Ночной пленник

Наше время…

Ночное осеннее небо обрушилось сегодня на город проливным дождем, таким ледяным и безжалостным из-за бешеных порывов ветра, что вода проникла везде, промочила до костей, не оставив на теле ни одного клочка сухой одежды. Кроссовки тоже набрали воды и противно хлюпали по лужам, уже ни капельки не согревая ноги. Сначала Марьяна шла под старым маминым зонтом, но после того, как особенно жестокий шквал изломал его спицы в труху, оставалось только перейти на бег и нестись по пустым малоосвещенным лабиринтам дворов, обтекая холодными потоками. Некоторые участки привычной дороги к дому были настолько темными, что в любое другое время она замедляла ход, чтобы собраться с духом и нырнуть в эту темноту. Сейчас же она неслась, не останавливаясь, благо каждую кочку, каждую яму, каждый бордюр она давно выучила наизусть и едва ли могла споткнуться. Ну а лужи ее сейчас не пугали. Весь тротуар превратился в вышедшую из берегов реку, которая давно уже пробралась в ее обувь.

В этот не слишком-то уютный и благоустроенный окраинный район семья Марьяны переехала шесть лет назад, вскоре после того, как у Насти впервые обнаружили рак крови. Старую их большую квартиру на Васильевском острове пришлось продать, так же как и дачу, чтобы были деньги на дорогостоящие импортные препараты. От отечественных, как утверждали врачи, можно было запросто отправиться на тот свет гораздо быстрее, чем от болезни. Теперь семья из четырех человек ютилась в крошечной двухкомнатной квартирке на первом этаже. Одну спальню занимали девочки, другую — родители. В те периоды, когда Настя чувствовала себя особенно плохо, Марьяна с мамой менялись местами. Тогда мама ночевала в ее постели и дежурила у кровати больной, а она спала на раскладном кресле в одной комнате с отцом. Но в тесноте, да не в обиде, как говорится.

Сейчас Марьяна мечтала только об одном: сбросить с себя мокрую и отяжелевшую одежду, отпариться в горячей ванне, а потом поужинать и напиться чаю в теплом семейном кругу. Папа работал в ночную смену электромонтером в метрополитене, но его рабочий день начинался в одиннадцать вечера, а сейчас было только восемь. Это значило, что все будут в сборе, встретят ее приветствиями и расспросами, составят ей компанию за столом и будут весело делиться последними новостями под звуки маленького телевизора.

Марьяна отперла дверь своим ключом и скользнула в прихожую. Папа и мама сидели на кухне, о чем-то тихо переговариваясь, даже не услышали, как она вошла. Встречать ее выбежал только белый персидский кот Фунтик, уже старенький, почти глухой и подслеповатый на один глаз, но зато разделивший с семьей все тяготы переездов и прочих невзгод. Он хотел было притереться к ногам хозяйки, но девушка предусмотрительно отступила на шаг назад и наклонилась, чтобы погладить пушистика и слегка отстранить его в сторону.

— Куда ж ты суешься, дурачок? Не видишь, я вся мокрая?

Отец, наконец, услышал ее голос и вышел навстречу, а Марьяна включила свет и взглянула на себя в зеркало. Видок был ужасный…

— Ну и погодка там… К тому же зонтик сломался… Не знаю, как ты пойдешь… Обязательно надевай дождевик и резиновые сапоги, — болтала она, раздеваясь, не сразу обратив внимание на то, что папа не отвечает. — Что? Что-то случилось? — наконец подняла голову она, стянув с себя кроссовки вместе с промокшими насквозь носками.

Отец вздохнул.

— Последний анализ пришел не очень хороший…

— Но… как же так? Ведь говорили, что ей становится лучше…

— Не знаю… Кто их разберет, этих врачей… Вроде, еще какой-то препарат нужен… Она плохо переносит поддерживающий курс химии…

— И сколько на этот раз?

Отец снова вздохнул и махнул рукой.

— Лучше не спрашивай…

Марьяна кивнула, долго рылась в рюкзаке, наконец извлекла откуда-то со дна несколько крупных купюр и протянула отцу. Он некоторое время как-то отстраненно смотрел на деньги, потом нехотя взял.

