Подумаешь, попал

Снова удар, я отлетел к стенке, и уже не подымался. А так все хорошо начиналось.

Мы выскочили на главную дорогу, и я понял, что совершил ошибку.

День, мы переждали в леску. Где то позади слышались, уже приглушенные орудийные выстрелы, вероятней всего, батальон неизвестного мне капитана, продолжал держать оборону. Пол дня мы отсиживались в леске, к которому свернули, надо было передохнуть. Выставив охранение, я тут же провалился в сон. Меня будили, а я не хотел просыпаться. Ведь я в отпуске, зачем так рано вставать, оно мне надо.

— Виталий, вставай. Я наконец проснулся, передо мной был Мишка, но не тот, с которым мы поехали на злополучную рыбалку, мой заместитель и вспомнилось все.

Я встал, провел рукой по проклюнувшейся щетине, огляделся, мы на лесной опушке.

Солнце в зените.

— В чем дело, спросил я.

— Тут пяток бойцов с сержантом, к нам прибилось.

— Ну так что?

— Так они, он махнул рукой на восток, с укреп района, говорят немцы уже там.

Я прислушался, действительно была тишина. — Давай сюда сержанта.

Я достал карту и начал всматриваться, карта была до начала оборонительных

сооружений. А дальше, все. Сержант оказался сапером, как и его бойцы. И тут он рассказал такое. С неделю тому назад, поступил приказ о демонтаже части дотов, то есть вооружения и оборудования, для того чтоб перенести его, на строящиеся укрепления у новой границы. Отделению сержанта Колыванова, три дня тому назад было поручено, демонтировать бронеколпак, для того чтоб перевезти к новому доту у границы. И тут началось. В общем, оружия при них не было. Целые сутки, они не знали, что началась война. Потом поступил приказ ждать, должны были подойти солдаты с вооружением, и занять дот, а им нужно восстановить дот. Солдаты так и не подошли, зато подошли немцы. — А что нам делать, — сказал сержант, из лопат и кирок не постреляешь, зато главный дот, который не успели разоружить и демонтировать держался долго, до него было метров триста. Хотели податься к нему, но потеряли троих человек, хорошо оврагом удалось уйти.

К своим, что за речкой, уже не попасть, место открытое и немцы мост с ходу взяли.

Так и получилось, добравшись до леса, убегая от преследовавших их немцев, вышли к нам.

— А за речкой, оборона крепкая, наши там держатся. Как бы в подтверждения этому в километрах пяти, вновь послышались пушечные выстрелы, и даже долетели отзвуки пулеметных очередей.

— А почему, мост не взорвали, — спросил я.

— Так не успели, наверно, — произнес сержант.

— Нам комвзвода говорил, что его заминировали на всякий случай.

А бой меж тем разгорался, было слышно, как часто заухали немецкие пушки, ведя обстрел.

Я попытался сообразить, что делать опять пережидать, а чего, сейчас немцы возьмут прорвут оборону, и покатят дальше сея хаос, громя тылы.

— Стройся, — прокричал я, все хватит таиться, чего то выжидать, ну да, можно бросить технику, податься в глубь леса, чего-то переждать и потихоньку начать партизанить.

Первоначально я так и думал сделать, но это все проза жизни. Читал я книжки про партизан, смотрел фильмы, во многих так все красиво получалось.

Громили гарнизоны, пускали под откос поезда, да были потери, наваливались

зондер команды и многие отряды гибли в неравном бою, окруженные со всех сторон.

Такое ли я хотел, с другой стороны у меня, почти взвод танков, взвод пехоты.

–Младший сержант Федорчук, — скомандовал я.

Лешка аж подпрыгнул, — вооружить отделение, сержанта Колыванова.

— Сержант, водители есть? — спросил я.

— Да как же ответил он, я могу Степанков тоже.

— Вот и хорошо.

Мы выскочили из пролеска, впереди опять участковый Симнчук, в этот раз только с пулеметчиком в коляске. Следом моя Т-34, потом БТ, за ними машины. Недалеко от речки расположилась

батарея гаубиц, или каких то еще орудий, и беспрестанно лупила по противоположному берегу. Рядом у моста стояло, около десяти машин, из которых выпрыгивали солдаты. За мостом шел бой. Это я, рассмотрел в бинокль. Пять танков, из которых один дымил, два бронетранспортера и до роты пехоты, шли в атаку, на закрепившиеся на противоположном берегу нашим частям.

Сейчас добавится, еще как минимум рота. Вперед, наши танки выскочили на батарею,

заработали пулеметы. Грищенко без команды, протаранил одно орудие, танк подпрыгнул и если бы не шлемофон, я бы чувствительно приложился об какой то выступ. Я снова за наводчика. Кручу бешено ручки, выстрел вижу, как разметало расчет еще одной пушки, а сама она заваливается на бок, вперед вырывается БТ, подминает под себя еще одно орудие, двигается дальше, но вдруг его разворачивает, таран тяжелого орудия не проходит даром, у танка срывает гусеницу. Но медлить нельзя, по дороге к мосту несется полуторка, и по растерявшемся немцам, стреляет станковый пулемет. Добавляю осколочным, даю команду вперед. Проносимся мимо БТ, возле которой суетятся две фигуры, одна с кувалдой. Снова делаю знак, растопыренные пальцы, влепляю по одному из грузовиков. Его опрокидывает, снова выстрел, наш пулемет беспрерывно бил, по разбегающимися немцам, те падают, некоторые прячутся за машинами, бью по ним осколочным, вижу как вспыхивает еще одна машина.

Нас с боку снова обгоняет БТ, производит выстрел и вновь вперед. Продолжаю стрелять осколочными, вместо колонны грузовиков, сплошной металлолом, горящих остовов. Танки уже перед мостом, проносимся по нему, из захваченного нами грузовичка выпрыгивают саперы. Картина нас не ждали, а мы припёрли, выстрел, промах спешу однако, пот застилает глаза. Делаю наводку, танк по которому я собираюсь стрелять, вдруг задымил и замер вижу, как в прицеле промелькнул БТ — Бровкина, молодец думаю

я, ухватил мою цель, но нечего приникаю

вновь к прицелу, ганомак всаживаю ему в задок бронебойным, и тот нехотя, опрокидывается вверх колесами. Вновь показываю кулак. Несемся вперед, подминая под себя, залегшую под огнем пехоту. Снова остановка и в этот раз, точно влепляю в бок танка, тот еще какое то время движется, потом вдруг вспыхивает, и его башенка, как в кино отрываясь от корпуса летит прочь.

— Трогай кричу я, но в этот момент танк вздрагивает, мы проползаем немного и останавливаемся.

В гусеницу попали кричит, оборачиваясь Грищенко, и добавляет, похоже наши долбанули не разобравшись.

— К черту, — я показываю кулак.

