Предательство с эффектом бумеранга. Сборник стихов

Я знаю, нет прекраснее страны,

Я очень свою Родину люблю.

Хочу, чтоб больше не было войны

И этою надеждой я живу.

Пусть счастлив будет каждый человек,

Я много раз одно лишь повторю —

Пусть дети появляются на свет

И этою надеждой я живу.

Пусть солнцем наполняются сердца,

Добрее будем, очень Вас прошу.

Несите мир в душе и до конца

Я этою надеждой проживу.

Спасибо Вам, родители мои,

Всё, сказанное Вами, берегу.

И только Вашими молитвами,

Надеждой Вашей на земле живу.

Большими бусинами глаз,

Что на смородину похожи,

Смотрел угрюмо мальчуган

В случайную толпу прохожих.

Катились слёзы по щекам,

Словно серебряные льдинки.

Стоял, сжимая в кулаке

Кусок какой-то там резинки.

Я подошла и, взяв платок,

Коснулась щёк его румяных:

— Чем ты расстроен, паренёк?

Один гуляешь или с мамой?

— Один, — и, всхлипнув пару раз,

Он нос утёр моим платочком,

— Мне друг принёс воздушный шар,

А он вот лопнул, как нарочно.

— Не плачь, мой милый, не грусти!

Какая это мелочь, право!

Держи конфету, на — возьми.

Шар новый купишь вместе с мамой.

И улыбнулся вмиг малыш,

Забыв про шар, жевал конфету.

Ну вот и горе не беда,

Как мало надо человеку.

Как в детстве всё совсем легко,

Как счастлива была б планета,

Когда б и взрослые могли

Решить вопрос одной конфетой…

Шестое февраля не просто день,

Несу цветы и свечи — праздник в церкви.

Открою я часовни тихо дверь,

Читает Батюшка за Ксению молитвы.

Платок наброшу и к иконе — помолюсь,

Ведь Ксюша обязательно услышит,

Она поможет и она спасёт,

Она Благословенная Всевышним.

И Питер выстоял тогда в войну,

В блокаду страшную держал он оборону.

Не сдался подлому фашистскому врагу,

Ведь наша Ксюша умоляла Бога:

Спасти священный город над Невой,

Спасти от тварей, голода и смерти.

Она просила Бога за родной,

Любимый город, что пытались выжечь черти.

Святая матерь Ксения, молись,

Проси за нас у Бога снисхожденья.

На острове Васильевском стоит

Часовня — города благословенье.

Шестое февраля не просто день

И каждый петербуржец помни это.

Наш самый главный праздник и святой —

День памяти, день Ксении Блаженной.

Пой сиренью, пой сиренью, пой!

Май любимый, мой любимый май!

Запевай «Победу», дорогой,

Расцветай полями, расцветай!

Дождиком пролейся от души,

Радугой зажги нам небеса.

И в лесной неведомой глуши

Пусть творит природа чудеса!

Пусть споёт нам трелью соловей,

А деревья распушат листву.

Я увижу у своих дверей

Утреннюю на траве росу.

Мой любимый месяц ты в году,

Ты предвестник лета и тепла.

Без тебя я просто не живу —

Вестник мира, света и добра!

Пой сиренью, пой сиренью, пой!

Май любимый, мой любимый май!

Приходи скорее, дверь открой!

И целуй меня, и крепче обнимай!

В роддоме девушка писала отказную,

Сидя за столиком у дальнего окна.

Бумагу нервно смяв, брала другую

И прятала от всех свои глаза.

По коридору твёрдою походкой

Шёл врач к ней, потупив свой взор.

Он понимал, что предстоит серьёзный,

На эту тему крайний разговор.

Через минуту уже всё решится:

Либо девчонка сына заберёт,

Иль навсегда сегодня с ним простится,

Тогда приют мальчишку детский ждёт.

Врач подошёл к ней, сел на край скамейки,

Задал один единственный вопрос.

И лишь добавил: «Будьте человеком!

Ведь это страшно… Сам в детдоме рос…»

В глазах её слеза не отразилась

И, молча протянув ему листок,

Она по коридору удалилась.