— Сегодня повезло… — пояснила она. — Дали премию за успешные продажи… — Как и всегда, она покраснела, потому что врала. Никаких премий ей никогда не давали, а зарплата продавца-мерчендайзера была довольно жалкой. Девушка облизала губы и поспешила отвернуться. — Я только переоденусь, поздороваюсь с Настей, приму душ и приду к вам… — виновато добавила она, чтобы не продолжать этот диалог.

Она понятия не имела, догадывался ли о чем-то отец и задавал ли себе какие-нибудь неприятные вопросы насчет этих денег. Марьяна все-таки склонялась к тому, что нет. Он гордился ей, начал потихоньку на нее полагаться, мучился от того, что ей приходится сейчас работать, а не получать высшее образование… Поэтому тему предпочитали не поднимать. За все эти годы болезнь Насти редко когда давала им расслабиться. Ремиссии сменялись новыми обострениями, длительные курсы химиотерапии прерывались недолгими передышками, они начинали было обретать надежду, но болезнь неизменно возвращалась вновь. Оставалось только восхищаться терпением девочки, лучшие свои годы проводящей на больничной койке или в постели дома. Казалось, она ничуть не унывала. Стоило только отступить страшным приступам, она вновь становилась веселой оптимисткой, уверенной в завтрашнем дне, порхала по дому, училась дистанционно, готовила, гуляла, занималась обычными девичьими делами. Что бы они только делали, если бы не ее боевой дух и неиссякаемая надежда…

— Ну и что они там уже успели тебе наплести? — встретила она Марьяну вопросом с беспечной улыбкой вместо приветствия, когда та зашла в их общую комнату. — «Кошмар-кошмар! Она снова умирает!» Мне кажется, на эту тему уже можно писать комедию… Младшая сестра полулежала на постели, упрямо скрестив на груди руки, но как всегда худенькая и бледная, с головой, обмотанной платком, чтобы скрыть отсутствие волос. Однако, на ее белом как мел лице сияли двумя огромными черными бриллиантами веселые необыкновенно живые и любопытные глаза и чуть теплилась лукавая улыбочка.

— Они только успели пожаловаться, что ты много болтаешь чепухи, плохо ешь и слишком много смеешься.

— Я, знаешь ли, слежу за фигурой. А смех — продлевает жизнь! — На этот раз она действительно рассмеялась.

Марьяна поспешно разделась до нижнего белья, пока что побросав все мокрые вещи на пол, присела на край кровати сестры, склонилась и прижалась губами к ее лбу. Настя поймала ее руки и притянула к груди, выдержала всего несколько секунд этих нежностей и тут же оттолкнула.

— Ты же ледяная вся! Промокла до нитки! Простудишься! А ну марш в ванну!

— Никуда не пойду, пока не расскажешь, что сказал врач по анализам. Хочу услышать это сначала от тебя, — строго произнесла Марьяна.

— Ничего не скажу, пока не примешь душ! — упрямо передразнила тон старшей сестры Настя, с вызовом глядя ей в глаза.

— Ты кого хочешь доведешь… — Марьяна покачала головой, поднялась и принялась рыться в шкафу в поисках махрового халата и сухого белья.

— Вот-вот! Я еще всех вас переживу… — с готовностью подхватила эта вредная девчонка, и ее голос приобрел еще больше командных ноток. — На тебя даже смотреть холодно! Тапочки надень!

Так и не поворачиваясь, Марьяна закусила губу. Слезы сами вдруг навернулись на глаза и тут же потекли по щекам градом, подбородок предательски задрожал и горло перехватило железным ошейником. Ну что же она творила! Нельзя было позволять себе так распускаться в присутствии Насти! Да и родителей лишний раз нельзя было доводить… Им и так всем было тяжело.

— Знаешь что? — голос сестры снова прозвучал звонко, без тени грусти и дрожи.

— Что? — хрипло выдавила из себя Марьяна, мимоходом подтирая слезы и стискивая зубы.