Ко мне склоняется Епифанцев, командир кричит он, нет больше бронебойных, одни осколочные. Я растопыриваю пальцы и вновь кручу ручки. Заработал наш, пулемет отсекая пехоту, те уже в отличии от наших разобрались, что происходит. В прицел попадает большой танк, посылаю ему заряд осколочного в трансмиссию, в надежде, что хотя бы для нее это что то да значит. Противник получив в филейную часть затрещину, видно обиделся и начал медленно

разворачиваться, но все же попадание не прошло

даром, на пол обороте он заглох, и даже стройная струйка дыма, потянулась вверх, но башня, она развернулась к нам, мы выстрелили одновременно.

Сильный удар, звон в ушах. Помню как, кто то меня куда то тащит. Очухался я окончательно,

в чем то вроде землянки, меня тряс за руку какой то офицер, две шпалы подполковник, как сквозь вату в ушах прорывается.

— Молодец лейтенант, здорова нас выручили, всего одна сорокапятка оставалась.

И та ударила по нам, подумал я.

— А как вовремя мост подорвали, продолжал подполковник, непременно отмечу, наградные подпишу, да ты никак ранен?

Я до того прижимал ладонь ко лбу, отрываю её и осматриваю, она вся в крови.

Меня начинает мутить. Слышится команда, в санчасть его живо, меня куда то несут.

Прихожу в себя, от чьего вскрика, все как в тумане.

Слышится чей то сдавленный голос, воды — воды. — Ну будьте милостивы воды, горю — воды. Стон затихает.

Опять чей то голос, — тебе можно, а ему нельзя, ранение в живот.

И уже чуть тише. — К утру всё равно отойдет, видывал я такое в германскую, нежилец. Снова какой то шум.

— Вы куда, спрашивал тот же голос, что говорил про германскую, очевидно санитар.

— Где, младший лейтенант Кропоткин?

— Тута он.

— Что с ним?

— Легкое ранение в голову, средняя контузия, так врач сказал, через недельку оклемается.

— Нечего, мы и сами контузию лечить умеем, у нас через пару часов все проходит.

— Где его документы?

— У доктора, уже лепечет санитар.

— Корзунов, забери.

Меня подхватывают чьи то руки, и бесцеремонно волокут.

И так, Кропоткин Виталий Викторович?

Я стою босиком, еще окончательно не пришедший в себя. Меня в ночи куда то везли, потом бесцеремонно бросили в какой то подвал. Все тело ныло, болела голова, меня начал даже бить озноб. Что это такое, я ощупал себя, в одной гимнастерке и бриджах, ну да, так я и залез в танк,

Сапоги, очевидно стянули в санчасти. Но где я? Что происходит. Темнота начала понемногу отступать. Сквозь небольшое окошечко, пробились первые лучики света. Послышались, шаги двери с лязгом отворились.

Раздалась команда. — Встать.

Я понял, обращаются ко мне. Мне помогли, удар под ребра ногой, чувствительно даже очень. И меня повели, точней потащили, пальцы ног, больно царапал бетонный пол.

Пере домной, сидел лейтенант НКВД. Он разбирал какие то бумаги, время от времени, бросая на меня, хмурый взгляд, и он мне не нравился. Лейтенант нашел, что искал и стал читать.

— По показанию ефрейтора Каломыхина, единственного оставшегося в живых из саперной группы сержанта Колыванова, именно вы приказали взорвать мост, тем самым сорвав наступление наших частей.

— Ну да, отдал я такой приказ саперам, пока мои пехотинцы прикрывали их.

Но какое наступление, все что осталось от полка подполковника, что жал мне руку

и обещал наградить, едва сдерживало атаку немцев, вряд ли они могли наступать.

Лейтенант не дождавшись моего ответа, взял какие то документы и вытащив листок зачитал.

–Показание бойца Иванишина, комсорга первой роты 125 полка.

Младший командир, Кропоткин Виталий Викторович во время службы, халатно относился к своим обязанностям, разлагал дисциплину в своем взводе, имелись случаи рукоприкладства. Один из них, коснулся лично меня. Так младший сержант, Михаил Потапович Суслин на мое замечание, о его непозволительном поведении с личным составом, ударил меня. — Комвзвода, старший сержант Кропоткин, вместо того чтобы наказать своего подчиненного, обвинил во всем меня.

— Замполит нашей роты, Гольц Виниамин Гойцович, пробовал обратить на эти безобразия командования полка, особенно после выходки, сержанта на комсомольском собрании. Решался вопрос, о дачи рекомендации данному комсомольцу, в кандидаты члена партии. На вопрос о его происхождении выяснилось, что оно дворянское, и даже из каких то там князей. Дальнейшему разбирательству, помешала начавшиеся война.

Лейтенант прекратил читать. — Это правда, — спросил он у меня.

— Что правда? Вопросом на вопрос, ответил я.

— Что ты, из князей?

Я лишь только кивнул. Кивнул и лейтенант. Сильный удар по моей злосчастной

Голове, и я падаю на бетонный пол, удар ногой по ребрам, и я от боли скручиваюсь как эмбрион.

— Встать.

Подняться я не могу, меня усаживают на табуретку. Лейтенант продолжает зачитывать. Я почти не слушаю его. Тот продолжает читать. 21 июня, ночью старший сержант Кропоткин, прибыл в сопровождении нескольких лиц на охраняемый объект. При не выясненных обстоятельствах, погибает наш начальник караула.

Кропоткин берет командование на себя, и даже нацепляет лейтенантские знаки различия.

Особист берет мое удостоверение, читает выдано 20 июня 1941 года.

— Лихо сработано, — произносит лейтенант, как настоящие, но слишком новенькое.

Снова берет листок, переворачивает и читает.

Сняв караул, сержант Кропоткин, минирует склад с боеприпасами и взрывает его.

В дальнейшем, вместо того чтобы идти на соединения с нашим полком, он уводит подразделение в лес, избегая тем самым боевых действий с противником. На недовольные замечания, личного состава, применяет силу, особенно свирепствует младший сержант Суслин, самолично избивая тех кто, был против такого поведения, у нас отобрали оружие, поэтому когда нас задержал патруль НКВД, у нас его с собой не было. Подпись: рядовые: Иванишин Эдуард Севостьянович, Туров Борис Игнатович.

Лейтенант закончил читать. — Это правда, — спросил он, кладя листок в папку.

— Что? — Прохрипел я, сквозь разбитые губы. — У Турова винтовка была, бросил вероятно скотина.

Вновь удар, и я отлетаю к стенке. Мрак.

Усталый озабоченный, капитан НКВД, только что вернувшийся с передовой уселся

за стол.

— Липоткин, что там у тебя?

Лейтенант протянул бумаги, тут три расстрельных.

Дезертирство, начал читать капитан: пятеро рядовых бросив оружие, тут все ясно он подписал. Начал читать дальше. Потом поднял взгляд на лейтенанта.

— А ты знаешь, немцы уже в Минске, а эти — он подписал следующий документ.

Если бы мост не отбили, и не взорвали, наша бы дивизия тоже бы откатилась, а так

еще держимся, подкрепление должно подойти.

Он уже не читая, хотел подмахнуть последний листок, но что то его остановило, прочел.

Старший сержант Кропоткин Виталий Викторович, выдавая себя за лейтенанта красной армии, приказал взорвать мост через реку Березину. До этого, что выяснилось из показаний рядовых Иванишина и Турова из того же полка, проявив трусость и

малодушие, бросил важный склад с боеприпасами, взорвал его без приказа.

