Зазеркалье шаманов. 8 сильнейших ритуалов скандинавских магов

Я всегда стараюсь держать в холодильнике десяток-другой свежих яиц. При моей профессии без этого не обойтись.

Ко мне на прием записалась некая женщина средних лет. По вполне понятным причинам имени ее здесь я привести не могу. Впечатление она производила зловещее. Она была высока, худа, с длинной и тонкой шеей, худыми руками и узкими ладонями, затянутыми в черные перчатки, поверх которых блестело несколько старых, будто бы выцветших перстней. Лицо скрывала черная вуаль, видны были только узкие скулы. Я обратила внимание на ее пальцы — они были настолько длинными, что возникало впечатление, будто бы в каждом из них присутствует одна лишняя фаланга. Не пальцы — а настоящие паучьи лапки. Не женщина — а черная вдова. Впрочем, едва только она переступила порог, как я ощутила ее ауру — ауру обычно спокойного, рассудительного человека, с добрым сердцем и мирным характером. Вот только сейчас аура ее была буквально изуродована нахлынувшим на нее ужасом. Ужасом, которого она никогда прежде не испытывала.

Одного взгляда на ее худые дрожащие руки, на ее острые плечи, вздрагивающие при малейшем скрипе или шорохе, на ее неуверенную походку, одного взгляда на ее призрачный, затянутый в черное силуэт было достаточно, чтобы понять, что женщина находится на грани помешательства.

— Я… — начала было женщина, но не договорила.

Я сразу же запомнила ее голос. Несмотря на то что он дрожал, это был очень красивый голос, голос по-настоящему доброго человека. Я даже попыталась представить себе ее смех (роскошь, о которой женщина, судя по всему, позабыла) — звонкий и жизнерадостный, как в старых советских фильмах.

Я усадила ее в мягкое кресло, сама, как и всегда, села напротив.

— Так что у вас за проблема? — спросила я.

По телефону ее было очень сложно понять. Женщина находилась в истерике, бормотала что-то о каких-то пятнах, сыпи и надписях, покрывших все ее тело, о том, что ее кожа горит, что она не может уснуть и что скоро умрет.

— Я… сейчас… секунду…

Судорожными движениями она принялась один за другим стягивать с пальцев перстни. С глухим тревожным стуком она клала их на стол рядом с чашкой. В ее движениях мне почудилось глубокое отвращение и брезгливость, как будто она держала в руках не предметы украшения, а личинок насекомых. Все так же судорожно женщина сняла перчатки — сначала левую, затем правую. Затем осторожно приподняла черную кружевную вуаль, развязала черный шелковый шарф, скрывавший ее шею, и опустила строгий высокий воротник с острыми углами, чтобы я смогла лучше разглядеть кошмарные уродливые шрамы, проступившие у нее на коже. Я едва сдержала себя, чтобы не поморщиться — настолько ужасная картина предстала моим глазам. Мне казалось, что за долгие годы практики я научилась держать себя в руках, но произошедшее с женщиной вряд ли смогло бы оставить кого-нибудь равнодушным. Моя правая рука автоматически стала подниматься ко рту, но я все же удержала себя от этого слабовольного жеста. Лицо, шея и руки женщины были изборождены глубокими пересекающимися шрамами, рубцами и похожими на синяки пятнами неприятного темно-лилового цвета. Женщина напоминала прокаженную, обезображенное тело которой вот-вот начнет гнить и разлагаться. Некоторые шрамы складывались в буквы, которые, в свою очередь, образовывали слова — самую отчаянную ругань. ШЛЮХА, СУКА, МРАЗЬ, а то и похлеще.