— Я решила, куда буду поступать после школы.

— И куда же?

— На ин. яз. Хочу много путешествовать и повидать мир, а переводчики наверняка много ездят в командировки.

Марьяне наконец-то удалось совладать с собой. Она закуталась в халат и повернулась.

— Настюх… Уверена, у тебя все получится. Ты же у нас отличница.

— Ага. Ботаничка. Вся в тебя…

— Точно.

Сестры улыбнулись, встретившись взглядами. Глаза одной будто точно отражали глаза другой. Когда-то они были похожи не только этим, а еще шелковой гривой спело-ржаных волос, например, или яркими открытыми улыбками и звонким, как колокольчики, смехом. Теперь лежащая в постели девочка казалась призрачной тенью той, что стояла посреди комнаты. И все равно обе были естественно красивы и восхищали. Первая — хрупкой нежностью, сочетающейся с каким-то жизнеутверждающим бесстрашием. Вторая — бьющей через край энергией и силой, прикрывающей мягкую женственность и беспомощность.

Даже теперь, спустя шесть лет, Марьяну передергивало от детских воспоминаний о больнице. Особенно теперь, когда она стала взрослой и все яснее осознавала, что ее жизнь тогда, возможно, висела на волоске. А еще потому, что только в детском возрасте она могла всерьез воспринять услышанные тогда откровения малолетней психопатки и попытаться докопаться до истинности ее слов. Вампиры стали кошмаром ее детства, ее безумием, ее одержимостью, о которой никому нельзя было говорить, если она все-таки хотела оставаться для окружающих прежней рациональной, уравновешенной, серьезной, целеустремленной девочкой, какой ее привыкли считать. Желтая пресса, криминальные сводки, нездоровый интерес к любым странным происшествиям, а также мифы древности и средневековья, зловещий фольклор, сомнительные исторические изыскания и трактаты на мистические темы, эзотерика и художественная литература. Она поглощала все это стопками, ее интересовало все, что хоть как-то касалось этой темы… Что угодно, за что можно было бы зацепиться и найти опровержение своим страхам… но, может быть, на самом деле, оправдание своим надеждам?

В любом случае теперь все эти наивные вопросы приходилось оставить без ответа. Детство как-то неожиданно оборвалось с окончанием школы. Вместо вуза пришлось пойти на работу. Время беспечных романтических устремлений и достижений, за которые всего лишь ставили пятерки и гладили по головке, прошло. Нужно было становиться на ноги, вырываться из оков беспомощной и малообеспеченной жизни, помогать выбивающимся из сил родителям и взять на себя часть забот об ослабленной болезнью сестре.

С тех пор как у Насти впервые обнаружили рак крови, маме пришлось бросить работу, чтобы фактически превратиться в сиделку. По удачному стечению обстоятельств, если такие обстоятельства вообще можно было называть удачей, она была медсестрой по профессии, поэтому, кроме навыков и квалификации, у нее еще оставались кое-какие знакомства в среде медиков. Именно благодаря этим знакомствам она иногда подрабатывала сиделкой у других онкобольных, чтобы помогать отцу содержать семью. Вот все это Марьяна обычно и приводила самой себе в качестве доводов и оправданий, когда совершала не очень хорошие поступки во благо. Все в ней сопротивлялось собственному поведению, от стыда пылали щеки, совесть выедала внутри черную дыру, неторопливо, по крошечному кусочку, упиваясь пыткой. Не молчало и здравомыслие, без конца нашептывающее, что она играет с огнем и очень скоро попадется. Не бездействовал и инстинкт самосохранения, пытающийся парализовать все тело страхом. Только первый рубеж невозврата был давно уже пройден, поэтому девушка научилась не обращать внимания на все эти голоса в голове, ну или почти не обращать…