Вердикт: За проявленную трусость, нанесения ущерба и прочих провинностей,

старшего сержанта Кропоткина Виталия Викторовича, расстрелять бес суда и следствия, по закону военного времени. Исполняющий обязанности особого отдела дивизии

капитан: Малышев В.И. Капитан взглянул на лейтенанта, хотел что то сказать, но в горле образовался комок, и он раскашлялся. Лейтенант выжидая стоял, протягивая руку за листком.

— Смертный приговор, наконец прохрипел капитан.

— Ну да, ответил лейтенант, таким туда и дорога.

Капитан вдруг вскочил, и нанес мощный удар. Лейтенант в печатался в стену, и сполз по ней на пол.

— Ты хотел, чтоб я подписал себе, смертный приговор, вновь произнес капитан.

Лейтенант отплевавшись кровью с выбитыми зубами, прошептал.

— Чего, за что?

Капитан достал выписку из приказа, подписанную командиром дивизии.

В ней числился и младший лейтенант Кропоткин, представленный к ордену красной звезды за бой у моста. Утром капитан хотел навестить раненого в санчасти, чтоб кое что уточнить. Он присел на угол стола, смотря как его помощник с трудом подымается с пола. Порылся в своей планшетке.

— Ты когда последний раз, газеты читал?

Малышев достал «Правду », смотри. Лейтенант стал читать, по мере прочтения, начал тяжело дышать, пошатнулся и вновь уселся на задницу.

— Где те двоя, что оговорили лейтенанта, точнее капитана.

В комендантском взводе, людей не хватает, я их туда определил.

— Кривошеев, крикнул капитан. Дверь отворилась, в нее заглянул сержант.

— Кропоткина сюда, да поосторожней, он не в чем не виноват, а наоборот герой.

— А этого, он кивнул сержанту, на лейтенанта туда, и добавил. — Липоткин, сдать оружие.

Сам прошел к столу, и начал писать приказ.

Утром, вместо одного приговоренного, расстреляли двух рядовых из 125 полка.

Я сидел в углу в темной, пустой комнате, каждый глубокий вздох, каждое движение вызывало боль. Похоже все же одно, или два ребра, мне сломали. Послышались шаги, лязг открываемой двери. Ну вот и все. Луч фонаря забегал по комнате, и уставился на меня.

— Тут он. Голос одного из сержантов, что меня бил, заставил вздрогнуть.

На домной склонились, приподняли и подхватив под мышки понесли.

Очутился я в той самой комнате, в которой вели допрос, усадили на стул и это хорошо.

На табуретке, я бы не удержался. Перед домной стоял, капитан НКВД.

— Кривошеев, — спросил он сержанта. — За доктором послали?

— Сигульков пошел, — ответил тот.

— Ну как себя чувствуешь герой, — спросил капитан.

— Хренова что то, — проговорил я, лапы болят, и хвост отваливается.

— Что, что? Не понял особист.

— Потом вдруг хохотнул, ты прости капитан, меня не было, а этот мой заместитель, чтоб

ему пусто было, поверил россказням, двоим из твоих бойцов.

— Они дезертиры, — пролепетал я, облизывая запекшеюся на губах кровь.

— Тем более, приказ об их аресте, я уже подписал, а лейтенант Липоткин пойдет у меня рядовым, в окопы.

Я пожал плечами, Липоткина мне было не жаль. Потом, что то до меня дошло.

— Я младший лейтенант, — поправил я особиста.

Тот улыбнулся, достал газету, начал читать. В это время, появился военврач.

Через несколько часов, меня вновь куда то везли. Голова в бинтах, грудь крепко стянута.

Гостеприимство в особом отделе, не прошло даром. Кроме меня, в кузове было еще несколько раненных. За всеми наблюдал санитар. Ты смотри капитана, чтоб не

растрясло.

Послышался голос Кривошеева, ему поручили сопроводить меня до эвакопункта.

Заботливый ты мой, от немцев меньше прилетело, чем от тебя.

— Воздух. — Истошный крик санитара, оторвал меня от дремоты. Машина не остановилась,

а наоборот добавила газу. Близкий разрыв встряхнул её, но машина продолжала ехать.

— Воздух, воздух. Проворчал сержант нквэдешник.

— Танки это, очевидно через соседей прорвались, ну теперь до станции бы успеть.

Мы успели. Паровоз был под парами, раздался его тревожный гудок.

Где то невдалеке, слышались разрывы.

— Куда мы их, все полно? Послышался женский голос.

— Так что их, немцам оставлять, грозно проговорил в ответ нкведешник.

— Петровна, ты чего?

— Давай в перевязочный, — раздался чей то басовитый голос. Меня понесли.

— А вы куда, молодой человек?

— Я сопровождающий, у меня документ есть, за этого раненного я головой отвечаю.

Вновь, проревел сержант.

— А как же я, у меня в машине, весь бензин пропал при обстреле, бензобак пробили.

Я не поверил, это был Лёша. Так вот, кто нас вез.

— Сержант! Позвал я. Нкведешник, помогавший затащить меня в вагон, склонился.

— Тот водитель, что нас вез, мой ординарец, Федорчук его фамилия, можешь проверить.

— Так вот, впиши его в сопроводиловку, пусть едет с нами, я же забуду про твои художества.

Сержант хмыкнул и прокричал. — Федорчук ко мне, — и добавил, это со мной.

Меня понесли дальше по вагону, судя по всему, это был раньше вагон ресторан.

Поезд тронулся, набирая ход, и я провалился в сон. Не знаю сколько я проспал, но чувствовал себя немного получше. Слышались стоны. Кто то всхлипывая, просил, — доктор, а может не надо руку того, как же я без неё, я же плотник.

— Лежите спокойно молодой человек, у вас развилась гангрена. — Петровна маску.

Я закрыл глаза, постараюсь вновь уснуть, чтобы отрешиться от происходящего, но не смог. Через некоторое время простыня, перегораживавшая операционную откинулась. Надомной склонилась коренастая фигура, лицо которой, было скрыто марлевой повязкой.

Лежал я на полу, хоть и на матрасе.

— Петровна, что у нас там?

Петровна, совсем молоденькая медсестра, начала зачитывать из тетрадки.

— Капитан Кропоткин В. В. — танкист, общая контузия, легкое ранение в голову, ушиб грудной клетки, вероятность перелома двух ребер.

— Понятно, следующий.

Бровкин И. А. — ранение в бедро, осколок извлечен, ожег обеих рук, танкист.

Дальше, я уж не слушал, Бровкин, жив хоть и ранен и его БТ выходит сожгли.

Впрочем много ли, его легкой броне надо.

Хирург уже осматривал последнего, и сказал. — Этого на перевязку, я на обход.

Двери скрипнули, и из тамбура послышался басок, — товарищи это что же вы тут устроили.

— Да так, перекусываем.

— А пьете зачем?

— Так то, на радостях.

Это был голос Федорчука. — Командир мой жив оказывается, вот товарищ сержант сказал, что он тут у вас, только раненый.

