Доктрина спасения

— Очень хорошо, — произнесла Метель, тяжело дыша и опираясь на дубину в человеческий рост. Для посоха такая штука слишком тяжела, но магичка вертит ею, что ветер крыльями мельницы. — Но как ты собираешься это провернуть?

Шахту мы вычистили, Ном даже похвалил, хоть и весьма сдержанно, после чего отправились обратно. Мои монетки были успешно пронесены в камеру, а под покровом ночи — еще и тщательно спрятаны под расшатанный камень пола. Все спали, так что авантюра осталась незамеченной. А наутро нас поспешно выгнали на общую тренировку, где я и схватилась с Метелью.

Схватилась, впрочем, исключительно с целью обучения. Где ж еще повышать уровень образования, как не в рабских бараках?

— На первый взгляд все довольно сложно, — скривилась я. После быстрой стычки дыхание уже выровнялось, все же приятно не ощущать себя полумертвым мешком с мясом и костями, как пару месяцев назад. — Нужна небольшая деревянная палочка под футляр, полосы относительно чистой ткани, на которой можно разобрать написанный текст, уголек, немого света в камере и крыса.

— Крыса, — полуутвердительно, полувопросительно проговорила она.

— Крыса, — кивнула я. — Не собираюсь каждый раз просить стражника доставить письмо обитательнице камеры в соседнем крыле. Сама понимаешь, что шансов немного.

Метель ухмыльнулась, обнажив изъеденные темными пятнами зубы:

— Заффа смогла бы упросить.

— Она кого хочешь упросит. И не только письмо.

— Все же, что с крысами? Не сказала бы, что они — надежные почтальоны. Кроме того, я вообще не думала, что твоя идея как-то… сработает. Может, я не смогу читать ваши знаки, или наоборот…

— Не суетись, — отмахнулась я, принимая боевую стойку. За нами уже начали наблюдать, долгое общение и отдых пресекались древком копья по спине. А если присутствовал Горбовой, так и его кулака обычно хватало. — Главное — если тебя вдруг разбудит пронзительный писк, не спеши размахивать жирными культяпками.

— Ага, тут разжиреешь, как же, — огрызнулась она, угрожающе вертя посохом. Несмотря на скудность тюремного рациона, Алленайю Жатан (она же Метель) не назовешь особо худой. Низкорослая, плотно сбитая и ни единой выпирающей кости. Возможно, женщины мардов под одеждой выглядят именно так, хотя она все же на добрый фут выше. — Ладно, поняла. Не убивать крысу.

— А еще лучше — покормить крошками от ужина. Но после того, как напишешь ответ и отдашь крысе. Поняла?

— Да уж… запомню, не переживай. А знаки в атиции?

Атицией повсеместно называли краткую формулу заклинания.

— Старпом пару раз притаскивал мне различные орогленнские записи. Сам-то он читать не любит, а мне в радость в чужих каракулях покопаться. Так вот, несмотря на разность школ, смею заверить, методы у нас совершенно одинаковые.

— Как узнать наверняка?

— Заклинание «Кулак Магмы» знаешь?

— Угу, — кивнула Метель.

— Исцеление? То, что «Рейкминоусс, дзамн» и так далее?

— Нас не учили целительному искусству, — скривилась она, пытаясь достать меня дубиной. Увесистая палка с сухим треском опустилась на мои условные мечи — ее оружие, конечно, поувесистее будет, но силы у меня явно больше.

— Кислотное марево?

— То, что «блевота упыря»?

— Не, — усмехнулась я, защищаясь от очередного выпада — рвотой мы обзывали кислотные лужи. А марево — это, по сути, пар от тех луж. Такое зеленоватое облако, вызывает удушье и желание вывернуться наизнанку вместе с потрохами.

— Именно поэтому и назвали так, — отрывисто сказала Метель.

— Видишь, где как. У нас имели в виду результат, у вас — процесс. Одно мы выяснили…

— Что?

— Низкие круги, всякие «Дэ» с минусом — у нас одинаковые. Изучаем одно и то же, только шуточки разные. Поэтому обмениваться будем тем, что выше.