Марьяна прошлась по продуктовому магазину, приглядываясь к витринам и товарам, но толком ничего не выбирала, а между делом незаметно осматривалась. Она понятия не имела, как действовали бы на ее месте профессионалы… Возможно, промышлять в супермаркетах они считали глупой затеей, так как здесь кругом были камеры. Но Марьяну камеры почему-то не пугали, а напротив, мотивировали и дисциплинировали. Она знала, что должна совершить невозможное — не ошибиться, не дрогнуть, не выдать себя ни волнением, ни спешкой, ни странным поведением. Обычным ее ритуалом было неспешно обойти весь зал, выбрать себе пару продуктов для перекуса, типа йогурта, булочки, сока или шоколадки, и на ходу, незаметной тенью проскользнув мимо одного из покупателей, вынуть у него кошелек и отправить его в свою широкую сумку. Главное было не задерживаться рядом с ним ни на секунду и никак его не потревожить. Легкое мягкое касание одежды — вот все, что он мог почувствовать. Ради этой простой операции нужно было внимательно изучить практически всех людей в поле видимости. Ни один не должен был в этот момент смотреть на нее, иначе ей конец. В такие моменты мысли о своем возможном провале и позоре она старалась загонять далеко-далеко. В конце концов, помучить себя раскаянием можно было и позднее, когда опасность будет позади.

На этот раз Марьяна проделала все в точности как всегда: не торопясь, выбрала себе злаковый батончик и молоко, осмотрела еще несколько полок с продуктами и как ни в чем не бывало прошла в опасной, но не бросающейся в глаза близости от одной из покупательниц. Это оказалась дама лет сорока, моложавая и не агрессивная на вид, к тому же слишком медленно продвигающаяся по проходу с тележкой, нагруженной товаром. Это означало, что до кассы она доберется не скоро и пропажу заметит только минут через двадцать-тридцать. К этому моменту девушка уже успела бы оплатить свои скромные покупки.

Марьяна прошла на кассу и встала в очередь. Наметанный взгляд все равно не переставал следить за окружающими. Все, вроде бы, было спокойно, но что-то не давало ей покоя, заставляя нервничать больше, чем обычно, какое-то недоброе предчувствие. Через пару секунд она поняла, в чем дело: на нее слишком уж пристально пялился какой-то парень, стоящий в соседнюю кассу. Встретившись с ней взглядом, он и не думал отворачиваться. Напротив, в его глазах загорелись насмешливые искорки, а губы изогнулись в недоброй ухмылке. Девушка выругалась про себя, но внешне изобразила полное безразличие, лишь отвела взгляд. А администратор, между тем, дала указание открыть еще одну кассу, потому что народу скопилось слишком уж много. Та самая дама с нагруженной тележкой вдруг оказалась в ней первой и принялась выкладывать продукты на ленту. Марьяна внутренне содрогнулась, поняв, что ее взгляд отследил тот парень, который так и продолжал пялиться на нее неотрывно. Губы пересохли, но она не позволяла себе даже облизнуться, чтобы не выдать паники. Стояла себе и глазела по сторонам, как делают обычно все заскучавшие в очереди покупатели. Дама, между тем, обнаружила пропажу кошелька и принялась нервно перебирать сумку, а потом вдруг оповестила на весь магазин: «У меня украли кошелек! Только что! Буквально минут десять назад он еще точно был!». Все кругом тут же оживилось и зашумело.

Едва держась на ватных ногах, Марьяна вдруг снова выловила из толпы лицо того парня. Глядя прямо на нее, он едва заметно вытянул губы, как бы недовольно цокая, и осуждающе покачал головой. Когда же она допустила ошибку?! Где он вообще находился в тот момент, когда она… Мысль не удалось закончить… Дама вновь начала шуметь и возмущаться, требуя, чтобы всех обыскали, потому что вор еще должен быть где-то рядом. Администратор и подоспевший охранник пытались уговорить ее успокоиться. Не могли же они обыскивать и задерживать всех подряд, у них не было на это права. Единственное, что они могли, это вызвать милицию, но до ее приезда вор, скорее всего, успеет улизнуть.