Каждое из этих слов повторялось как минимум трижды — ругательства накладывались друг на друга, на некоторых участках кожи буквы и вовсе были выпуклыми. Но ужаснее всего было лицо женщины. Худое и измученное, сведенное гримасой отчаяния, оно было покрыто сочащимися гноем язвочками, поверх которых был на скорую руку нанесен защитный дезинфицирующий крем. А на высоком с едва проступившими морщинами лбу, подобно безобразной звезде, красовалась выпуклая сине-лиловая свастика, словно бы оттягивающая кожу изнутри. И с этого некогда красивого, умного и доброго лица на меня смотрели два темных, блестящих от слез глаза. Я могла только гадать, каких усилий стоило женщине прийти ко мне на прием и показать мне свое изуродованное тело.

Женщина сидела напротив меня и молча плакала. Две тонкие струйки слез катились по ее худым, покрытым сыпью щекам. Я могла лишь еще раз удивиться ее стойкости — ведь на ее месте рыдали бы даже мужчины. Да что там рыдали! Скорее всего, позабыв о всякой гордости, умоляли меня помочь им — и не исключено, что на коленях (мужчины вообще часто любят вставать на колени, очевидно полагая, что этот в сущности бесполезный жест может чем-то помочь им).

— Как давно у вас эти… раны?

Женщине потребовалось какое-то — и весьма продолжительное — время, чтобы найти в себе силы ответить.

— Несколько… несколько недель… Поначалу я не обратила на это внимания… Это были мелкие незначительные точечки… Сначала… сыпь появилась… появилась на руках, и я подумала, что это просто обычное раздражение… Тем более что у меня очень чувствительная кожа, и раздражение может начаться из-за чего угодно — из-за слишком холодной или из-за слишком горячей воды, из-за того или иного материала, из-за укуса комара, из-за… из-за чего угодно… Потом, — она ненадолго замолчала, тяжело дыша и глотая ртом воздух, — потом сыпь стала… распространяться. Перекинулась на спину, на грудь, на шею, на ноги… Вот тогда я впервые ис… испугалась. Сильно испугалась. Я обратилась к врачу, но он сказал, что волноваться не стоит, что это просто аллергическая реакция. Посоветовал мне есть как можно меньше сладкого, — женщина всхлипнула. — Как можно меньше сладкого — нелепость какая-то… На какое-то время я успокоилась, а потом… потом… сыпь превратилась в эти багровые пятна, появились шрамы, рубцы и… и… — Она так и не смогла произнести слова, только осторожно коснулась рукой своего лба.

Не желая больше смущать меня своим внешним видом, она подняла руку, чтобы опустить вуаль, но я остановила ее и помотала головой.

— Вы знаете, что со мной? — спросила женщина.

Все это время она, должно быть, пристально наблюдала за каждым моим движением, и мое молчание подействовало на нее угнетающе.

— Порча, — ответила я. — Притом довольно сильная.

— Ч-что?..

— Вы, главное, не волнуйтесь, — сказала я.

— Вы… вы сможете мне помочь?

— Конечно, — я улыбнулась.

Женщина сидела напротив меня и тяжело, взволнованно дышала.

— Снять порчу — для меня не проблема, — продолжила я. — Но это только полдела.

— А что… что…

— Понимаете, — сказала я, — порча не возникает сама собой. Это дело рук человеческих. То есть кто-то ее на вас наложил. Скорее всего — и я в этом не сомневаюсь — это сделал кто-то, с кем вы хорошо знакомы. Может быть, очень близкий человек — родственник или подруга.

— Но этого… этого не может быть… Зачем? За что?

— У того, кто это сделал, есть своя причина, поверьте. Зависть, месть, обычная злоба — эти люди не руководствуются принципами морали… Они привыкли смотреть на весь остальной мир как на мусор, а на людей — как на средства для достижения своих целей. Просто, когда я вычислю его и назову вам его имя, — прошу, не реагируйте слишком… бурно… Это может быть кто угодно… Даже тот, кого вы считали своим близким другом.

Женщина смотрела на меня широко раскрытыми, ничего не понимающими глазами.

Может, мне и не стоило рассказывать ей обо всем сразу, а нужно было действовать постепенно, шаг за шагом?