Метель проворчала, на мгновение отставив шест в сторону:

— Ты придумала какой-то безумный план, и надеешься, что он сработает. Хотя я не против уже потому, что заняться здесь вообще нечем. Почему б и не заучить пару-тройку новых заклинаний?

Я довольно сказала:

— То-то и оно. Записать тебе что-то из лечебного?

— Угу. Я все больше зельями обходилась, да и не воевала особо, — хмыкнула она, снова приняв угрожающую стойку.

— Хорошо. С малого исцеления и начну, если все пройдет удачно. Что из знаний Тайницы рискнешь доверить мне?

— А сама-то чего хочешь? Я уже, небось, и писать разучилась за эти два года.

— Хм.

По правде говоря, я не думала, что именно хочу получить взамен. Всю жизнь меня влечет само осознание, что где-то там есть нечто, неизвестное мне — будь это знания, ценный опыт, любопытное видение или неслыханная песня. Подойдет что угодно. Жадность высшего сорта, если можно так сказать.

— Стихийная магия — не так интересно… хотя круг А, конечно, сгодится… школу иллюзий я и без того назубок знаю. Что-нибудь из магических трансмутаций?

— Жабры себе хочешь? Так, чтоб полностью в рыбу не превращаться, просто водное дыхание, — с интересом спросила она. Я обрадовалась:

— О, такого точно не встречала. Пузырь в Академии учили, чтоб воздух с собой брать, а жабр не было. В общем, когда будешь уходить, захвати отсюда уголек из костра, да такой, чтоб потоньше был. Сгодится ответ написать.

Метель хмыкнула:

— Ты сначала письмо свое оформи, чертова крысолюбка.

— А вот за такое сейчас по ушам получишь, — спокойно пообещала я.

В конце поединка мне действительно удалось несколько раз пребольно осушить ее по ногам, и, резко пройдя за спину — по хребту. Нечего тут это самое. Вот.

С тренировочной арены я унесла только небольшой, ровно отломанный сучок и уголь из костра, завернутые в боковую часть набедренной повязки. Этого достаточно. Штольц таскает нам то, что не пошло на бинты, то есть, довольно светлую и грубую ткань. Мы используем ее только как одежду, но, кажется, настало время найти лоскутам новое применение.

Заклинание записала быстро, стараясь, чтобы угольные каракули вышли поразборчивее. Шрифт арканы изобилует различными закорючками, смысловыми точками и еще многими способами сделать письмо углем по ткани совершенно невыносимым. Все оставшееся время до сна я тихо сидела под стеной и ковыряла когтями дерево. Моя безалаберная идея заключалась в том, чтобы вырыть в сучке полость, превратив его в футляр для тюремных «писем». А вот почтальоном должна была стать обычная серая крыса.

Началось это с Ямми, Вонючки-Ямми, которого я приняла в команду только за боевую сноровку и беспрекословное послушание. Воняло от него действительно гнусно, благо, несколько раз пригрозившись выбросить его за борт, я начала наблюдать небольшие перемены в облике молодого бродяги. Сальные волосы он все чаще подвязывал в короткий хвост, а броню иногда все же снимал и посещал корабельный душ.

Да-да, на корабле есть такое изумительное место, на необходимости которого мой отец настоял еще при постройке корабля. И я благодарна ему за это, спору нет. Но — отвлекаюсь.

Несмотря на то, что костяк команды Морской Ведьмы составляют действительно удивительные ребята, знатоки морского дела и просто опытные рубаки, особых талантов у них почти нет. Ну, Джад немного владеет магией, на уровне четвертого-пятого круга. По секрету, он и учился вместе со мной, но бросил Академию сразу после стихийного курса для начинающих магов. В то, что он называет головой, еще бы капельку усердия… хотя навигатор и лоцман из него — что надо.

Ну, Ксам знаком с боевыми рунами. Особенно он любит поджигать все и взрывать.