Украдкой поглядывая за всем происходящим, внешне Марьяна изобразила полнейшую скуку, даже зевнула для вида. На неприятного типа, который так и продолжал за ней следить, она уже не смотрела. Чтобы выдержать эти невыносимо медленно тянущиеся мгновения, она без конца убеждала себя, что этот парень просто с ней флиртовал. Парни часто к ней клеились, хотя она и повода-то им никогда не давала. Не было у нее на них никогда ни сил, ни времени, ни терпения. А, может, просто не готова она была к этому ко всему или не встретила еще того самого… В общем в основном ото всех от них была лишь головная боль… Это только Насте было прикольно слушать всякие такие истории и допрашивать ее во всех подробностях, и как он посмотрел, и что сказал, и что она ему потом ответила и так далее. От этих мыслей Марьяна даже невольно улыбнулась. Да, она потом расскажет об этом типе любопытной сестренке, как-нибудь приукрасит, и та будет пищать от восторга, уже рисуя себе образ прекрасного принца. «Принц» на самом деле вовсе не был прекрасным… какой-то обыкновенный пацанчик с неприятным лицом и наглым взглядом: ходит вразвалку, как ковбой, руки в карманах, сам какой-то ссутулившийся, будто в боксерской стойке.

Ее очередь подошла. Сама не своя от облегчения, Марьяна пробила свои покупки и выскочила из магазина, чувствуя, как невероятный груз свалился с плеч. Никто не догадался, никто ее не заподозрил. И даже если этот хмырь сейчас последует за ней, она быстро даст ему от ворот поворот. Он тоже ничего не мог видеть. Просто выпендривался.

Девушка сейчас находилась довольно далеко от дома. Она старалась не показываться слишком часто в одних и тех же местах. Теперь ей нужно было всего лишь вынуть деньги, избавиться от кошелька, добежать до автобусной остановки и проехать пару кварталов. Ноги сами ускорились, сердце все еще неистово стучало, спиной она почему-то чувствовала чей-то взгляд и присутствие преследователя. Не желая оставаться в неизвестности, она стиснула зубы, сжала руки в кулаки, готовая чуть ли не кричать и отбиваться, и резко повернулась. Никого подозрительного она не увидела, и того парня тоже не было… Он либо остался в магазине, либо ушел по своим делам.

Марьяна немного успокоилась и продолжила свой путь, теперь уже не так быстро. На этот раз мысли вернулись к кошельку, который ей удалось утащить. Он был довольно толстый и увесистый. Что ж, если денег окажется действительно много, ей еще придется как-то их распределять, чтобы отдавать родителям по частям. Она вздохнула и свернула во дворы, чтобы сократить путь и незаметно избавиться от улики. На узкой пешеходной дорожке, тянущейся вдоль забора, почти не было места. Во дворе можно было бы идти и по проезжей части, но сзади стремительно приближался черный джип, а таким лучше было уступать дорогу.

— Эй ты, воровка! — вдруг послышалось из-за спины. Эти слова почти заставили ее вздрогнуть и оглянуться. Почти! Но она удержалась. Боже упаси — позволять себе откликаться на такие окрики. Снова леденея внутри, она прибавила ходу, прекрасно понимая, что звали ее, скорее всего, из джипа. Вот же попала! Но все же главное никак не реагировать и не выдать себя, держаться до последнего, будто она действительно не понимает, о чем речь.

— Так и будешь делать вид, что не с тобой разговаривают? — снова раздался глумливый голос и гогот нескольких мужиков, а еще ее уже нагнала эта черная здоровенная махина из металла и ехала, чуть выставив вперед нее бампер. Она практически чувствовала на спине дыхание водителя, ехавшего с открытым окном. Какого черта им нужно?! Девушка взглянула вперед — там, в центре двора, располагался довольно просторный сквер с детской площадкой. Возможно, если она успеет пробежать его насквозь и выскользнуть из двора на улицу через арку противоположного дома, здоровенный джип не успеет развернуться на тесных дорожках, уставленных припаркованными автомобилями. На улице будет людно, а не так пустынно, как здесь. Там она сможет закричать и позвать на помощь, а, если повезет, еще и отправить украденный кошелек в ближайшую мусорку или кусты.