— Смотрите у меня, будете бузить, выставлю.

— А можно, я его проведаю.

— Куда? Окрик врача. — Там операционная, вход только в халатах.

— Доктор вот, возьмите.

— Что это?

— Тушенка, правда немецкая, трофейная, ох и много мы их гадов побили.

— Отдайте там, сестричке, — сказал врач.

— Вот и повод, туда пройти, — обрадовался Леха. — Где он здесь?

— Товарищ, вам сюда нельзя. Сердитая медсестра, закончив бинтовать плечо раненому, набросилась на вошедшего.

— Так доктор разрешил, иди говорит передай, сестричке, вот тушенка трофейная, а это лично от меня.

— Ой карамельки.

— Они самые.

— Так где здесь, лейтенант Кропоткин лежит?

— Федорчук я здесь. — Окликнул я его, слегка приподняв голову, и тут же добавил.

И не лейтенант, а капитан.

— Идиш ты, восхитился младший сержант, несколько часов прошло, а вы из лейтенанта, капитаном стали.

— Товарищи, тише вы, тут же раненые, — возмутилась медсестра. — Сейчас Василий Федорович придет, всем попадет.

— Так вас, в звании уже повысили, — Леха был поражен. И не только, я тебе там в полку говорил, что если я хорошо спляшу, а сплясал видно хорошо, то мне от командования поощрения будут.

— Да ты не переживай, я тебя к медали представил, тот сержант, в штаб армии документы везет.

— А меня, послышался чей то слабый голос.

–Бровкин и ты тут? Удивился водитель.

— Да вот лежу, да на сестричек гляжу.

— Тебя тоже к медали, и младшего сержанта присвоили, годишься в командиры.

Я вспомнил, как торговался с особистом дивизии, вспоминая всех тех, что были со мной. Тот особенно не возражал, смотался в штаб дивизии, он был в двух шагах. Подготовил документы.

Через сутки, мы были в Смоленске, распрощались с сержантом. Вместо него, в госпиталь явился лейтенант НКВД. Был он приветлив и вежлив, после разговора насчет Федорчука сказал, нет проблем. Проблем, действительно не было. На следующий день, он заявился с каким то подполковником из штабных. Тот все пытался обнять меня, поздравляя вручил мне, орден красной звезды. Федорчуку просто пожал руку, в которую и вложил медаль. Не забыли и про Бровкина. Подполковник уходя сказал.

— Товарищ Кропоткин, поступило распоряжения, для вручения высшей награды Героя Советского Союза, вам надлежит прибыть в Москву.

Документы уже готовятся, надеюсь здоровье вам позволит, перенести перелет.

— А мой ординарец?

— В связи с вашим ранением, допустимо иметь сопровождающие лицо.

Проговорил штабист, и скрылся в дверях.

— Это что, я вместе с вами, Москву увижу! Вспыхнул Леха.

— Ну ты куркуль, водка еще осталась? Оборвал я его.

— Последняя, хотел её там в поезде достать, когда про вас услышал. Сияя ответил тот.

— Но сержант, что вас сопровождал, душа человек, угостил спиртом, у него целая фляжка с собой была, ну а я его тушенкой, с собой пара банок нашлась. Федорчук выскочил из палаты.

Душа человек, вспомнил я сержанта, он скотина, чуть всю душу мне не выбил.

Москва нас встретила. Точнее меня, встретили. Лейтенант НКВД, уже немолодой в фуражке, как я потом узнал, скрывающию лысину. Оглядев меня он покивал головой, ну да в пилотке, в простой хотя и новой гимнастерке, а что вы хотели, человек с фронта. Мы куда то ехали, я напомнил, что мне надо сделать перевязку. Лоб уже украшал небольшой пластырь, но ребра давали о себе знать, перелет дался мне нелегко.

Жесткие сиденья, брр. Лучше не вспоминать. Пока в госпитале мне, делали какой то бандаж, лейтенант ходил звонить. Вернулся он мрачный, вновь оглядел меня, сказали везти, какой есть, все остальное потом.

— Куда его? Возмутился врач, ему бы у нас недельки две отлежаться.

— С начало туда, а потом сюда, — промолвил лейтенант.

Федорчука оставили на месте, поскольку на его счет распоряжений, не каких не было,

так выписаны, командировочные и сопроводиловка и все.

Мы как не странно, поехали не в кремль. Нырнули под какую то арку, и притормозили.

Это был стадион, у нас проверили документы. Мы снова пошли.

Мимо трибун, повернули ко входу под лоджией, и уже пройдя по тоннелю, оказались у массивных дверей. У нас снова проверили документы. Лейтенант остался, меня уже полковник провел по коридору, и опять за массивными дверями, мы оказались в большой комнате, обставленной очень подходящей, для высшего руководства мебелью.

Огромный стол, вдоль него с дюжину стульев. Он стоял перед картой утыканной флажками, с трубкой в руке. Обернулся затягиваясь и выпуская дымок. Потом, оторвав от губ трубку сказал.

— Здравствуйте товарищ Кропоткин. И тут же спросил. — Как вы думаете, мы победим?

— Несомненно товарищ Сталин. Ответил я, как можно уверенным голосом.

— И я так тоже думаю, — товарищ Кропоткин. Сталин внимательно оглядел меня.

–Мне сказали, вы ранены?

— В основном контузия, и хорошо приложило грудную клетку, врачи опасаются, что возможно перелом ребер, но я думаю просто сильный ушиб, в госпитале сказали, недели через две буду как огурчик.

— Это хорошо, так значит придумка с танком, оправдала себя? Сталин хитро прищурился.

И я не знаю почему, решил соврать.

— Так точно товарищ Сталин, стрелял с удаленного расстояния, рвануло так что чуть не оглох.

Сталин улыбнулся. — Я был уверен в вас, товарищ Кропоткин и родина высоко оценила ваш подвиг, пленные немцы рассказывали, что при взрыве, у них погиб чуть ли не полк их самолетов.

— Возможно, мои подчиненные находившиеся на удалении видели, как несколько самолетов врага накрыло взрывом, — ответил я.

— Ну вот, а вы говорите возможно. Довольный Сталин нажал на какую то кнопку под столом, вошел генерал — майор с коробочками. С помощью полковника, он прикрепил награды. Я чуть не застонал, когда они копошась задевали мои многострадальные ребра.

Сталин вновь обратился ко мне. — Поздравляю вас товарищ Кропоткин.

И тут я ляпнул. — Служу Советскому Союзу.

Вождь, опять с хитринкой посмотрел на меня и проговорил.

— Неплохо сказано капитан, надо подумать, а не внести ли это изменение в устав.

Я чуть не вздохнул с облегчением. Тут я кое что вспомнил, золотая звезда героя, появилась у вождя всех народов намного позже. Портрет в роте, был тоже без неё, а там бы такого бы не позволили. А сейчас, она у него на груди. Так вот откуда,. весь этот танец с бубнами, а не сам ли Сталин предложил эту авантюру с танком. Мысль была бы не плохой, будь тот склад с обычными боеприпасами. Впрочем, не мне судить.