— Впрочем, — сказала я, чтобы хоть как-то изменить ситуацию, — всем этим мы займемся несколько позже, когда вы поправитесь… Сейчас главное — избавить вас от порчи.

— А это… это…

— Это не больно, — поспешила успокоить ее я, — и не займет много времени. Если знать как, порчу можно снять за несколько минут.

— Вам уже приходилось… делать это… прежде?

— Конечно. И не один раз. Не беспокойтесь. Я только схожу на кухню и сразу вернусь.

На кухне я открыла дверцу холодильника и взяла пару яиц (одно про запас). Затем подошла к шкафчику с посудой и, привстав на цыпочки, дотянулась до голубого пластмассового тазика. Вот и все, что мне потребуется для того, чтобы снять порчу. Не так и много, согласитесь.

Теперь важно все проделать точно и аккуратно. Аккуратность в деле снятия порчи — вещь первостепенная. В конце концов, я не хочу, чтобы яйцо под моей ладонью треснуло в тот момент, когда я буду катать его, точно шар по бильярдному столу, по лбу клиента.

— Вы собираетесь… собираетесь?..

— Вот именно, — кивнула я. — Я собираюсь снять порчу.

— Хорошо… А то я думала, что будет… будет больно… А я так устала терпеть боль… Я не вынесу еще больше боли… не вынесу…

— Вам и не придется, — улыбнулась я.

Я взяла одно из яиц и, обогнув столик, подошла к женщине.

— Будьте добры, поднимите вашу вуаль и запрокиньте голову. Чтобы я могла положить яйцо на ваш лоб.

Женщина выполнила в точности все, что я сказала. Она устроилась в кресле, запрокинув голову и закрыв глаза. Она почти не дышала и издали, вероятно, походила на тощий изуродованный труп. Я осторожно положила яйцо на ее лоб. Яйцо было холодным, и женщина вздрогнула.

— Все хорошо, — поспешила успокоить ее я. — Теперь, главное, не шевелитесь. Я просто пару минут повожу яйцо по вашему лбу. Знаю, что это странно и непривычно, зато помогает. И еще как. Способ испытанный — им еще в Древнем Вавилоне пользовались.

Я чувствовала, как яйцо тяжелеет и затвердевает, словно бы превращается в камень.

Наливается какой-то черной и зловещей жизнью — тем, что до этого таилось в теле бедной женщины, а теперь вдруг очутилось в ловушке, из которой нет выхода.

— Ну вот и все, — сказала я.

— И теперь… теперь… все это…

Женщина коснулась рукой своего лба в надежде, что чудовищное клеймо исчезло, но свастика, разумеется, была на месте. Одно дело — избавить от порчи. Совсем другое — ее последствия. Для того чтобы следы исчезли совсем, требуется какое-то время.

— Теперь это все… исчезнет?

Женщина жалобно посмотрела на меня.

— Разумеется. Для полного восстановления потребуется несколько дней, может быть, неделя, у всех по-разному. Но я вам обещаю, что улучшения будут заметны уже к вечеру.

— Неужели… неужели…

— Порча снята, — улыбнулась я.

Затем я осторожно тюкнула яйцом о край тазика, и яйцо треснуло.

Из разбитой скорлупы в тазик хлынула пузырящаяся черная жижа, похожая на ожившую тьму. Она растеклась по дну, а в самом центре этой невероятно вонючей черноты двигались, постоянно меняясь и издавая мерзкий писк, какие-то очертания. Иногда перед нами возникало злобное перекошенное лицо, которое тут же превращалось в комок пульсирующих щупалец, иногда очертания складывались в некую фигуру с невероятно длинными и худыми руками и ногами, затем фигура переходила в какое-то фантастическое существо, собаку или волка с двумя головами.

— Такая вот штуковина сидела внутри вас, — сказала я. — Неприятная, правда?

— Что… что это такое?

— Так выглядит ваша порча. Минутку.