— По-моему, девочка не понимает по-хорошему… — намеренно растягивая слова, произнесли совсем рядом, у плеча. Ее руки кто-то коснулся, и Марьяна инстинктивно дернулась и побежала. Из джипа снова раздался смех, она ускорилась, но навстречу из-за угла вдруг вынырнул, словно из-под земли, тот самый парень из магазина с такой же препротивной ухмылочкой на губах. Девушка практически в него влетела и, наверное, упала бы, если бы его пальцы не сомкнулись на ее плечах.

— Попалась, карманница! — весело выпалил он прямо ей в лицо, но тут же как-то очень ловко развернул ее к себе спиной, заводя назад руку, и подтолкнул к подкатившему джипу. Задняя дверь уже была открыта, из нее вышел еще один мужик, даже более грозной наружности, здоровенный, пузатый, небритый, неотесанный.

— Милости просим… — чуть ли не раскланялся он, с фальшивой любезностью указывая ошарашенной Марьяне на дверь. — Прокатим с ветерком. С такими красивыми ножками разве можно пешком ходить? Только на дорогих машинах кататься!

На какое-то время тело девушки окаменело от страха, отказываясь подчиняться. Впрочем, и голова соображать совершенно не хотела. Все охватило оцепенение и паника. Только спустя несколько секунд она поняла, что ее продолжают толкать к автомобилю, перекрыв все пути к отступлению. Марьяна уперлась ногами, дернула заведенную за спину руку и тут же взвыла от боли.

— ААААА! — завизжала она, что было сил. — Помогите! Убивают! ААААА! — последний ее крик был грубо прерван на взлете, как и последняя надежда. Огромная грубая мужская ладонь крепко стиснула рот, вторая продолжала выкручивать руку. Из глаз брызнули слезы, из губ вырвался подавленный стон. Любезный громила встретил ее успокаивающим шепотом, надавил на макушку и помог толкнуть в салон автомобиля. Там уже кто-то сидел внутри и протащил ее вглубь, а сзади придавила тяжеловесная туша небритого бугая.

— ААААА! — опять во все горло завопила Марьяна, зная, что крик — единственный и последний способ привлечь к себе хоть какое-то внимание окружающих, но двери уже захлопнулись, и автомобиль тронулся. Даже парень из магазина уже успел обежать машину и усесться на переднем сидении рядом с водителем.

— Орать хорош… — совсем не дружелюбно прорычал кто-то справа прямо в лицо, обдавая горячим дыханием и больно схватив за волосы, а потом продолжил давать инструкции тоном, не терпящим возражений. — Сидеть спокойно. Не высовываться. Будешь рыпаться — получишь по хлебалу. Я не шучу.

— Да че ты ее так стращаешь. Она сейчас со страху Серому новый салон обдует, — гоготнул тяжеловесный тип слева, который, видно, в принципе любил пошутить и разрядить обстановку.

— За это точно получит, — угрюмо отозвался водитель.

— Да хорош пиздить зазря. Поняла она все. Ты же поняла, красотуля? — встрял в разговор парень из магазина с переднего сидения.

Марьяна сидела, ошалевшая, онемевшая, беспомощно зажатая между телами двух незнакомых угрожающих ей мужиков, и только изо всех сил стискивала в напряженных до боли пальцах сумку. Господи, чего такого она натворила в жизни, чтобы так попасть?! Не слишком ли это страшная расплата за то, что она совершала? Это ведь даже была не милиция, которую раньше она боялась больше всего на свете… По рожам этих типов сразу становилось понятно, что к закону они не имеют ни малейшего отношения. Внутри начало черной лавиной подниматься отчаяние, затмевающее все, до чего могло дотянуться.

— В-вы кто? — выдохнула она наконец, чувствуя, что если не заговорит и не выяснит хоть что-нибудь, с ней точно случится истерика, и тогда ее действительно могут избить прямо сейчас. Таких людей лучше не провоцировать.

— Ахахах! Кто мы?! — почему-то снова развеселился толстый. — Мы — блюстители местных порядков, деточка. Следим, чтобы у всех все было хорошо, и чтобы плохие девочки вроде тебя не угрожали безопасности и материальному благополучию добропорядочных граждан без нашего ведома.

