Просите счастья у судьбы

(впервые опубликовано: газета «Заря Востока», 25 августа 2011 г.)

Наконец-то я у родных тополей. Такими их и представлял. Зеленой шеренгой стоят они, будто солдаты по стойке «смирно» вдоль изгороди бывшей нашей усадьбы, стройные, высокие. Это мы их с отцом посадили. Года четыре мне тогда было. Хорошо помню. Они весело шелестят листьями. Узнали меня. Радуются неожиданной встрече.

Тополя выросли, а улица прежняя. Такая же узенькая, с изгибами в местах, где желтеют глинистые овраги, постоянно обновляемые дождями. Только стали глубже и шире. По этой улице делал я свои первые шаги, пошел в школу. На ней играл со сверстниками.

Не вижу нашей саманной избушки. Вместо нее — большой кирпичный дом под ярко сияющей на солнце оцинкованной крышей. Он обнесен глухим деревянным забором, выкрашенным в цвет тополиных листьев.

Я смотрю на рядом стоящие дома, приветствую проходящих мимо меня людей (среди них не вижу знакомых) и чувствую, будто ко мне возвращается детство. Вместо огромного глазастого дома представляю свою самануху (так называла нашу избушку мама), усадьбу, обнесенную иссохшимся ивовым плетнем.

Длинной оказалась моя дорога на родину. Двадцать лет прошло с тех пор, как увезли меня отсюда. Потом жизнь так закружила, что только беспокойные журналистские дела позволили увидеть мне дорогой моему сердцу поселок и родную улицу.

Стою завороженный увиденным. И на память приходят незабываемые события последнего года жизни в этом поселке.

Они оставили трагический след в судьбе нашей семьи.

Сколько себя помню, отец с матерью всегда о чем-нибудь спорили. А я недоумевал: почему они ругаются. Делить-то нечего. Только разве нас с братом Колькой? Он старше меня. И на много. Когда я собирался учиться в школе, он заканчивал её. Было ещё небольшое хозяйство: куры, теленок. Вечером отец только с работы на порог — мать выставит на него свои круглые стеклянные глаза и постоянно одно и то же:

— Опять на пробку наступил?!

А у него, вроде бы, ни в одном глазу, как он всегда возражал.

— Или у бабы был? — продолжала она свой беспристрастный допрос.

— Да ты что, Поля?

Брательник мой сразу уходил из дома. А меня что-то удерживало. Любопытство, наверное. Я сидел обычно на полу у своей кровати, будто занятый игрушками, и впитывал в память каждое слово родительского скандала. Ещё боялся, что папка, не выдержав материнского напора, начнёт «воспитывать» её.

Обычно всё начиналось со звонкой оплеухи. Бывало, что мать после замолкала. А случалось, что оплеуха действовала на неё как красная тряпка на быка. И начиналась настоящая битва. Тогда вмешивался я: срывался с места и вмиг оказывался между дерущимися.

— Ирод! Ребёнка пожалей! — будто я был причиной их баталий.

Даже в шестилетнем возрасте я много не понимал. Когда Колька возвращался домой, рассказывал ему, что здесь творилось. Он только усмехался, прижимал меня к себе, гладил по голове и приговаривал:

— Дурачок ты ещё, Мишка, вот подрастёшь, во всём разберешься. Об одном прошу: не ввязывайся в потасовки. Ведь сгоряча и тебе достанется.

Я часто думал, в чём мне следует разобраться? Но в то время ещё был действительно мал для распутывания хитросплетений родительских отношений. И только когда пошел в школу, случилось непоправимое событие, открывшее мне глаза на причину многих наших неурядиц.

В сентябре это случилось, в первый месяц моей учёбы. Дома не было ни Кольки, ни матери. Они почти каждый день уходили искать работу. Слава Богу, отец был при деле: шоферил у какого-то богатея. Этим и кормились.

Я сидел за столом и читал букварь. Брательник ещё прошлой зимой научил. Вдруг в комнату вбегает Галка, соседская девчонка — сверстница моя, в одном классе учились.

— Сидишь! А у магазина мамка твоя с тётей Дусей дерутся.

Тётя Дуся — заведующая нашей столовой. Вернее, раньше была. А теперь хозяйка. Баба здоровая: фляги с водой, как игрушки, с машины снимала. Я опешил: разве мамка с нею справится, худая да болезненная.

— Зачем дерутся?

— Откуда знаю. Там целая толпа собралась и разнимать никто не хочет. Только смеются.

Побежали к магазину. Увидев меня, люди расступились. Я по привычке кинулся между дерущимися. Но дрались-то не мать с отцом. На моё вмешательство не среагировали. Тётя Дуся рявкнула на меня матом, потом сильно толкнула в грудь. И больше ничего я не помню. Это уже потом, в больнице, рассказал мне Колька: разъяренная выходкой своей соперницы мать сгребла обломок кирпича, валявшегося под ногами, и так ударила тётю Дусю, что та упала и потеряла сознание. Кем-то вызванная «Скорая помощь» увезла в больницу и меня, и тётю Дусю. А мать забрали в милицию.

Я-то вскоре очнулся и на другой день меня отпустили домой. А вот с тетей Дусей врачам пришлось повозиться. Она больше суток не приходила в сознание.