— До свидания товарищ Кропоткин, поправляйтесь. Вот и все.

Снова в машине, и на этот раз в другой, сопровождает молчаливый лейтенант.

Подъехали к какому то дому, поднялись на второй этаж. Лейтенант так же молча, открыл дверь и отошел в сторону, давая понять, что мне нужно войти.

Я вошел, дверь за мной закрылась, сопровождающий остался за ней.

— Проходите, товарищ Кропоткин и присаживайтесь.

Я послушал говорившего, вряд ли кто в это время, осмелился ослушаться его.

Берия был сама любезность, поздравил меня с высшей наградой Родины, и лишь потом перешел, к нужной теме.

— Как вы это сделали? — задал он вопрос.

— Сделал что?

— Взорвали склад, и остались в живых?

Ах вот, оно что, Берия не глупец и прекрасно понимал, что взорвав склад с помощью легкого танка и даже тяжелого, вряд ли бы я уцелел. Что же врать ему не стоит.

— С помощью гранат и сахара, — ответил я.

— Сахара, — переспросил нарком?

— Ну да, сахар использовал как замедлитель, наложил на чеку гранаты, привязал и капнул воды, нечто подобное, применяли в первую мировую войну, при установки мин на воде, только там замедляли срок их всплытия.

— Понятно, — надеюсь вы не рассказали об этом ему?

Так вот в чем дело, догадка моя оказалась верна, затея с танком Сталина.

— Я сказал, что взрыв, произошел после первого выстрела.

— Так и говорите, а лучше вообще не упоминайте,. за что вас наградили. — Вы выполняли секретное задание, и потому не можете разглашать подробности.

— Это я уже понял, товарищ нарком.

— Вот и хорошо, люблю сообразительных людей, с ними проще работать.

— Да если что, свяжись со мной, думаю что это тебе понадобиться.

Поняв, что разговор окончен, я встал.

— До свидания, товарищ нарком.

Тот не ответил, вероятно думая, правильно ли делает отпуская меня.

*****

Про меня казалось забыли. В прочем мне скучно не было. Меня доставали все, и соседи по палате, и вечно крутящиеся вокруг медсестры, как будто им делать не чего. Приходили пионеры пели песни, читали стихи и все требовали, чтобы я рассказал о своем подвиге. Появился репортер накропавший обо мне статью, и долго мурыжил меня, пока я не отделался от него, рассказав о бое под Березиной.

Буквально через день, по всему госпиталю ходили газеты, с громким названием статьи,

«Потомки Кутузова ». Бой описан был красочно, я бы так не сумел, как два наших танка и небольшая группа пехоты, под моим командованием, зашли в тыл немцам, с ходу уничтожили дивизион немецких пушек и в результате боя, отбили стратегически важный мост, после чего, обрушились на атакующего наши позиции врага, тот понес потери до батальона пехоты и роты танков. Моя фотография со всем иконостасом, рядом улыбающийся Федорчук со своей медалью. Федорчуку, временно пристроющегося помогать по хозяйству,тоже досталось толика славы. Наконец чуть ли не к концу июля, меня выписали и тут ждал сюрприз, новенькая офицерская форма. При всей этой красоте, я заявился в штаб бронетанковых войск за направлением, и тут я убедился, что на данный момент я не кому не нужен. Танков нет. Посылать на фронт, как обычного пехотного командира, орденоносца героя. Ухватились за справку из госпиталя, где была приписка, рекомендуется в течении месяца отдых, для окончательного выздоровления. Возник вопрос, что делать с Федорчуком, но как говорится водители везде нужны, описав штабистам какой он ловкий и умелый, я пристроил его в штаб, жалко расставаться, но что поделаешь. Сам я не знал что делать, вроде и жил где то до службы в армии Кропоткин Виталий, но где я не знаю, да и знал бы, туда ехать палиться, родственники соседи. Встречи с бывшими сослуживцами, я особенно не боялся, контузия ранение, временная амнезия. Деньги, аттестаты на продовольствие я получил. Остается одно, где то снять квартиру, не дорого но сердито.

Скоро эвакуация начнется, пустого жилья будет полно. Вдруг окрик.

— Виталий, ты ли это?

Пред домной стоял, бравый старший лейтенант, танкист с орденом красной звезды на груди. Он полез обниматься. Я с трудом отстранил его.

— Ну ты медведь задавишь, не видишь нашивку за ранение ребра еще толком не срослись.

–Ну вот к нему всей душой, а он зазнался, кличкой своего бывшего командира называет.

— Сколько раз можно повторять, я Степан Берлогов, а то все Медведь, да Медведь.

— Да косолаплю я маленько, так порода у меня такая, все в роду так ходят.

Ты лучше скажи, чего понурый такой стоишь возле штаба?

–Комиссовали что ли, под чистую?

— Не совсем. Признался я.

— Сказали не нужен, танков нет, иди погуляй немного, пока их наклепают, вот и не знаю в какую сторону гулять.

— Фи проблема. Степан оглядел меня. Капитан орденоносец, герой, куда же тебя такого денешь? — Так, так те места все заняты. — Вот что, Виталий пойдешь ко мне взводным,

а там глядишь опять меня обскочишь. — Ты как Т-34 знаешь, или на легких катаешься?

Я показал на свой орден красной звезды.

— Этот, получил как раз за то, что катался на Т-34.

— Читал, уважаю. Кивнул Степан и сообщил.

— Наш мех полк, сейчас в бригаду преобразуется, до этого были в резерве ставки.

— Командир приехал назначение получать, скоро наверно выступать будем.

— Ну как, к нам согласен?

— Согласен.

— Ну тогда пошли.

Мы стояли в десяти шагах от штаба, наверное я совершал ошибку, ринувшись вслед за энергичным старшим лейтенантом. Мы шли по коридору, когда из одной двери, вышел моложавый подполковник. Берлогов тут же вытянулся, и отдал честь.

— Григорий Савович? — обратился он к подполковнику.

— Я тут нашел себе взводного, вместо Лавушкина, убывшего по болезни, бывший мой подчиненный в финскую, а теперь глядите. Степан сделал шаг в сторону, открывая меня.

Командир мех — бригады оглядел меня, и спокойно сказал.

— Свободных командных должностей, кроме командира взвода, в роте старшего лейтенанта Берлогова у меня нет, согласны?

Я кивнул. Да и что я мог сказать, в звании я вырос, а вот должность, до сих пор

значилось, командир взвода. Мы вошли опять в кабинет.

Уже на улице возле эмки, пришлось ждать. Степан хотел сесть за руль, подполковник остановил. — Сейчас подойдет назначенный к нам водитель, мне сказали геройский

парень, участвовал в боях от самой границы.

Я раскрыл рот, к нам подходил Федорчук, с двумя вещмешками, перепоясанный командирским ремнем с кобурой ТТ, врученным когда то мною.

Тот ошарашено поглядел на меня, и вместо обращения к старшему по званию, произнес.

— Товарищ капитан, и вы туточки.

Еще с месяц, нас держали в тылу, как не тяжело было на фронте.