Ну, есть пара отличных стрелков и один бретер невероятного мастерства… но этого мало. Есть еще Чинка, которая замечательно рисует, Хог — достойный повар, Рыба… парень, утративший брата и посвятивший свою жизнь морской богине Мившарату. Теперь он способен жить под водой и на палубе корабля, но умрет, едва ступит на твердую землю. Остальные, как ни крути, хорошие матросы, прекрасные подельники и злобные пираты, однако ничего выдающегося. Совсем ничего.

И среди всех историй, похожих, как капля воды из моря и капля речной воды — был Ямми, молодой матрос трюмной команды. На мачту его не пошлешь, зато в абордажном бою — один из первых. Латы, щит с лезвиями, меч, который едва поднимается в искалеченной, когда-то обваренной кипящим маслом руке, которую уже никак не исцелить. Сражался он тоже щитом. Но, помимо мелких тайн, укрывающих частички прошлого моих людей, есть у Вонючки-Ямми и еще один талант.

Проснулась я тогда с сильнейшего похмелья, посидела, собирая мысли в кучу, и спустилась вниз — вдохнуть морозного утреннего воздуха. Оставленный на часах Мархес молчаливо кивнул, поглаживая острие копья большим пальцем, а я зачерпнула воды из бочки рядом, фыркая, плеснула в лицо и ушла за гостиничный двор, к конюшням. Нам предстояли еще несколько дней пути до города под названием Техотеп.

Внезапно внимание мое привлек странный шум — посвист-пощелкивание, иногда резкие «цыкания» языком, как подзывают лошадь, однако все звуки совершенно точно издавало одно существо. Уж поверьте моему почти аршинному размаху ушей.

Заинтересовавшись, я прошла за бочки и обнаружила там Ямми, склонившегося в три погибели. Перед ним сидел детеныш крысы, небольшой, облезлый, с голым и жалко подрагивающим хвостом. Забавно, что сидел он совсем по-человечески — приподнявшись на задних лапах, высоко подняв нос с шевелящимися усами, как делают луговые собачки. И, казалось, внимал каждому звуку Вонючки, словно студент Академии на одной из многочисленных лекций.

Я удержалась от грубой шутки из жанра «пнуть кого-то по выставленной заднице» и, задержав дыхание, принялась наблюдать. Ямми был настолько увлечен разговором, хоть крысеныш ему и не отвечал, что обнаружил мое присутствие лишь спустя несколько минут. Мгновенно покрасневший, он вскочил на ноги, да так резко, что грызун, испуганно пискнув, тут же пропал из виду.

— К-капитан! Я вас не заметил. Как спалось?

— Б-р-р-р, — кратким звуком выразила я намерение больше никогда не пить, которое приходит в голову каждый раз после бурных ночей с обилием браги. — Что это было, Ямми?

— Не обращайте внимания, — обезоруживающе улыбнулся он. — Меня дед научил, говорил, что мыши и прочая нечисть выводится из подпола на раз… а мне интересно было, вот и стал пробовать всякое разное. Крысы вообще-то умные для таких мелких шнырей. Могут чего-то принести, что не еда и пахнет как-то особенно. Пару раз воровали для меня по грошовой монетке демоны знают откуда. Еще там, в столице.

— То есть, разбогатеть не получится?

— Да, но сам азарт! Как сидишь за карточным столом, и проиграть можешь только немного времени.

— Забавно… — задумчиво произнесла я, смотря то на матроса, то на то место, где стоял его восхищенный слушатель.

— Да бросьте, капитан. Вы меня самого в крысу за такое не превратите? — с опаской спросил Ямми. Я махнула рукой, закатив глаза: мол, не делай из меня чудовище. Вернее, не делай из меня чудовище еще большее, чем на самом деле.

— Брось. Вот что, друг любезный… сможешь научить меня крысиному языку?

— Это не язык, — обескураженно сказал Вонючка. — То есть, я хочу сказать, они никогда не отвечают. Это, ну… приказы, которые каждый крыс может понять по-свойски. Сделать или не сделать. Как команды гончим собакам, только егери с собаками везде разные, а крысы — одни и те же…

— Плевать, — нетерпеливо сказала я, отмахнувшись от понятий в предвкушении чего-то Нового. — За сколько сможешь объяснить, как оно делается?

