Борец за искусство

Притча о чрезмерном увлечении странными восточными учениями и модной эзотерикой.

На далеком и сказочном острове Наксос, чьи берега омывает печальная и тихая волна Эгейского моря, жил когда-то рыбак по имени Константинос. Было ему около сорока лет, роста он был среднего, а телосложения крепкого. Каждый день на своем баркасе выходил он с товарищами в море и возвращался в порт с уловом перки, кефали и морского леща. Это обеспечивало ему скромную, но безбедную жизнь. Много ли надо одинокому рыбаку?

Был у него домик на берегу и даже своя маленькая песчаная бухта, которую он именовал пляжем. Вечерами сидел рыбак в беседке у моря, пил понемногу александрийское мускатное вино и наигрывал любимые мелодии на лютне, прекрасной греческой лютне, которую называют бузуки. Мелодий было немного, и Константинос, повторяя их, постепенно впадал в меланхолию. Так избавлялся он от невеселых мыслей об одиночестве и однообразии рыбацкой жизни. Солнце спускалось за горизонт, с моря приходил ласковый теплый ветер, листья оливковых деревьев принимались шепотом напевать колыбельную. Тогда Константинос нехотя поднимался и шел в дом. Надо было рано ложиться спать.

Этому монотонному ходу жизни суждено было неожиданно измениться. Как-то раз на рыбном базаре он вдруг увидел незнакомую девушку лет двадцати. Она была стройна и изящна, как горная лань, высокая, с круглой крепкой грудью. Густые смоляные волосы ниспадали до поясницы. В омуте черных глаз потонул бы и самый спокойный из мужчин, каковых среди греков не так много. Она темпераментно торговалась с продавцами. Хватала рыбу за жабры, трясла ею, воздевала к небу глаза и громким низким, но очень чистым голосом вопрошала: «Это почему же двенадцать драхм? Ведь еще на прошлой неделе десять было!» Продавцы, конечно, были готовы ей уступить, но им не хотелось расставаться с юной горячей красавицей, чья жестикуляция была столь грациозна.

На Наксосе все друг друга знают, поэтому было очевидно, что девушка нездешняя и приехала недавно. Константинос пошел за ней и уже через час знал все, что ему было нужно. Ее звали Ариадна. Она приплыла с Крита. Родственники дали ей денег, наняли помощника и помогли открыть маленький фруктовый магазинчик, где продавались сочные, блестевшие на солнце апельсины, сахарные арбузы, македонские сливы, персики с Крита, а также обязательные на острове финики.

Что-то необычное творилось с Константиносом в следующие недели. Он думал об Ариадне, когда выходил утром в море, тянул сети, когда возвращался в порт и даже когда сортировал пойманную рыбу. Он мечтал о ней вечерами на берегу, перебирая струны своей лютни.

Они познакомились на Пасху. Прибрежный городок был украшен гирляндами. Отовсюду доносилась праздничная музыка. Запах костра разливался в воздухе — в каждой таверне в тот день жарили на вертелах баранов. А вечером, после грандиозного фейерверка и богатого ужина, весь остров пустился в пляс. Небо было усыпано звездами. На центральной площади маленького городка подвыпившие музыканты играли то кофтос, то сиртаки, то каламатьянос — знойный танец, в котором участники, обнявшись и построив круг, выделывают ногами замысловатые кренделя. Не очень трезвый Константинос умудрился, приплясывая, приблизиться к Ариадне и сплести с ней руки в тот момент, когда танцующие островитяне образовали круг. Он смотрел на нее влюбленными глазами и лучезарно улыбался, демонстрируя великолепные зубы. И девушка тотчас почувствовала бушевавший в рыбаке огонь. В глазах его было столько восторга, обожания и страсти, что огонь этот отчасти перекинулся и на нее.

После длинного веселого танца она позволила увлечь себя и оказалась за столом Константиноса. Его товарищи, представившись и наговорив стесняющейся Ариадне кучу комплиментов, отвернулись и принялись обсуждать свои рыболовецкие дела. Опытный мужчина сразу взял быка за рога. Поведав юной продавщице фруктов о своих чувствах, Константинос высказался в том духе, что ей не придется больше ходить за рыбой на базар, так как он лично будет заботиться о том, чтобы самая лучшая и свежая рыба была у нее на столе всегда, совершенно бесплатно, разумеется.

Это не могло не произвести на Ариадну впечатления. Было выпито уже немало афири и мавродафни, теплый ветер лизал ей руки и проникал под платье, от взглядов Константиноса кружилась голова. Той же ночью он увел ее к себе. И случилась у них любовь. Он зацеловывал ее на пляже, проникая в каждую клетку ее девичьего тела. Ариадна отдалась рыбаку с искренней страстью, как это и принято у темпераментных южанок. Оба были счастливы. На рассвете Константинос играл любимой на лютне и кормил лукумадесом — сладкими пончиками, политыми медом.