Под Смоленском и недалеко от Киева, шли тяжелые бои.

Я знал, чем это все закончится, но молчал кто послушает, пускай даже героя Советского Союза, да меня примут за контуженого психа.

Первым делом в оборот, меня взял комиссар, формирующейся танковой бригады. Он отличался от тех политработников, которые вмешивались в решения командира полка, да он вел свою пропагандистскую работу, но как то так, без лозунгов, которые мне кажется всем осточертели. Собрав личный состав бригады, он представил меня, единственного героя Советского Союза, в их соединении и попросил рассказать о боях, в которых я участвовал. Первым делом я сказал, что дело, которое совершил, получив звание героя, под грифом секретно и больше, чем напечатано в газете я добавить не могу, единственное что нам пришлось выдержать бой, с группой диверсантов.

Потом рассказал, о ночной схватке, и уничтожении колонны противника.

Бое у Березины, подвиге сержанта Колыванова, который ценой жизни, взорвал мост не дав врагу подтянуть резервы. Упомянул младшего сержанта Федорчука, на своей полуторке, он врезался в пехоту противника, а с установленного на ней трофейного пулемета, готовившаяся к атаке немецкая рота, была рассеяна. Федорчук сидел от смущения, красный как рак.

Естественно, я не рассказал о том, как меня после боя, раненого и контуженного, избивали особисты. Такая пропаганда, была не нужна. Мне хлопали, задавали вопросы.

Последние предложение выступавшего после меня, младшего политрука, выдвинуть меня в качестве комсорга батальона привело в шок. Я вспомнил Иванишина, но тут меня спас комиссар сказавший, что я подал заявление о вступлении в партию и ЦККПСС утвердило это. Оказывается без меня — меня женили. Я вспомнил, что до войны Кропоткин подавал заявление и вот сейчас ЦИК, а непросто партийная ячейка, утвердила его. Комиссар торжественно пожимал мне руку. Я смущено, что то лепетал.

Однажды, нас подняли по тревоге. Фронт рухнул сразу в нескольких местах, немцы прорвав оборону, окружили наши армии под Киевом. Наша недоукомплектованная бригада, была недалеко от Воронежа. Основной костяк её составлял первый батальон, состоящий из трех рот. Первая — тяжелая, десять кв-1, вторая в которой оказался и я, была из одиннадцати Т-34, и третья смешанная солянка, одна Т-34, а остальные БТ и Т-26. Второй батальон, был вообще не полностью сформирован, и имел всего восемнадцать машин, один взвод 34, другие легкие танки.

Мотострелковый батальон, вообще едва, насчитывал роту набранной из вчерашних школьников и рабочих с заводов, не имеющий брони. Две остальные роты, и саперный взвод должны были прибыть позже, откуда то из под Урала. Все это мне, рассказал начальник штаба бригады, майор Ракитин, когда мы совершали погрузку техники на платформы. Весь путь и мытарства поездки, вспоминать не хочу, особенно когда на перегоне, после внезапного торможения с платформы, чуть не слетел Т-26, что задержало эшелон, почти на час. Второй эшелон, со вторым батальоном и тыловыми частями, безнадежно отстал. Нас загнали на какую то станцию, и без того заполненную составами. Стоял невообразимый шум, паровозные гудки, лязг отцепляемых и сцепляемых вагонов, толпы беженцев. Люди сновали туда сюда, и не смотря на выставленных часовых, упрямо пролазили под нашими платформами. Рай для шпионов. Я с тревогой посматривал в верх. Толька налета вражеской авиации, нам и не хватало.

Две пары сдвоенных пулеметов максим, спереди, и сзади нашего состава, вот и все прикрытие. Конечно, станция наверняка тоже имела зенитные установки, но это мало утешало. Увидев идущих вдоль вагонов людей, я спрыгнул на землю.

Это были командир бригады Романцев, комиссар Ярполин и скорей всего, начальник станции.

— Вы поглядите, — кричал Романцев железнодорожнику.

— Это же танки, знаете как их ждут, нам нужно выгружаться, а вы куда нас загнали?

В тупик, справа эшелон со скотом, слева пассажирский состав с беженцами.

Нам платформа, для спуска техники нужна!

— Не чего не могу поделать, — проговорил начальник станции.

— Второй путь, где имеется пригодная, для вас платформа, сейчас занят.

— Кем? — Тут же спросил, влезший в перепалку комиссар.

— Там вагоны, предназначенные для погрузки станков, завод у нас эвакуируют, вот, вот прибудут машины.

— Когда вот, вот? — не вытерпел подполковник Романцев.

— Товарищ Ретушев звонил, что демонтаж уже начался, а вы знаете кто такой товарищ Ретушев, первый секретарь горкома.

Тут вмешался я. — Разрешите?

И не дожидаясь оного, схватив станционное начальство за грудки, оттащил его в сторону.

Достал из планшета заветную бумажку, которая как оказалось, не сгинула в бою у моста.

Планшет который, чтобы не мешался, я сунул в вещмешок, а его отдал на сохранения Федорчуку, в танке чем меньше вещей в бою, тем лучше.

Железнодорожник прочитав бумагу, побледнел.

— Быстро, наш состав к платформе под разгрузку.

— Я сейчас, все будет сделано.

Начальник станции развернулся, и побежал. Я спрятал документ, прокатило.

— Что это с ним? — спросил Романцев.

— Да так, справку показал, что я контуженый, и за свои действия не отвечаю, так он решил, что лучше от нас по быстрому избавиться.

Действительно, через полчаса, наш состав подогнали к нужной платформе.

И началась разгрузка. Более опытные механики, садились за рычаги, подменяя менее обученных. Я стоял, наблюдая за съездом танков моего взвода, первая рота уже выгрузилась и следовала к месту сосредоточения бригады.

На платформе среди суетящихся военных, показались двое, один штатский в дорогом бежевом костюме, и начальник станции.

— Это ты, Сидор Констанинович правильно сделал, что военный эшелон вне очереди

Пустил, говорил гражданский, им быстрей нашего надо, да и смотри, сколько платформ

и вагонов освобождается, сюда и будем грузиться, а то тех, что нам выделили не хватало.

Я обернулся к проходящим, в этот раз мой комбинезон был расстёгнут, так что видна была гимнастерка, на которой блестела звезда героя. Начальник станции, шарахнулся в сторону.

— Ты чего? — спросил гражданский. Увидев меня, он приподнял шляпу, поздоровался.

Что то сказал, но я не расслышал, очередная 34, с ревом съехала с платформы, я поспешил к ней. Нам снова повезло, над рощей, где разместился наш батальон, в сторону станции пронеслось с десяток юнкерсов. Мой механик водитель, хотел было крикнуть воздух, но я одернул его показав кулак. Через некоторое время, раздался грохот от разрывов и стали видны дымы пожаров, станция горела.

Меж тем вечерело, стал накрапывать дождь. Появился командир роты, и позвал к себе командиров машин.

— Через час выступаем, — сообщил он. — Сразу после ужина, экипажам проверить исправность машин, чтоб во время марша отставаний не было.

— Все, занимайтесь.

