Клятва безумная и смертельная

Моя стража следует за нами по пятам. Рука Харпер едва касается моего предплечья, как будто девушка готова отстраниться от меня в любой момент. Грей любил повторять, что я планирую свои действия на двадцать ходов вперед, и в этом он был прав. Но теперь складывается впечатление, что ни одно мое движение не зависит от меня. Я не могу планировать на двадцать ходов вперед, ведь Лилит в любой момент может изменить свою тактику после второго, третьего или пятнадцатого хода.

Я изнываю от желания рассказать о колдунье Харпер, но в таком случае я многим риску. Мне пришлось хранить секреты более трехсот сезонов, и сейчас я также вынужден держать рот на замке.

— Ты злишься на меня, — тихо говорю я.

Харпер не отвечает, но мои слова и не являются вопросом. Она злится уже несколько недель. Несколько месяцев.

Брусчатая дорожка начинает редеть, плавно переходя в тропинку, ведущую в лес. Я ожидаю, что Харпер решит сократить нашу прогулку и повернет назад, когда мы дойдем до деревьев, но она этого не делает. Мы вступаем в ранний утренний полумрак леса, позволяя тишине окружить нас. Деревья еще не успели полностью сбросить с себя листву, но вокруг в изобилии кружат красные и золотые листья, устилая наш путь.

— Когда я оказалась здесь в самую первую ночь, — говорит Харпер, — я скакала по этому лесу и вспотела от жары, а потом всего через секунду содрогалась от холода посреди метели. Именно в тот момент я поверила твоим словам о проклятии.

Я бросаю на нее взгляд.

— А как же музыка, которая играла сама по себе?

— Ну, это было… не так убедительно. Переход от ранней осени к поздней зиме подобен отрезвляющей пощечине. — Харпер ненадолго умолкает. — А потом мы нашли Фрею и детей… — Девушка качает головой.

— А, понимаю. Ты увидела, в каком упадке находится мое королевство, и познала истинную глубину проклятия.

— Нет! Я не это имела в виду.

— Но это правда. Ее не изменить.

Я тоже помню, как мы с Греем скакали через лес в погоне за сбежавшей Харпер и как страшно было мне оттого, что она узнает слишком много. Я провел так много сезонов в Замке Железной розы, что даже не подозревал, насколько трудной стала жизнь моих подданных. Я знал, что они страдают от голода и безденежья, но не осознавал, насколько плохо обстоят дела. Я не думал, что смогу что-то сделать для них, пока не сниму проклятие.

Харпер доказала мне, что я ошибался и что проклятие не мешало мне оказывать поддержку моему народу, а затем она и вовсе сняла его.

Однако Лилит все еще здесь и по-прежнему превращает мою жизнь в ад, но уже другим способом.

Я накрываю ладонь Харпер своей, и девушка тут же поднимает на меня удивленный взгляд. На мгновение мне кажется, что она отдернет руку, но она этого не делает. Харпер позволяет мне проявить эту крошечную вольность, но за ней скрывается так много всего.

Вот именно поэтому Лилит целиком и полностью контролирует меня. Меня одолевает буря чувств, и я с трудом делаю вдох, пытаясь успокоиться.

— Что-то не так? — спрашивает Харпер.

Все. Но я не могу этого сказать.

— У нас осталось всего шесть недель до нападения Силь Шеллоу, и сколько бы раз я ни пытался придумать план, который гарантировал бы нам победу, мне все равно кажется, что я обречен на поражение.

— Ты думаешь, Грей победит?

Надеюсь, что нет. Я даже представить себе не могу, как поведет себя Лилит, если Грей одержит победу. Я понятия не имею, что в таком случае ждет Эмберфолл.

— Лия Мара однажды пришла ко мне с предложением мира, — говорю я. — Затем Грей присоединился к ней. Он уже начал завоевывать признание моих подданных. Ты знаешь, что произошло в Глухой Лощине.

Мои стражники пытались поймать Грея, но в итоге им пришлось вступить в битву с горожанами. Грей, очевидно, использовал магию, чтобы исцелить всех тех, кто пострадал в потасовке.

— Они знают, что Эмберфолл все еще слаб. Грею не обязательно было предупреждать нас об их намерениях.

— Я слышу, что сейчас будет «но».