И сиротою стал её сынок.

Врач долго теребил листок с отказом,

А я, смотря на всю эту беду,

Захлопнув за собою дверь палаты,

Не верила, что это наяву.

Глаз не сомкнуть мне было этой ночью.

Как можно так дитя своё отдать?

И новорожденную прижимала дочку,

Как будто бы боялась потерять.

А утром я зашла в её палату,

Она сидела молча у окна.

И вдруг девчонка горестно заплакала,

И мне сказала: «Я совсем одна…»

«Ты не одна!» — в ответ я ей кричала —

«Ведь у тебя теперь прекрасный сын!

Ты до сих пор его не приласкала,

А он тебя в утробе полюбил.

Ещё не зная, что такое воздух,

Ещё не видя, что такое мир…

Беги к нему, беги пока не поздно,

Ты здесь одна и он ведь там один!»

И слёзы брызнули из глаз девчонки,

И материнский вырвался инстинкт.

Она спросила: «Думаешь, ребёнок,

Мой сын когда-нибудь меня простит?»

И я кивнула… Вышла из палаты.

По коридору врач нёс малыша.

— Прошу Вас, отнесите сына маме.

Растает её сердце и душа.

Нас выписали с дочкой в этот вечер,

Счастливые вернулись мы домой.

А я всё думала — как состоялась встреча

У сына с матерью в палате той?

Прошло два месяца. Гуляя с дочкой в парке,

Я по алее шла, был снежный день зимы.

И вдруг она! Она идёт с коляской!

Вот так случайно повстречались мы.

Она меня, конечно же, узнала

И, улыбаясь, сразу подошла:

«Тебе тогда «спасибо» не сказала…

Как видишь, я сыночка забрала.

Я счастлива, что он теперь со мною,

Ты ведь права была — я не одна.

Живу теперь я в мире и покое,

Надеюсь, что мой сын простит меня…»

Мы попрощались с нею в этом парке,

Я долго ей ещё смотрела вслед.

Ребёнок мирно спал в её коляске —

Не позабытый мамой человек…

P.S.

Мне хочется надеяться, что всё же

Ни одна мать ребёнка не оставит.

Нет никого роднее и дороже

Детей, которых Бог нам посылает…

Девочка с огромными глазами,

Девочка с израненной душой

Хочет прикоснуться к своей маме

И прижаться к ней своей щекой.

Пальчиками теребит игрушку,

Смотрит и, насупившись, молчит.

Только ночью в мокрую подушку

Маленькое сердце закричит.

Где ты, мама? Этот дом казённый

Стал пристанищем раненой судьбы.

Холодно и страшно ночью тёмной

Без семьи и маминой любви.

Девочка с глазами цвета неба,

Где бушует горя океан.

Помнит сердце крохи-человека

Только страх, потери и обман.

А вокруг играют ребятишки,

И у каждого история своя…

Но итог — девчонки и мальчишки

Ищут маму, каждый для себя.

Девочка с огромными глазами

Оглянулась на казённый дом

И ко мне шагнула со словами:

«Мы пойдём с тобой гулять вдвоём?»

Года три ей, может быть, четыре.

Кроха посмотрела мне в глаза…

Всё перевернулось в этом мире,

Вмиг другим всё стало для меня…

Я ей протянула свою руку,

В сердце пела ангела душа:

«Больше ничего не бойся, кроха,

За тобой сегодня я пришла…»

Уходили мы с ней в страну детства,

Шли туда, где есть семьи тепло.

Где нашла я маленькое сердце,

Что судьбою мне любить дано.

Я не уставала её слушать,

Она, улыбаясь, лепетала,

Что ей три. И имя её — Ксюша,

Что она давно искала маму…

Раскладывала карты мне цыганка

На старом и обшарпанном столе.

А за окном на дереве сидела галка,

Взмахнув крылом, исчезла в синеве.

Был тёплый вечер. Пахло в доме воском.

В углу лежал лениво чёрный кот.

Ему я безразличной была гостьей.

Цыганке же совсем наоборот.

