Доктор воровских наук

Утром меня разбудили звон инструментов и ворчание дяди Федора под капотом, пение птиц и мамин голос:

— Давно я так хорошо не спала. Прямо как в детстве.

А папа ей ответил:

— И я здорово выспался. Даже весь вчерашний день забыл. Мы очень много рыбы наловили?

Мама помолчала, вспоминая, и ответила:

— Очень. Две бочки.

— А где они?

— Не помню.

Тут дядя Федор отозвался от машины:

— Будет вам. Вы прямо как эти водилы с фуры, ничего не помните. Никакой рыбы мы не наловили. Все еще впереди.

— Правильно, — сказал папа. — Пошли?

Я выглянул из палатки. И успел заметить, как за кустами движутся к пруду два длинных удилища, и услышал теряющийся вдали голос дяди Федора:

— Не, Саныч, мы сейчас этих карасей тыщу штук на завтрак наловим.

— Не, — ответил далекий папин голос. — Так много не надо, нам столько не съесть. Сотню-две — и хватит.

— Годится, — согласился дядя Федор. — А что не съедим, то на запчасти сменяем.

Я разбудил Лешку, и мы выбрались из палатки.

Кругом было здорово. Над головой — чистое небо и в нем мелькают ласточки. В траве блестит роса такими радужными капельками. В деревне лают собаки, звенят ведра и орут петухи. А мама жарит на плитке картошку.

— Доброе утро, — сказала она, откидывая со лба прядь своих красивых волос. — Как спали?

— Как дети, — сказал Алешка. — Мне самолет с крыльями приснился.

— А мне, — добавил я, — машина с колесами.

— Удивительные сны, — засмеялась мама. — Садитесь завтракать. Только умойтесь хорошенько.

Мы сбегали к ручью и так хорошо умылись, что вернулись мокрые с головы до ног.

— А чего ты картошку жаришь? — спросил Алешка. — Давай карасей подождем. Сто штук. Хватит?

— Долго ждать придется, — вздохнула мама. — А если уж дождемся, то мы их лучше продадим и купим на эти деньги колбасы.

— А кто продавать будет? — спросил Алешка.

— Ты, — ответила мама, накладывая ему полную миску поджаристой картошки. — Выйдешь на дорогу, сядешь на обочине и запоешь: «Сами мы люди не местные…»

Алешке идея понравилась. Но он внес свои коррективы:

— Лучше вы с папой сядете на обочине, у вас все равно отпуск. А дядя Федор будет бегать вокруг и приговаривать: «Ах, какие рыбки! Прямо золотые. По два кило штука!»

Мы посмеялись, доели картошку и пошли на ручей мыть посуду. И поняли, что не такая уж это беда, что мы тут застряли. Даже наоборот. Место очень красивое. Деревня Пеньки веселая. В пруду все время караси с удочек срываются. А совсем рядом — старинный монастырь, полный загадок и тайн.

Когда мы вернулись, папа и дядя Федор наворачивали картошку и хвалились, сколько бы они наловили карасей, если бы…

— Подсекаешь слабо, Саныч, — ворчал дядя Федор. — Карась — рыба не простая, он только ловкому рыбаку дается.

— А ты много подсек? — спросил папа.

— Не считал, — отмахнулся дядя Федор. — Но поболе твоего.

— А где рыба-то? — спросил Алешка, заглядывая в пустое ведро.

— В пруду, — сказала мама. — Отныне и навеки.

— Не преувеличивай, — обиделся папа. — Все хорошее еще впереди.

У дяди Федора научился.

— Зато поспали хорошо, — поддержал его дядя Федор. — А я вот долго не засыпал. Все мечтал. О новой машине.

Эти мечты у дяди Федора — постоянные. В нашем доме, а может — и во всем районе, дядя Федор самый лучший автомеханик. А свою машину никак в порядок не приведет. Все у него времени не хватает. Потому что он всем другим водителям без конца помогает. Как во двор ни выйдешь, дядя Федор то под чьей-нибудь чужой машиной лежит, то из-под капота попой торчит. И главное — всем бесплатно машины ремонтирует. Как он говорит, из любви к искусству.

А дядей Федором его прозвали за доброту и простодушие. И за то, что все время ходит в шапке с ушами. Одно ухо у нее висит, а другое вверх задралось. В общем, здорово на симпатичную дворнягу похоже. Но, конечно, Шариком его называть неудобно, а «дядя Федор» прижилось.

В общем, он очень хороший человек. Только вот рыба у него все время с крючка срывается.

Тут мама все мечты прервала, дала нам пустое ведро из-под яблок и велела отнести его в деревню.

— Там коза, — попытался упереться Алешка.

— Она уже давно в самые дальние леса убежала, — сказала мама. — Как только узнала, что ты здесь объявился.

Мы взяли ведро и, как послушные дети, пошли по тропке в деревню Пеньки. А как только скрылись от маминых глаз, сразу, как непослушные дети, свернули к монастырю, который здорово нас привлекал своими тайнами. И романтической стариной, как сказала бы мама.

…В этот раз монастырь нам еще больше понравился. Всем своим видом. Он, хоть и был разрушен веками, все равно красовался своей мощью. Толстенные и высокие стены, угрюмые башни с бойницами, из которых выглядывали не пушки и всякие самострелы, а кудрявые приветливые березки, которые неизвестно на чем там растут.

— Во! — сказал Алешка. — Попробуй такую крепость взять, да? Просто так на стену не залезешь, а уж когда в тебя стрелы летят и кипяток на голову льют… Ты бы полез?

Мы согласились — что да, не полезли бы. Но тем не менее, войдя в ворота, заглянули в боковые ходы воротной башни.