Своим ходом, мы двинулись к Белгороду. А дождь не прекращал лить, наоборот усилился, осень брала свое. Я с тревогой подумал о наших автомашинах, те шли следом по уже разбитой дороге.

Не чего прорвемся, чай немчуре тоже не слаще приходится, ворчал мой мех — вод.

Наша 34 была радиофицирована, что облегчало переговоры. В конце, концов уже поздней ночью, въехав в какой то поселок, мы остановились. Послышалась команда, глушить моторы.

Максим, мой мех — вод высказался.

— Половина заправки, ушло на переход.

Я в свою очередь, молча похвалил себя за то, что мое рацпредложение поддержал

командир батальона, и сзади за башней к танкам, прикрепили по бочке с топливом.

— Командирам рот и взводов, прибыть к комбригу.

Послышалось в шлемофоне. Я отстегнул провод от него, и нехотя вылез из башни.

Темно, дождь все не прекращался, я поежился и спрыгнув с машины направился туда,

где кто то, усилено махал фонариком. Мы набились в дом, вероятно бывшим сельским клубом, там какой то полковник склонившись над столом, что то доказывал нашим командирам.

— Дробить бригаду, не дам, — произнес Романцев.

— Да вы поймите, — полковник выходил из себя. У нас почти нет артиллерии, чем отражать танковые атаки противника, а тут вы, неужели нельзя придать каждой роте, хотя бы по танку. Романцев, взглянул на карту и сказал.

— Из всей бригады у меня, здесь всего лишь танковый батальон, остальные части,

где то на подходе, я смотрю у вас тут нет сплошной обороны, каковы вероятные направления ударов противника, и где он сейчас находится?

Полковник пожал плечами.

— Вы что, не знаете обстановку?

— Высланная на разведку группа, на автомашине до сих пор не вернулась, дороги наполнены беженцами и отступающими частями, — вмешался какой то майор.

И тут же добавил. — По последним полученным данным, это было еще днем, мотоциклисты противника, были замечены в тридцати километров от нас.

— Что у вас с соседями? — спросил Романцев. Полковник, зло бросил карандаш на стол.

— Я с одним из своих полков, связь потерял, а вы в этой каше о соседях спрашиваете,

уже третьего курьера посылаю, последний приказ из штаба армии, закрепиться и держаться.

— Понятно. Комбриг оглянулся, и посмотрел на нас. Заметив меня, окликнул.

— Капитан Кропоткин?

— Я.

— Подойдите сюда. Он указал на карту. Полковник, очевидно командир пехотной дивизии,

неохотно подвинулся.

— Возьмете свой взвод, и выдвигайтесь в этом направлении. Он показал на карте деревушку,

со смешным названием Сердитое.

— Как у вас рация?

— Вроде нормальная.

— Сможете связаться с нами? — В общем я думаю, к разведке боем, вам не привыкать.

— Действуйте!

— Есть.

Я вышел. Дождь вроде начал затихать, но дороги то размыты.

Впрочем чего это, танки грязи не боятся. Отдал приказ дозаправиться.

Начал давать вводные командирам танков, младшему лейтенанту Горошко и старшему сержанту Поплывцу. Пустые бочки, были скинуты и мы обходя нашу колонну, двинулись из села.

Проехать надо было километров двадцать, ох и дались они нам, не смотря на ночь, как только мы выскочили на большак, чуть не увязли, нет не в грязи.

По дороге шли люди, ехали запряженные лошадьми телеги, отчаянно сигналя,

прорывались груженые чем то машины. По обочинам валялся брошенный хлам, местами автомобили с раскрытыми дверьми. Кое где виднелись костерки, которые уставшие люди, несмотря на прошедший дождь, умудрились развести. И этот людской поток,. был перемешан, гражданские, военные. Пришлось свернуть в поле, в ночи, не подавив людей передвигаться было бесполезно. Хорошо, что вскоре мы выбрались на проселочную дорогу, и заляпанные грязью машины пошли быстрее. Направление было подходящим, определил по компасу. Максим, вдруг резко затормозил. Танк дернувшись, остановился.

— Ты чего? Я резво пару раз, включил и выключил задние габариты, сигнал остановки.

Шедшая за нами, на оговоренном расстоянии машина, успела остановиться.

— Кажись я кого то, чуть не сбил, — сказал мех вод.

Я завертел башней, вглядываясь в темноту. Показалась какое то движения, и появившиеся человеческая фигура, замахала рукой.

— Держи на мушке, приказал я стрелку и откинув люк, высунулся из танка.

— Кто такие? Я посветил фонариком и заметил несколько человек.

— Я же говорил, что свои. Послышался, чей то знакомый голос.

— Я по шуму мотора, враз определю, что это 34 едет — значит свои.

— Свои разные бывают, пора бы это знать Грищенко.

Проговорил я, вылез из башни и присел на крыло.

— Командир, ты? — удивлено воскликнул Степан.

— Я Грищенко я, а кто еще, по ночам на танке разъезжать будет?

Рядом со Степаном возник еще один знакомый боец.

— Иван — охотник! Радостно воскликнул я.

— Здорова командир. Он протянул мне руку.

— Как поживаете?

Произнес он это,. так буднично, будто ни чуть не поразился нашей встречи.

— Неплохо, вот немцев ищу.

— Поохотиться вышел? Как бы одобрительно, спросил Иван.

— Знаем такое место, только — только от туда.

— Километра два. — Подтвердил Степан.

Охотник глянул так на него, что мой бывший мех — вод замолчал.

— Зверь шибко сильный. Продолжил охотник.

— Нашими ружьями его не пробить, — он показал на свое СВТ.

— А твоими. Он кивнул на танк. Поохотится можно, добыча славная, десять с пушками

и два поменьше с пулеметами, двуногого зверя почти нет.

— Так, так понятно, десять танков и два бронетранспортера, — произнес я вслух.

— Много, — согласился Иван. Но когда, такого славного охотника как ты, это останавливало, сам знаешь, нужно только тихо подкрасться, пока зверь спит.

— Хорошо, уговорил, — согласился я. Нужно,только начальству доложить. Я склонился в люк и крикнул, — Славка не спать, давай связь с Ракитой. В танке забубнили.

— Ракита, — Ракита, я Клен прошу связи. Наконец ему ответили.

— Ракита на связи, что у вас? Я взял шлемофон радиста.

— Говорит Клен, к нашей Сердитой бабушке, заехал с товаром купец иноземный, попросился ночевать, в торбе десять утюгов и две сковородки, гвоздей совсем мало, навещу бабушку, проверю качество товара.

— Клен, о чем ты? Голос позывного Ракиты, осекся, потом ответил, — понял.

— Клен, будь внимательным, купец может оказаться пронырой, как бы не обдурил.

— Буду осторожным, — проворчал я. Мы действительно были осторожными.