Ариадна никогда раньше не знала такого сильного чувства, таких ярких эмоций. Ее рыбак был лучшим в мире — она это почувствовала в ту первую ночь. Они сразу стали жить вместе. Днем работали, а вечерами сидели у моря, взявшись за руки, глядя вдаль, где на горизонте видны были лишь далекие паруса проплывавших яхт.

— Ариадна! — нежно шептал Константинос. — Спасибо тебе, моя звезда! Ты протянула мне волшебную нить, которая вывела меня из лабиринта тоски и одиночества, спасла от свирепого минотавра, уже настигавшего меня.

Их пылкие ночи были наполнены жаром и безумием. Казалось, сам бог Эрос, верный спутник Афродиты, направлял их в объятия друг другу.

Через месяц они поженились. В быту Ариадна оказалась великолепной хозяйкой. Готовила уставшему Константиносу ревифью из нута, постную фасоладу и тяжелую душистую мусаку. Была неутомима в стирке и уборке. Охотно штопала. Два счастливых года пролетели как один день. Рыбак любил Ариадну все больше и мечтал о детях — трех мальчиках. Он даже знал уже их имена: Стафил, Энопион и Фоант.

Но все проходит. Даже на сказочном острове Наксос. Что-то стало меняться в Ариадне. Она уже не так восторженно слушала лютню, реже улыбалась, а ночами, когда Константинос любил ее, все чаще смотрела в потолок и лицо ее не сияло, как прежде. Юной гречанке становилось скучно. И уже не всегда она торопилась домой после работы. А потом в ее жизнь пришло увлечение. Кто-то рассказал Ариадне, что на соседнем острове Парос, скалистом и неуютном, есть группа единомышленников, объединенных общей маниакальной идеей — разрисовыванием унитазов. В основном рисовали квадратики, кружочки и треугольники. Это занятие, как уверяли посвященные, вело к просветлению, позволяло открывать в себе новые горизонты, духовно очищаться и вообще становиться лучше.

История туалетного рисования восходила к Сократу, Платону и Аристотелю. Те первыми принялись чертить на домашних глиняных амфорах и каменных плитах общественных уборных всякие знаки и, как известно, со временем превратились в великих мудрецов-философов. После этого в Древней Греции туалет в доме каждого аристократа стал считаться чуть ли не священным местом. Ведь именно там особенно хорошо думалось. В головы надолго зависавших в уборной эллинов нередко приходили великие философские мысли. Вознеся хвалу богам, аристократы в благодарность разрисовывали свои отхожие места всякими знаками и узорами. В процессе намалевывания значков возникали еще более грандиозные мысли. Мудрые просветленные люди вообще переставали выходить из уборных, дабы не прерывать мыслительного процесса. Рабы приносили им краски, пищу, приводили наложниц. Туалеты мыли каждые три дня, чтобы было на чем малевать. Постепенно стали развиваться разные школы философии, символом каждой из которых становилась та или иная геометрическая фигура. От тех, кто в своих клозетных медитациях напирал на квадратики, пошли эпикурейцы, любители кружочков стали скептиками, а предпочитающие рисовать треугольники превратились в стоиков.

И вот спустя две тысячи лет древний обычай возродился. Последователи туалетных мыслителей появились по всей Греции. А остров Парос стал их Меккой. Пришли новые мудрецы, объяснявшие как добиться максимального просветления и очищения в процессе сидения в туалете и последующего художественного оформления унитаза. Они также проводили семинары, где учили технике правильного лежания на туалетном полу и стояния на четвереньках перед толчком с кисточкой. Была даже разработана особая гимнастика, укреплявшая локти и колени.

Ариадна всей душой жаждала света и новизны. Поэтому очень заинтересовалась и отпросилась у Константиноса на соседний остров. Удивленный и озадаченный, он тем не менее отпустил ее. Любящий рыбак инстинктивно чувствовал, что раскраска толчков ни к чему хорошему привести не может. Но Ариадна так упрашивала его, что Константинос вынужден был ей уступить. Прекрасная гречанка уплыла на пароме через пролив, обещав вернуться через три дня. Константинос провожал ее в порту и, как только паром сдвинулся с места, уже начал отсчитывать часы, остававшиеся до ее возвращения.