— Я-я… не понимаю…

— Да все ты понимаешь, блядь! Вдохни и выдохни, а потом подключай мозги! — В совершенно другой, грубой и злобной манере отчеканил тип, сидящий справа. На него Марьяна даже взглянуть боялась, только видела краем глаза его здоровенную тощую кисть с длинными пальцами и широкими белыми ногтями, лежащую на колене. Она походила на огромного безволосого паука, только еще с татуировками. — Кошелек в магазине спиздила? Спиздила! — продолжил он ничуть не ограничивая себя в выражениях. — Вот только отбрыкиваться не надо. Скажи спасибо, что не сдали тебя охране и как порядочные люди даем шанс исправиться.

— В-вам… нужны эти деньги? Я-я… все отдам… — зацепилась за забрезжившую надежду Марьяна. Дрожащими руками она кое-как расстегнула сумку и достала оттуда украденный кошелек, протягивая его толстому и изо всех сил пытаясь не заплакать, хотя голос все же дрожал. — Только отпустите меня, пожалуйста! У меня больная сестра! Я поэтому воровала. Ей на лечение нужно… На операцию по пересадке костного мозга… Иначе она…

— Эй, эй, эй! — грубо оборвал ее тип с паучьими руками, вырвал из непослушных пальчиков кошелек, сунул его обратно в сумку, а сумку небрежно швырнули на пол. — Во-первых, мне такие слезливые истории уже по самые печенки. Такое только на бабок в метро иногда действует. Может, на тупых домохозяек еще. Хер его знает.

— Но эт-это правда! — прошептала девушка, задыхаясь.

— Да мне по хуй! Спиздила — расплачивайся по полной! Кстати, если ты думаешь, что мы впервые тебя застукали, то очень ошибаешься. Ты в нашем районе уже не первый раз работаешь. Добытчица, блядь!

— Я… я… я не так уж много раз это делала! — запротестовала девушка, совсем теряясь и чувствуя, как тело немеет от осознания собственного безвыходного положения. Кажется, ей и правда пришел конец.

— «Не много раз!» — злорадно хрюкнул парень на переднем сидении, передразнивая ее слова. — Один раз — не педорас, да?

Вся банда дружно заржала, сотрясаясь от гогота. Вся, кроме того чудовища, что сидело справа от нее. Этот тип молча и терпеливо выждал, пока остальные успокоятся, и вдруг извернулся и снова схватил ее за волосы, больно нагибая вперед и выворачивая шею в свою сторону. Марьяна вскрикнула, но тут же зажмурилась и закусила губу, чтобы не разозлить этого урода еще сильнее. По щекам тут же неконтролируемо потекли слезы боли.

— Дай-ка я тебе кое-что объясню, мелкая сучка! — прошипел он ей в лицо, обдавая ее своим мерзким дыханием и брызгая в нее слюной. — Ты, блядь, промышляла на чужой территории! Давно промышляла и, по моим расчетам, нехило так заработала! Ежу понятно, что этих бабок у тебя на руках давно нет, поэтому те копейки, что ты стырила сегодня, я бы мог с успехом засунуть тебе в жопу. Тебе теперь долго придется отрабатывать! Очень долго! Поняла?! — зашипел он, нещадно ее тряхнув. — Поняла, я спрашиваю?!

— Д-да! — выкрикнула Марьяна, вся трясясь от ужаса, хотя в следующий момент ее мучитель дернул ее назад, усаживая ровно, и отпустил, наконец, ее волосы. Находясь в полнейшем шоке, она закрыла трясущимися руками лицо и зарыдала.

— Ну зачем, блядь, так жестко-то, а? Довел же девчонку… — Толстый, вроде как, опять за нее вступился, но девушке уже было плевать. Все это была лишь видимость заступничества. Игра в доброго и злого полицейского — не более. Боль в затылке, в шее, в руке, крупная дрожь во всем теле, ужасные слова угроз, врезавшиеся в мозг болезненными осколками и застрявшие там, прекрасно давали понять, чем ей все это грозит. Автомобиль, тем временем, куда-то катил по улицам. Марьяна неплохо ориентировалась в городе, но сейчас была настолько напугана, что с трудом соображала, где находится и что они проезжают. Все дома казались одинаковыми, все перекрестки походили один на другой как две капли воды. Да и сколько их было, этих поворотов и перекрестков? Она не могла уследить за всем, а теперь, в подступающих сумерках, и вовсе запуталась.