На малых оборотах, подобрались к селу. Двое немецких солдат, будучи в дозоре, услышали гул моторов. Но поднять тревогу, не успели. К ним метнулись две тени, короткая возня. Знак фонариком и вот, наши танки врываются на улицу. Застрочили пулеметы. Я навел прицел, остановка выстрел. Нормально. Немецкая бронетехника, сгрудилась на площади у сельского совета. И лишь одна из бронемашин, была на выезде из села, по ней я и выстрелил. Потом мы сделали разворот, навожу на цель, выстрел. Немецкий Т-3, задымил и вспыхнул. Я не увидел, как у одного танка противника, повернулась башня, но выстрелить по мне он не успел. Т-34 старшего сержанта Поплывца, опередила его. Начался расстрел. Для такого дела, снарядов не жалко.

Потом по домам, где ночевали танкисты. Грищенко, со своими людьми не отставал.

Орудуя снятым с моего танка пулеметом, он подавлял очаги сопротивления.

Другие бойцы, закидывали гранатами. Вскоре все стихло, начало светать.

Степан и пять бойцов, что были с ним, начали обыскивать дома, собирать трофеи.

Кое кто из моих танкистов, обследовал танки, те что не взорвались и не сгорели.

Иван присел на лавку, что была у сельского совета, и закурил. Я сел рядом, только что доложил, что купец: с утюгами и сковородками, утонул в колодце, а Клен, не потерял не одного листика. Грищенко нашёл таки, запрятавшегося немецкого офицера, целого майора. Я подумал, и решил взять с собой.

— Хорошая охота была, однако. Наконец Иван, произнес ожидаемое, от него слово.

Он прислушался.

— Еще звери идут. Я напрягся.

— Ничего не слышно.

— Далеко еще, много моторов гудят. Он ткнул в сторону юго-запада. — Там смотри. В это время, взревел двигатель одного из немецких танков. Я подскочил, как ужаленный. Из него, показался довольный Степан.

— А этот, еще нечего.

Я махнул ему рукой, и сам подбежав прыгнул на танк, после чего дал команду, двигаться за околицу села. В бинокль, а мне принесли трофейный, я наконец то увидел колонну машин. Она была большой. Начал считать, впереди бронемашина, за ней пять тентованных машин, затем четыре заправщика, еще один ганомак, после него с десяток машин тянущие на прицепе пушки, снова, около десятка машин, и уже видно, чтоб не раздолбить окончательно дорогу, замыкали все это, два танка охранения. Нечего себе силище. Я сделал знак, двигаться назад.

— Командир, топливо почти на нуле, — пожаловался Степан.

— Ничего, сейчас у немцев займем.

Я снова вызвал Ракиту, доложил обстановку.

— Клен, возвращайся назад, — поступил приказ. Но у меня, уже возник план.

— Поприветствуем гостей, и вернусь.

Колонна, не доезжая села остановилась. Снова пошел дождь, немецкий офицер, из бронемашины, оглядел поле, перед селом. С левой стороны дымились три русских танка, один из них, как бы в бессилии, что то сделать застыл, повернутая башня, ствол опущен почти до самой земли. У выезда из села стоял Т-3, из него торчал танкист, и приветливо махал рукой. Офицер облегчено вздохнул, и дал команду вперед. Я быстро закрутил ручкой, наводка, выстрел, прям в бок.

Последний танк дернулся, и встал. Снова наводка, вдоль колонны.

Гремели разрывы. Две другие 34,. били по пушкам. Колонна встала, запылал головной ганомак, пораженный выстрелом из Т-3. Тот чуть съехав с дороги, открыл огонь по ближайшим машинам. Били пулеметы. Второй танк, все же успел сделать по нам выстрел, рикошет об браню башни, аж в ушах зазвенело. Но вот и он, уже горит, с такого расстояния не промахнешься. Начинаем долбить, осколочными по машинам. Из них выскакивают люди, падают разбегаются. Вот ударил по нам пулемет, но что он может сделать, всаживаю снаряд в ту сторону. Одна из машин сворачивает в поле, но безнадежно застревает, из нее как горох сыплются солдаты. Переключаюсь на пулемет, что поделаешь своего башнера, как подготовленного наводчика, усадил в трофейный Т-3.

Снова осколочными, да сколько тут вас, больше половины машин уже пылают. Одна из них, вдруг исчезает в облаке взрыва, все ясно везла боеприпасы. Какой же плохой обзор в башне, что делается впереди колонны, не вижу, да и средину едва примечаю. Закончился диск в пулемете, машу стрелку давай мол. И пока тот перезаряжает, кручу башню в бок, что это, не верю своим глазам, Т-3 горит и дымит, одна из Т-34, замерев с оборванной гусеницей отстреливается, у другой своих дел хватает. Ай да немцы, сообразили, две машины выскочили в поле, и расчеты отцепив орудия, долбят по нам, они меня не видят, а вот я.

— Максим давай влево, и вперед. — Осколочный. — Ору я, еще.

Ну вот пушки, заткнулись. Что там с Грищенко, может успели вылезти. Но бой, еще не окончен. Кто то из немцев, попытался пробиться к селу, но там Иван и еще пяток бойцов с двумя трофейными пулеметами, положили их. Перестрелка стихает. Смотрю как, кое где начинают вставать немцы, и подымать руки. Черт с ними живите, где то за дорогой вижу, бегущих в поле посылаю очередь. Кто то падает, сколько их там ушло, до взвода.

Моя 34, медленно движется, вдоль разгромленной колонны. Мне бы радоваться,

но что то не весело. Моя так называемая пехота, сгоняет в кучу пленных. Добавляют к ним майора, всего пятнадцать человек, некоторые из них легко раненые. Повсюду слышны стоны. Замечаю среди пленных санитара, даю в помощь одного менее пострадавшего камрада, и отправляю оказывать помощь раненым.

Подходит Иван, говорит. — Степка сгорел, совсем танк взорвался, нечего не осталось.

Я киваю головой, мой башнер тоже сгорел. Тут выясняется, что погиб младший лейтенант Горошко. Высунулся из люка, когда сорвало гусеницу, и тут пуля.

Слышу стук кувалды, мой мех — вод пошел помогать, натягивать гусеницу.

— Иван, — сказал я. — Собирай трофеи и документы. — У пленных их уже отобрали.

Моя группа возвращалась назад, вслед за нами тащился

чудом уцелевший бензовоз, за рулем которого, сидел пленный немец под присмотром грозного Ивана, и еще одна машина, в которой было с десяток пленных, со связанными руками и груда трофейного оружия. Всех раненых, в том числе и санитара, оставил в селе, зачем нам с ними возиться.

Романцев читал донесение,. и не верил. Двенадцать танков, четыре бронемашины,

десять пушек, двадцать машин. Он глянул на груду солдатских книжек, более двухсот

солдат и офицеров вермахта, и бригада потеряла, всего двоих человек.

Да тут еще, командир немецкого танкового батальона, сообщает сведенья такие, что начштаба армии прям пищит от нетерпения, как желает встретится с ним.

Комбриг оглядел своего подчиненного, представление на орден красного знамени, на тебя отправлено.

— Уже все награды какие есть, у тебя будут не жирно. Я скромно потупился, хотелось сказать, а я еще вышивать умею. А что награды, орден славы мне уже не светит, это солдатская и пожалуй самая достойная из всех наград, до орденов названых в честь полководцев, еще дожить надо.