Она действительно вернулась. Не через три дня, а через неделю. Константинос сразу почувствовал, что с ней что-то произошло. Взгляд стал чужим, рассеянным. По лицу блуждала странная улыбка. Когда они оказались дома, Константинос тотчас попытался овладеть ею, но Ариадна вырвалась и, схватив сумку, заперлась в туалете. Рыбак долго звал ее, но она вышла лишь через час. И покорно ему отдалась. После этого Константинос заглянул в туалет и в ужасе отскочил. Не только унитаз, но и рукомойник, стены и пол были разрисованы разными геометрическими фигурами. Ариадна, видимо, еще не определилась с выбором философской школы.

Их отношения стали портиться. Постепенно Константинос начал утрачивать контроль над молодой женщиной, которую так любил. Над той, которая должна была стать матерью его детей. Теперь она уезжала на Парос каждые выходные. Да и на Наксосе она обработала все толчки в прилежащих тавернах. Квадратики, треугольнички и кружочки украшали теперь даже портовый туалет — не самое стерильное место на острове. Ариадна все больше пахла хлоркой, но выглядела вполне счастливой. Девушка продолжала работать, даже иногда готовила дома мусаку. Она стала рассуждать о философии, постоянно цитируя то Демокрита, то Гераклита, то даже Диогена Аполлонийского. Константинос видел, что происходит неладное. Он пытался разговаривать с Ариадной, апеллировал к здравому смыслу, порядочности и семейным ценностям. Но его Ариадна исчезла. Это была уже совсем другая женщина. Ей не нужен был верный Константинос. Она превратилась в жрицу культа отхожего места.

Скоро Ариадна начала проповедовать среди молодых портовых рабочих и моряков. Загорелые, мускулистые, они с восторгом внимали глубокомысленным речам изящной девушки, наблюдали, как она принимает различные сложные позы, демонстрируя, как лучше подлезть с кисточкой к основанию унитаза, а потом дружно бежали в туалет. Один из них — кривоногий и широкоплечий Вассилиос — стал ее совсем уж близким другом. Когда Константинос узнал об этом (на острове ничего нельзя удержать в тайне), он долго отказывался верить очевидному. Ведь он так любил свою Ариадну! Он каждый вечер, как и раньше, сидел с лютней на берегу и наигрывал привычные мелодии. Не испытывал мук, просто в душе его образовалась пустота, а в сердце поселился холод. Лишь однажды он вышел из себя, когда Ариадна проходила мимо его дома в поисках какого-нибудь сортира.

— Вон отсюда! — вскричал, завидев ее, несчастный рыбак. — Порнокоритсо! Врамьярис! Пошла на х…й с моего пляжа!

Он погнался за ней, размахивая лютней, как томагавком. Но Ариадна бегала лучше его. Ей без труда удалось оставить мужа далеко позади.

Так закончилась волшебная любовь юной продавщицы и немолодого рыбака. Больше они не виделись. Она скоро закрыла свой фруктовый магазинчик и перебралась на Парос. А Константинос остался один. У него были только лютня, море да пара верных товарищей. Придя в себя, он стал жить как раньше, будто и не было этих счастливых двух лет. Он не думал об Ариадне часто и вообще верил, что встретит новую любовь. Хотя сердце его оставалось холодным.

Однажды осенью обычно ласковое Эгейское море вдруг возмутилось, подул ураганный ветер и разыгрался нешуточный шторм. Константинос, глядя на черные волны, накатывавшиеся на берег, слушая, как хлещет по крыше ливень, абсолютно неожиданно для себя почувствовал, что должен найти Ариадну, что любовь к ней не исчезла, а только спряталась где-то глубоко внутри. Он распахнул дверь и побежал в сторону порта, намереваясь, несмотря на бурю, переплыть на баркасе пролив и разыскать на соседнем острове жену, даже если для этого пришлось бы облазить все тамошние туалеты. Он хотел отхлестать ее по щекам, отмыть, привести в чувство и спасти.

Жестокий ураган повалил в ту ночь много деревьев. Старый кипарис, падая, повредил высоковольтный столб. Оголенные провода упали в траву. Константинос бежал к порту напрямик и наступил на один такой провод. Ток убил его мгновенно. Так глупо и неожиданно закончилась жизнь этого достойного человека.

Об Ариадне долго не было ничего известно. Она пару лет жила на Паросе, а потом уехала. Говорили, что ее видели в уборной аквапарка на острове Закинтос, но это были слухи, не более. Лишь годы спустя стало известно, что молодая женщина уехала на север страны и даже родила там трех мальчиков. Рассказывают, что Ариадна сильно изменилась. Повзрослев, она переросла и свое увлечение. Она замужем и почти не вспоминает о своем прошлом. Растит детей и торгует фруктами. Лишь иногда ей кажется, что ветер доносит откуда-то далекие звуки лютни, Ариадна выходит к морю и долго стоит молча. Потом тяжело вздыхает и бредет в дом.