Там шли наверх крутые, развалившиеся ступени, заваленные обломками камней и какими-то железяками.

Недолго думая, мы полезли по ступеням. Они уже все расшатались и гулко постукивали под нашими ногами.

На самом верху у этой воротной башни была площадка, огражденная каменными зубцами. И здесь тоже березки росли. И ящерицы на зубцах грелись.

— Здорово, да? — сказал Алешка, когда мы подошли к самому краю и стали обозревать окрестности.

Вокруг, во все стороны и во все дали, лежала земля древней Смоленщины. Кругом были просторы. Леса, поля, деревни. Блестели под солнцем изгибы рек. Сверкали пруды и озера. Тянулось невдалеке неутомимое шоссе, по которому бежали и бежали всякие машины.

Кругом было безлюдье… Но не во дворе монастыря. Мы вдруг услышали какой-то стук и, повернувшись, увидели, как неизвестно откуда появился человек в черной куртке с капюшоном на голове.

— Черный монах! — шепнул Алешка и присел за каменным зубцом.

Я тоже пригнулся и стал наблюдать.

Человек в черной куртке, откинув на спину капюшон, вытащил из кармана блокнот и стал, поглядывая по сторонам, что-то в нем рисовать и записывать.

— Шпион? — спросил меня Алешка.

Ну да — шпион. Тоже мне, объект для разведки — старые развалины. Я об этом нашептал Алешке в ухо. А он мне в ответ:

— Ну и что? Может, он здесь старинный клад ищет? И на свою родину его увезет? Нет, что ли?

Тем временем неопознанный «шпион» стал замерять рулеткой разбросанные камни и записывать замеры в блокнот. Ну уж камни-то он на родину не потащит…

Я неосторожно переступил с ноги на ногу, со стены сорвался камушек, шмыгнул между зубцами и звонко упал вниз. Черный монах поднял голову и спросил:

— Ну и что?

Мы, затаившись, промолчали. А потом все-таки выглянули из-за зубцов.

— Нашли что-нибудь интересненькое? — спросил незнакомец. — А я нашел. Спускайтесь — покажу.

Вид у него был вполне безобидный. На шпиона не очень похож. Узенькая бородка с редкой сединой, очки на кончике носа и веселые глаза. Впрочем, как выглядят шпионы, мы все равно не знали, не видели их живьем ни разу. Ни одного.

Мы спустились в монастырский двор и подошли к незнакомцу.

Он с интересом оглядел нас поверх очков и сказал, слегка наклонив голову:

— Афанасий Ильич. А вас я уже знаю по именам. Дима и Алеша, верно?

— Откуда вы знаете? — насторожился Алешка, подозревая все-таки в нем шпиона.

— От вас самих. Вы так звонко перекликались…

— А чего вы нашли? — спросил я.

— Много чего! — Он снял с плеча сумку и раздвинул «молнию». И стал доставать свои находки.

Ничего там особенного не оказалось, на первый взгляд: какие-то камешки, черепки, железячки. Но у нашего нового знакомого блестели глаза и даже подрагивали пальцы, когда он перебирал свои «сокровища».

— Вот это, — он показал нам замысловатый черепок с загогулинкой, — это фрагмент глиняной кружки. Лет четыреста ей, не меньше.

— Я таких фрагментов, — пренебрежительно сказал Алешка, — сто штук вам на свалке наберу. Даже поновее, чем четыреста лет.

Но Афанасий Ильич только снисходительно улыбнулся.

— А вот это, — и он протянул Алешке круглый черный камень, величиной с теннисный мячик, — это настоящее пушечное ядро шестнадцатого века, кованое.

— Булыжник, — поморщился Алексей и, принимая камень, едва не уронил его мне на ногу — такой он оказался тяжелый.

— Чугун, — пояснил Афанасий Ильич. — Я это ядро из западной стены выковырял. О чем это говорит? — и он ткнул Алешку пальцем в грудь.

— О чем, о чем? — проворчал Алешка, возвращая ядро. — Что стены из ядер строили, что ли? Чтобы покрепче были…

Афанасий Ильич улыбнулся. Улыбка у него хорошая была — снисходительная такая, но не обидная. От такой улыбки дураком себя не чувствуешь.

— Это говорит, ребята, о том, что монастырь в далекие времена подвергался осаде. Враги обстреливали его из пушек, вели подкопы под стены и взрывали их бочками с порохом, шли на приступ… Вы вообще-то знаете, что такое монастырь?

— А как же! — заносчиво похвалился Алешка. — Это государство в государстве. Там монахи живут. Богу молятся. Промыслы всякие…

Афанасий Ильич внимательно и даже с некоторым почтением посмотрел на него:

— Откуда такие сведения, коллега?

— Из разных источников, — уклонился Алешка от прямого ответа, чтобы не подвести папу — вдруг эти самые сведения не соответствуют действительности.

— В целом ты прав, — согласился Афанасий Ильич. И достал еще одну реликвию, бережно завернутую в мягкую чистую тряпочку. — Самая главная находка, — пояснил он и, развернув тряпочку, показал нам большой красивый медный крест, весь позеленевший от древности. — Не исключено, что этот крест носил на груди сам настоятель монастыря.

И еще он показал нам два здоровенных гвоздя. Очень необычных. У них были мощные квадратные шляпки, и сами гвозди в сечении тоже были квадратные. Ну очень старинные…

Мы уселись на теплый гладкий камень, согнав с него пригревшихся на солнышке ящериц, и Афанасий Ильич, набив и раскурив трубку, стал нам рассказывать про монастыри. Хотя мы об этом его и не просили…