немного чумазая и растрёпанная — тоненькая прядь тёмных волос выбилась из косы, а женщина аккуратно причёсана, её волосы тоже заплетены и забраны в низкий пучок на шее.

— Мы тоже уедем, омма? — звонко спрашивает девочка.

— Да, Аня, мы тоже уедем, — отвечает женщина красивым грудным голосом.

Я вдруг замечаю, что они говорят по-корейски, но я их понимаю — будто смотрю фильм с субтитрами. И только некоторые знакомые слова улавливает моё ухо и оставляет без перевода. Например, я знаю, что «омма» означает на корейском «мама» и отчего-то слышу именно корейский вариант.

— Извините, — вежливо говорю я. — Вы не подскажете, где мы?

Но женщина и девочка не обращают на меня внимания.

Мы стоим на холме или невысокой горе — из тех, что у нас в Сибири называют сопками. Мать и дочь обе одеты в национальную одежду — на них блузки чжогори и юбки чхима из какой-то грубой ткани, когда-то белой, но после многочисленных стирок ставшей сероватой. На холме под невысокой раскидистой сосенкой стоят на некотором отдалении друг от друга большие камни, а рядом с ними, прямо на траве — мисочки из сушёной тыквы-горлянки. Одни наполнены какой-то мутноватой жидкостью, другие рыбой, третьи варёным рисом — паби, в четвёртых лежит что-то похожее на морскую капусту. «Как на кладбище», — думаю я за секунду до того, как понимаю: это и есть кладбище. Корейское кладбище на вершине холма, как в старину. Я замечаю, что юбки женщины и девочки запачканы ниже колен — видимо, они уже совершили поклоны своим предкам, похороненным здесь. Да, точно. Мать берёт дочку за руку, и они потихоньку начинают спускаться с холма.

— Подождите меня! — кричу я им.

Мне страшно оставаться на кладбище одной, хотя здесь вполне мирно и даже уютно. Солнце пригревает, птицы поют, покачиваются на ветру белые хризантемы — тишина и благодать. Но я не хочу здесь оставаться одна и бегу за Аней и её мамой. Я бегу, бегу со всех ног, но, как это часто бывает во сне, не могу сдвинуться с места. Мать и дочь уходят всё дальше и дальше и наконец совсем скрываются из виду. Я спотыкаюсь, падаю — и кубарем скатываюсь с холма. Это совсем не больно, но почему-то очень страшно. И всё время, что я качусь вниз, я слышу эхо их голосов: «Мы тоже уедем? — Мы тоже уедем. — Уедем?.. Уедем…»

Вдруг я оказываюсь в каком-то доме. За низким столиком обедает, сидя на полу, корейская семья: уже знакомые мне Аня с матерью, мужчина с добрым усталым лицом, девчушка лет шести и совсем маленький мальчик двух-трёх лет. Они едят кукси¹ — вкусную корейскую лапшу с мясом, яичными блинчиками и огурцами.

— Аппа², скажите, почему все уезжают? — не унимается Аня.

Я вначале удивляюсь, что она говорит своему отцу «вы», но потом вспоминаю: папа ведь рассказывал, что у корейцев раньше так было принято — из уважения к родителям говорить с ними на «вы».

— Потому, дочка, что Сталин так приказал, — фамилию вождя он выговаривает очень забавно: «Сыталины», но мне почему-то совсем не смешно от этого.

— А почему он так приказал, аппа? Нам же хорошо здесь и мы никому не мешаем.

— Потому, Аня, — отвечает отец, — что боится, как бы мы не стали помогать японцам, когда они придут сюда с войной.

— Помогать японцам?! Да ведь наш абай³ с ними сражался, когда был партизаном в Корее! И другие дедушки тоже — дедушка Ким Мёнхо, дедушка Пак Пёнсу, дедушка Кан Юир…

— Знаю, знаю, дочка, — кивает отец. — Но всё не так просто. Как же объяснить тебе? Трудно это всё, а ты у меня ещё маленькая.

— И никакая я не маленькая, аппа! Вы объясните — и я пойму. Кто ещё мне объяснит? Вы же учитель! Как наш абай может помогать японцам? Ведь он же сражался с ними! Потом, я знаю, их отряд был разбит, а сам он ранен. А японцы всё-таки захватили Корею, и абаю с семьёй пришлось бежать. Он столько раз об этом рассказывал!

— Правильно, так и было. И я родился уже здесь, в России. А твоя омма? Ещё в прошлом веке, семьдесят лет назад, — отец поднимает вверх указательный палец, — её абай и амя⁴, твои прадедушка и прабабушка, пришли на эту землю, когда китайский император передал её русскому царю. Они приняли православие, выучили язык, дали своим детям русские имена и стали выращивать здесь рис, овощи, скот. И не только для себя, дочка! Русским военным, казакам тоже надо было что-то есть, а крестьян здесь было мало, и земля не такая, как они привыкли, у них урожаи плохие тогда были. Корейцы им тогда подсказывали, что да как, научили многому.

— Наш народ всегда был трудолюбивым и работящим, — тихо говорит Анина мама. — Когда в Корее было очень голодно, мои бабушка с дедушкой пришли сюда в поисках лучшей жизни для своих детей. Эта земля всех нас приютила, дала кров и пищу. Мы любим её. Теперь здесь наша родина.

Конец ознакомительного фрагмента.