Я взяла тазик и ушла с ним на кухню. Там я поставила его на подоконник и накрыла специальной материей, над которой перед этим я произнесла несколько Слов.

Затем прошла в ванную, взяла с полочки освежитель воздуха и вернулась в комнату.

Женщина так и сидела на своем месте, прижав руку ко рту — словно бы и не заметила моего ухода и исчезновения тазика.

— Все позади, — сказала я. — Вам больше не о чем волноваться. Больше не будет боли, страданий… Порча снята.

— Но… кто? — спросила женщина, глядя прямо перед собой широко раскрытыми невидящими глазами, которые в этот момент походили на пару стеклянных шариков, вставленных в пустые глазницы.

— А вот это, — я сняла с флакончика колпачок и принялась разбрызгивать освежитель по комнате, — нам еще предстоит выяснить…

Комната постепенно наполнилась приятным и легким цветочным ароматом.

Собственно, найти виновника — моя первостепенная задача. В противном случае кто даст гарантию, что он этого не повторит. А я уверена, нет, не уверена, я знаю, что повторит. Такие всегда повторяют. Они, как назойливые паразиты, раз за разом будут пытаться делать это снова и снова, какими бы незначительными и ничтожными не были их истинные намерения.

К счастью, долго искать не пришлось. На третьей или четвертой странице фотоальбома женщины взгляд, словно магнитом, притянуло к некоему персонажу крайне неприятной наружности. Это был он. Тот, кто навел порчу. Короткие черные волосы, мясистый нос, синюшные губы и маленькие хитрые глазки. В принципе, даже если бы он не был колдуном, он бы все равно привлекал к себе внимание. Какой типаж!..

— Будьте добры, — я передала фотографию женщине, — не подскажете, кто здесь сфотографирован?

— Конечно, — женщина посмотрела на фотографию. — Это муж моей сестры.

Она помолчала какое-то время, затем добавила:

— Очень… неприятный человек. У нас с ним с самого начала не заладилось. Нехорошо, наверное, так говорить, ведь ничего плохого он мне не сделал, но он всегда вызывал у меня какую-то… неприязнь…

Неожиданно до нее дошло.

— Так это… это…

— Да, это он, — кивнула я. — Навел на вас порчу. И довольно сильную.

Не люблю таких — мерзкие типы. Все, что им нужно, — хорошая взбучка. Это не проблема — сейчас устроим. Я аккуратно достала из сумочки один из своих магических трофеев — увесистое хрустальное яйцо с элегантным замочком.

— Что это? — спросила она. — Зачем?

— Ох, не бойтесь, — поспешила успокоить ее я. — Это для него.

Я кивнула на фото…

— А зачем… игла?

— Не бойтесь, — сказала я. — Теперь уже все в порядке. Больше он никогда и никому не причинит зла. У него вообще теперь серьезные проблемы.

Издревле яйцо рассматривалось как символ космоса, соединения противоположных начал. Согласно древним мифам сама Вселенная возникла из яйца.

В магии древних цивилизаций яйцо наделялось огромной силой и символизировало рождение жизни. Считалось, что оно способно изгонять демонов. Яйца хоронили, чтобы избавиться от маяты тела, их приносили в жертву богам или закапывали при закладке дома, чтобы предотвратить природные стихии и защититься от зла.

С появлением христианства яйцо стали связывать с кровью и возрождением Христа. Его применяли, чтобы облегчить участь умерших на том свете, оставляя на их могиле. С яйцом отправлялись искать клад, так как считали, что оно отгоняет нечистую силу, которая находится на его страже. Яйцо применяли в ритуалах, чтобы сохранить здоровье и избавиться от тяжелых болезней, затушить пожар или заручиться благополучием на весь год.

С XVII века яйца стали обязательным предметом в гадании. По форме сырого белка определяли будущее. Кстати, яйца с двойным желтком рассматривали как символ скорого замужества.

И поныне в магии яйцо используют для гадания и защиты от различных несчастий.