Линии Инги

Глава 4

В уютной, пахнущей резиной и детством «Волге», Инга ехала домой. День за городом, в пахнущей сиренью счастливой обители, проветрил мозг и успокоил встревженное сердце. Она решила, что пошлые романтические интрижки ей противопоказаны. Все, что начинается с недоразумения, именно им и заканчиваете. У жизни есть свои правила и законы, вот этот она знала, но от чего-то опять нарушила. Вся эта подростковая цыганщина с подлецами и роковыми женщинами никак не вписывалась в ее тихую, размеренную жизнь. В конце концов, она ни несчастна. Она свободна.

Доехали они быстро, под звуки дорожного радио и уютного кряхтения машины. Инга достала корзинку с бабушкиными гостинцы и вышла из машины:

— Спасибо вам, Пётр Аркадьевич, доставили, как первую леди.

— Да, а как иначе, дорогуша, такую красоту вез. Ты почаще наведывайся, скоро и Павел приедет, может, на выходных будешь у нас? Посидим как в старые-добрые, картишки раскинем, побалакаем, песни попоем. Сейчас такие вечера алые, как паруса, боже ж ты мой! Вместе этим делом любоваться одно удовольствие.

Инга улыбнулась, расцеловала старика, и тот крепко обнял её на прощание. Она ответила:

— Алые паруса я в детстве любила. Но выросла, а Грей мимо проплыл. Вы аккуратнее, Пётр Аркадьевич, знаю я, какой вы лихачи с четырехколесной лошадкой. Бабуля волноваться будет, вы за ней присмотрите там.⠀

Тот кивнул, нырнул в машину, мягко тронулся и исчез в сонном вечере.

С корзинкой гостинцев Инга неспешно подошла к молочному от свежей побелки подъезду. На лавке спал какой — то человек. Он свернулся калачиком, пристроив под голову кулак, тихонечко посапывал.

Из корзинки на асфальт выпал упругий, тяжелый томат из бабушкиной теплицы. От его удара, человек на лавке повернулся, и Инга узнала в нем Ника. Около лавки стояла почти опустошённая бутылка виски, а под лавкой беззвучно вибрировал телефон, подмигивая цветными огоньками.

Пока Инга разглядывала Ника, прикидывая, что это за инсталляция, тот окончательно проснулся, тряхнул головой, прогоняя сон и соскочил с лавки. Вытащил непонятно где дожидающиеся случая розы, и они печально закивали сломанными головками. Он глянул на их измученный вид, усмехнулся, положил на лавку. Прикусил губу, выдохнул и спросил:

— Инга, где ты была?

Она пожала плечами, достала из сумки ключи, пошла в сторону подъезда и на ходу бросила:

— Почему ты вообще решил, что можешь задавать мне такие вопросы. Ты вообще зачем здесь? Мне кажется, между нами не осталось вопросов.

Она ускорилась, но Ник догнал ее, коснулся руки, споткнулся, поправил воротник:

— Просто послушай меня минуту. Одну минуту. Одну.

Инга остановилась, подняла подбородок, усмехнулась:

— Серьёзно? Ну, скажи, Ник, зачем все вот это вот? Я, правда, не хочу никаких разговоров, выяснений и прочего бреда. У меня нет претензий, я не буду взрывать машины и телефоны. Я устала и хочу домой.

Ник достал пачку сигарет, глянул на нее, засунул обратно в карман, выдохнул:

— Ин, ну, хватит. Твой этот взгляд учительницы начальной школы просто уничтожает. А у меня психотравма, я с первого класса боюсь этих теть. Кажется, вот сейчас достанешь ты из своей корзинки с пирожками указку и скажешь хриплым басом: “Поди вон, Ильицкий, и без родителей в школу не приходи!”

Инга стиснула губы, чтобы ни в коем случае не засмеяться, сморщила нос и отрицательно закачала головой.

Ник взял розу, оторвал еле живую головку, протянул Инге:

— Мне, правда, надо очень многое рассказать. И я пьян. И я не знаю, как правильно тебе это донести. Это сложно. Знаешь, как эти розы пахли, так горько, и так тонко. Вот я почувствовал их аромат и захотел подарить тебе. Их на улице продавал до нелепости смешной старик, у него на голове какой-то вязаный носок, а на шее бабочка. А я шел мимо, увидел и захотел к тебе. И вот эти розы, вернее то, что от них осталось.

Инга взяла бутон, вдохнула, вернула его Нику:

— Может, просто не стоит? Ну все это так бессмысленно мелодраматично, как сцена из фильма по одному из центральных каналов. Может, ты просто пойдешь домой, ляжешь спать, а завтра поймешь, что ничего и не было. Все дым, все придумано, все улетело.

Кто-то на верхних этажах несколько раз открыл и закрыл окно. Скрипучие звуки допотопной рамы были похожи на кряканье вредной старухи.

Ник поднял бутон вверх:

— И ты, форточка, против меня? Инга, ну скажи ей, что я не мерзавец, а просто олух, кретин, дурында. И мне кажется, стоит хотя бы выслушать. Я знаю, что это прозвучит ужасно банально, но всё не так как ты думаешь.

Инга прищурилась:

— Вот ты меня втягиваешь в эти разговоры, которые я терпеть не могу. Ты мне сейчас станешь рассказывать, что в кафе была твоя любимая сестра, и вы с ней спасали котенка, мир, ну и все в таком духе. А я ничего этого знать и слушать не желаю.

Ник закачал головой:

— Ну, прекрати. Ты же совсем не циничная. Я не спасал котёнка и это не сестра. И всё гораздо очевиднее. Всё тупо и отвратительно, но я пришёл к тебе, чтобы…

Инга коснулась ладонью лба:

— Ник. Стоп. Стоп. С чего ты взял, что мы в кино? Я не люблю массовки и спецэффекты. И знать ничего не хочу, мне не нравится балаганное искусство, меня оно не развлекает. Мы заканчиваем, как взрослые.

Ник не к месту снова протянул бутон. Инга взяла тщедушную розу за то, что осталось от стебля и воткнула её в кармашек у сердца Ника. Добавила:

— Ничего не объясняй. Наверное, я придумала что-то очень красивое и очень искусственное, но конструкция сломалась, как эти некрепкие розы. Хороший вечер сегодня, честный. Больше не звони. Не позорь эти моменты.

Инга быстро поспешила к подъезду.

Ник смотрел, как в пепельной дымке вечера исчезает ее воздушная фигура с корзинкой.

Обоим было ясно, что это, очевидно, финал их корометражки.