Ложились карты: «Ох, и путь не лёгкий

По жизни тебе, девка, предстоит» —

Послышался цыганки голос звонкий,

Она продолжила: «Но Бог тебя хранит!

Вот над тобой нависла злая туча,

А ты в борьбу вступила, молодец.

И совсем скоро в жизни будет лучше.

Найдётся твой потерянный отец.

А вот король с тобою ходит рядом,

Не за горами счастье на двоих.

И вижу — люльку ты качаешь с чадом.

Развеется печаль в мольбе за них.

Придёт всё к тем, кто ждёт и твёрдо верит,

Поэтому вставай и в бой иди.

Тебя судьба давным-давно проверила.

На верном ты, на правильном пути.

Однажды всё плохое растворится,

Печаль уйдёт, тоска и боль твоя.

И чудо обязательно случится,

Тогда-то ты и вспомнишь про меня.

Ступай. Тернистый путь не бесконечен

И солнца вскоре ты увидишь свет.

Пусть от моих речей не станет легче,

А станет легче от твоих побед».

Полы скрипели в её старом доме,

Цыганка проводила до двери.

А мне казалось в сером небосклоне

Уже я вижу солнышка лучи.

Ведь можно и не верить в предсказания,

Но как поддержка нам порой нужна.

Я поняла — не вечны испытания

И покорится скоро мне судьба

Объявили посадку на рейс,

К трапу двинулись медленно люди.

Кто же знал — их пристанище здесь,

Что живыми никто уж не будет.

Что последний назначен полёт,

Не судьба на земле приземлиться.

Что уже обречён самолёт,

И что с жизнью придётся проститься.

А она написала в сети:

«Мы домой летим, Питер, привет!»

Оборвался в начале пути

Навсегда для неё тот рассвет…

И последнее фото на память,

Папа дочку к груди прижимал,

Словно очень боялся расстаться,

Будто что-то уже понимал…

В зале Пулково ждали родные

Матерей, сыновей, дочерей.

Они думали — рейс отменили,

Пусть вернутся домой поскорей.

Но бежала минута, другая,

Полчаса… Где же тот самолёт?

Вскоре в Питере люди узнали,

Что окончен давно уж полёт…

Что на двадцать четвёртой минуте

После взлёта был борт обречён…

Не вернутся родные им люди —

Это страшная явь, а не сон.

Двести двадцать четыре погибших,

У них не было шанса спастись…

Неужели позволил Всевышний

Молодых и детей хоронить..?

Правда режет сердце до боли —

Это был их последний полёт.

Питер плакал, безжалостно горе,

И никто их уже не вернёт.

В мыслях: «Как так могло получиться?

Столько маленьких крошек — детей…»

Почему суждено им разбиться?

Не спастись из смертельных сетей?

По стране разлетелось лишь фото,

Где малышка Дарина в окне,

Смотрит вдаль, видя там самолёты,

Словно линию чертят в судьбе.

Надпись к фото пронзает до дрожи,

Её знает теперь целый мир,

Эти строки забыть невозможно:

«Самый главный из нас пассажир»

Чёрной датой октябрь окончен,

Как окончен злосчастный полёт.

Вспомним всех не вернувшихся молча…

Их никто нам теперь не вернёт.

Зажигаются в Пулково свечи,

И цветы возлагаются к ним.

В нашем сердце теперь Вы навечно…

Любим, помним о Вас и скорбим…

Отпустите нам боль, Небеса,

Вы забрали у нас самых близких,

Когда взлётная вмиг полоса

На пути том последнем зависла…

И обратный включился отсчёт,

Навсегда отвернулась удача.

Был уже обречён самолёт,

И уже не могло быть иначе.

Где-то там — высоко над землёй,

В Небесах Вы решили их судьбы.

Заберите терзанья с собой,

С этим горем так трудно жить людям.

Сотни Ангелов взмыли над Питером,

Кто мечтал — возвратился к родным…

Им дано теперь быть только зрителем

И хранителем близких своих.

Миллионы свечей зажигаются,

Слёзы горечи катятся с глаз…

Небеса, заберите отчаянье,

Боль души заберите у нас.