— П-пожалуйста… только не убивайте… — прошептала она, едва слышно сквозь слезы.

— Не боись. Кто ж тебя убьет, такую перспективную, ловкую, да славненькую? — слащаво усмехнулся выследивший ее сегодня парень, обернулся к ней назад и облапал похотливым взглядом ее колени, обтянутые облегающими джинсами. — Говорят же тебе — будешь на нас работать, пока не расплатишься за причиненный ущерб. Уверен, ты девочка талантливая, справишься…

От его похабненького тона и мерзкой улыбочки у Марьяны похолодела спина.

— Я… я ничего не умею… Я даже не училась нигде… Недавно школу окончила… Я простой продавец в супермаркете… — задыхаясь, запинаясь и глотая слова попыталась возразить она, но тип спереди только строго поцокал языком.

— А вот это ты зря… Себя не нужно недооценивать… Уверен, тырить кошельки — твой природный талант. Не каждая сможет так ловко… Я ведь от тебя давно фигею, цыпочка… Поверь, не будь я профи, ни за что бы не вычислил… К тому же ты наверняка и в постели — жаркая штучка. Мужики тащатся от таких славных миленьких девочек. На панели такие бабки будешь зашибать, что и не снилось, если, конечно, не будешь лениться раздвигать ножки. Ты главное, всегда помни, кто твой хозяин, и расплачивайся в срок. Тогда и горя знать не будешь. Защитим, прикроем, из любой жопы вытащим, у нас тут один за всех и все за одного, как у мушкетеров, блядь. Ну да тебе еще умные люди объяснят, что к чему…

Слушая и постепенно постигая весь этот кошмар, Марьяна чувствовала, как ее с головой накрывает безысходность и паника. Нет, все это не могло быть правдой! Это был какой-то злой розыгрыш или страшный сон! Стоит ей ущипнуть себя побольнее — и она обязательно проснется!

— Я… я несовершеннолетняя… — глотая слезы, пролепетала она, прекрасно понимая, как неубедительно это звучит. Толстый хмыкнул, но ответил ей снова этот моральный урод, расположившийся рядом с молчаливым водителем.

— Да кого это сейчас парит? — небрежно усмехнулся он. — К тому же я уже выяснил про тебя все необходимое. Тебе скоро будет девятнадцать. Кстати, один тебе совет — кончай давай врать своим, если головняков не хочешь. Вкуриваешь, Марьяна?

Услышав свое имя, девушка почувствовала, как живот скрутило болью. Она стиснула зубы и вцепилась ногтями в собственные джинсы, но все же кивнула, потому что этот тип обернулся, ожидая от нее полной покорности и согласия. В груди тоже жгли рвущиеся наружу рыдания, горло перехватил жуткий спазм. Это конец… конец… Какая-то нелепая ловушка, о какой она и подумать никогда не могла… Она откинула голову назад, на спинку сидения, уже покорившись безысходности. Автомобиль, между тем, вывернул на КАД и несся по эстакаде. Недавно включившиеся огни вдоль трассы сливались для нее в рваные огненные полосы, слезы беззвучно текли по щекам и душили, душили, душили подкатывающим ужасом.

— К-куда вы меня везете? — спросила она через некоторое время, когда удалось немного взять себя в руки.

— Познакомиться кое с кем, — угрюмо отозвался Паук. — Главный хотел лично тебя видеть. Он дорожит новыми ценными кадрами. Поэтому полюбезнее с ним. Понравишься — будешь вся в шоколаде.

Марьяна попыталась сглотнуть ком в горле, но его будто стиснули железным ошейником. Рука сама невольно потянулась к шее, но снимать оказалось нечего.