— Но… одно дело — быть правителем, который хочет мира, и совсем другое — быть подданным, который жаждет мести. Здесь, в Эмберфолле, они могут найти союзников, но я не уверен, что в Силь Шеллоу им удастся найти поддержку. Лия Мара — это всего лишь одна женщина. Грей — один мужчина. — Я смотрю на Харпер. — Как и мы с вами, миледи.

— Думаешь, им будет трудно удержать власть?

— Думаю, что они столкнутся с большим количеством трудностей, независимо от того, выиграют они эту войну или проиграют. Я думаю, что Силь Шеллоу будет нелегко принять тот факт, что власть перешла от Карис Люран, которая оставалась на троне, полагаясь на насилие и страх, к Лие Маре, которая, судя по всему, больше всего ценит сострадание и сочувствие.

Харпер смотрит прямо перед собой.

— Что ж, я тоже ценю эти вещи.

— Я знаю.

Мои слова повисают в воздухе между нами. Харпер надеется, что я скажу, будто тоже ценю эти качества, и я их ценю, но не так, как это делает она. Не так, как она хочет, чтобы я их ценил.

Между нами возникает непреодолимая пропасть.

Харпер хмурится, когда я больше ничего не добавляю к своему ответу.

— Думается, сострадание и сочувствие и нам не добавляют союзников.

Я замираю в нерешительности.

— Несмотря на ущерб, который Силь Шеллоу причинило Эмберфоллу, моему народу может быть нелегко оказывать мне содействие, ведь все мои притязания на престол основаны на линии наследования по крови, и Грей меня в этом опережает. К тому же он показал людям, что его магия полезна, а не опасна. Мои же обещания военной поддержки со стороны на поверку оказались пустым звуком.

— Из-за Колумбии, — понимающе кивает Харпер.

— Да.

— И это моя вина.

В ее голосе звучат горечь и сожаление. Я останавливаю Харпер и смотрю на нее сверху вниз.

— Миледи, вы не должны чувствовать себя ответственной за то, что не смогли предоставить нам армию.

Она вздыхает и продолжает идти.

— Ну, я все равно чувствую себя ответственной за это. — Харпер оглядывается на охранников, после чего понижает голос: — Это же было ложью, Рэн. И теперь все смотрят на меня так, будто я их подвела или будто бы я вообще состою в заговоре с врагом.

— Ваш брат, «наследный принц Колумбии», бежал в Силь Шеллоу вместе с Греем, — говорю я, и не могу скрыть натянутости в своем голосе. — Что еще им остается думать?

Харпер молчит. Ее рука напряженно сжимает мою.

— Это отстой, — наконец говорит она.

— В этом вы правы.

— Так что же мы можем сделать?

Мы. Такое маленькое слово, но от него у меня внутри все сжимается, а в горле образуется комок. Безусловно, я даже этого не достоин. Мне хочется прижать Харпер к себе, уткнуться лицом в ее шею и напомнить себе, что она жива, что она рядом и что она в безопасности.

Но она сердится на меня и на принятые мной решения. Сердится на мой выбор.

Я заставляю себя довольствоваться словом «мы» и тем фактом, что Харпер добровольно держит меня за руку.

Она спросила меня, что я планирую делать. Когда Лилит спрашивала то же самое, я лишь огрызался и медлил. Когда спрашивает Харпер, мне хочется тут же что-то предпринять.

— Многие из моих главных маршалов закрыли границы своих городов, — говорю я. — Похоже, они не желают признавать мое право на престол. Мы смогли подавить восстание в Лунной Гавани, но не без потерь. Я был бы дураком, если бы считал, что мой народ устраивает положение вещей. — Я перевожу дыхание. — Возможно, нам лучше будет последовать примеру Грея.

— Ты хочешь объявить войну?

— Я хочу просить объединения.

Харпер вздрагивает.

— Ты хочешь вернуться в Лунную Гавань в такое время? Когда мы были там в прошлый раз, ничем хорошим это не кончилось.

Я знаю, что она вспоминает наш первый визит в Лунную Гавань, когда мы угодили в засаду и были бы убиты, не приди Грей нам на помощь.

— А что, если мы подъедем к воротам и тебя пристрелят?

— Не пристрелят, — отвечаю я.

— Как ты можешь быть в этом уверен?

— Потому что я не собираюсь ехать туда. — В моей голове уже начинает формироваться план. — Я намерен пригласить всех сюда.