Может там, в Мире Том упокоенном,

Мы когда-нибудь встретимся все…

Пусть покоятся люди спокойно,

Мы их помним на этой Земле.

Скорбь и боль разорвала нам сердце,

Лишь в висках тот извечный вопрос:

«Двести двадцать четыре… Не верю…

Ну за что? Кто их в вечность унёс?

Отпустите нам боль, Небеса…

Ничего уже не изменить…

Им до грани тогда полчаса…

Оставалось всего лишь дожить…

Не люблю я понедельник —

День тяжёлый, суетной.

Самый трудный день недели,

Перед ним ведь выходной.

Утром кофе не спасает,

Просыпаюсь я с трудом.

Понедельник… Я зеваю,

Не расстаться мне со сном.

Что же делать, коль «совою»

Родилась на этот свет?

Хорошо, если работа

Начиналась бы в обед.

Кофе всё-таки помог мне,

Одеваюсь на ходу,

Сумку, телефон схватила,

На маршрутку я бегу.

Вот досада! Перед носом

Мой автобус укатил!

Понедельник… Нет вопросов —

Снова он не угодил!

Я стою на остановке,

И, конечно, дождь пошёл.

Зонт забытый лежит дома —

Понедельник! Что ж ещё?

Наконец, мой транспорт едет.

Я промокла вся насквозь.

Ну какая же я леди?

Я теперь как чёрт, небось!

В городе стою я в «пробке»

Уже битых два часа.

Опоздала на работу,

Лучше б вовсе не пошла…

Посреди же перекрёстка

В белом «Audi» мадам,

Создала большую «пробку»,

Что ж — «умна не по годам».

Вот несносный день недели

Или мне так не везёт?

Каждый новый понедельник

Всё вверх дном — наоборот.

Понедельник — день тяжёлый…

Я влетаю в кабинет…

Мой начальник… Не весёлый…

Всё… Теперь держать ответ…

Воспитывая сына, помни мать

О том, что он когда-то станет мужем.

Что он обязан женщин уважать,

Иначе будет никому не нужен.

Мужчиной должен быть, а не самцом —

С красивым личиком, подтянутою попой,

Не воспитайте сына — подлецом,

Который живёт лишь своей свободой.

Не воспитайте «маминым сынком»,

Где «принеси, подай, я на диване».

Мужчина должен быть ещё отцом

И внуку вашему примером к подражанью.

И пусть коленки в детстве он набьёт,

И сможет постоять за своих близких.

Свои слова назад не заберёт

И не уйдёт из дома «по-английски».

Чтобы гордиться сыном, помни мать,

Что всё-таки он будущий мужчина.

Мужчиной ещё нужно воспитать

Любимого единственного сына.

На белом снегу, на узкой дорожке

Сидела, прищурившись, чёрная кошка.

Сидела, пригретая солнцем весенним.

На улице — март. Выходной — воскресенье.

Навстречу той чёрной красавице-кошке

Шагала девица по этой дорожке.

Девица спешила успеть на свидание,

Кружилось немного её подсознание.

Надев неудобный на ногу каблук,

Не видя уж, что происходит вокруг,

У самой той кошки, споткнувшись о камень,

Девица упала, не сладя с ногами.

В итоге на узкой и снежной дорожке

Сидят уже двое — девица и кошка.

На всё это кошка надменно взглянула,

Слегка потянулась, хвостом вдруг взмахнула

И гордо пошла поперёк всей дорожки

Перед девицей чёрная кошка.

«Вот не везёт мне» — подумала дева, —

«Ногу сломала, каблук отлетел.

Всё потому что мне эту дорожку

Перебежала чёрная кошка.»

Кошка забыла давно о девице,

Ей уже где-то сладостно спится.

Ну а девица, веря приметам,

Кошку винит во всех своих бедах.

Проще, конечно, поверить приметам,

Чем самому призваться к ответу.

Стать виноватым во всех своих бедах,

Ровно настолько, насколько в победах.

Дело совсем ни в какой-то примете,

Сами за спешку свою мы в ответе.

Сами и обувь себе покупаем,

Сами дорогу себе выбираем.

Так что вини во всех бедах себя,

А не другого, что возле тебя.