— Нам еще дня три ехать, — прислонив палец ко лбу, проговорил он. — Надеюсь, растолкую, как оно делается. Только, капитан, из меня учитель аховый. И говорить не умею хорошо, понятно.

— Зато я — способная ученица, — усмехнулась я, хлопнув его по толстому наплечнику. Ямми молча кивнул. Мои ребята уже давно научились не отшатываться от зубастых улыбок…

Ночью я корила себя, в основном, за то, что мало занималась дрессировкой крыс. Сначала дождалась, пока все заснули — стражи у двери все так же бдили, но происходящее в камере их обычно не интересовало. Лишь бы никто не тянул свои руки к и без того защищенному замку.

Из длительной песни возле сточной канавы я вынесла лишь один урок — как бы ни были привлекательны мои стрекот и щелканье, мохнатым зверям нужен был менестрель получше. Или приманка в виде еды. Я вытащила из-под соломы корку хлеба, оставшуюся от скудного обеда, и разделила ее надвое. Кусок положила перед канавой, вяло несущей мутные смрадные воды куда-то за стену, второй спрятала обратно под солому.

Спустя полчаса или час бесплодных попыток — я утратила чувство времени — в темноте показалась мохнатая морда, я несколько раз щелкнула языком, и крыса вылезла целиком. Жирная, растрепанная, шириной с мою ладонь, недоверчиво придвинулась к корке хлеба, затем ухватила передними лапами и собиралась было юркнуть обратно. Я заговорила, пытаясь увязывать «слова» в самый простой смысл:

«Стой. Нельзя идти. Еда. Больше еды».

Крыса уставилась на меня глазами-бусинами, жадно прижимая кусочек хлеба к себе. Небось, отберет еще злое, большое и страшное.

«Больше еды. Еще есть. Там, где запах. Такой запах. Туда»

Показывать крысам нельзя. Ну, не то что б нельзя, но они не понимают наших жестов, воспринимая их как угрозу. Сосредоточившись, я терпеливо повторила:

«Запах». И положила впереди руку, закованную в рунный браслет. Вообще, надо было обзавестись лоскутом от повязки Метели, но я надеялась, что рунное черное железо острый нюх опознает без труда. Не знаю даже, означает ли то, что я приказываю, именно «запах», но крыса покорно приблизилась и начала нюхать.

«Стой. Замри. Опасно — движение — опасно. Враг, зверь»

Один из лучших способов заставить грызуна спокойно стоять на месте. Я воспользовалась этим и небольшим куском древесного лыка завязала на спине крысы футляр с рулоном, испещренным колдовскими знаками, сверху заткнутый стертым о камни куском коры. Для надежности пропустила еще виток под передними лапами. Не ровен час, попытается избавиться от своей дорожной сумки, что мне как кость поперек горла.

Цокот, треск, скрежет.

«Иди. Большая нора, запах, еда. Против воды»

Все, в чем можно плавать, для крыс — слово «вода». Что оно означает на самом деле — одни демоны знают. Быть может, «дерьмовая тюремная канава» тоже сгодится. И на самом деле я произнесла нечто вроде «вода впереди», а не то «против течения», которое и подразумевала.

Канал действительно шел вокруг арены, насквозь через все тюремные камеры. Где-то не было никого, кое-где сидели пленники. Все, что я знала — вторая камера находится ближе к истоку отвратительного ручья.

Мой гонец что-то возмущенно пискнул, я терпеливо повторила инструкцию, затем осторожно взяла животное за загривок и опустила перед нужным тоннелем. Теперь — самое главное. Метель не владеет их языком. Боюсь, мало кто на всем Кихча владеет. Значит, надо внушить крысе, что возвращение принесет еще больше еды. Я вздохнула.

Среди немногочисленных приказов нет слова «вернуться». Они как-то возвращаются в амбары, запоминают место с едой, но приказать вернуться в камеру, где пахнет человеком и опасностью, я не могу.

«Против воды, большая нора, запах, ждать, еда. По воде, эта нора, еда, большая еда».

Я несколько раз повторила стрекот, закрепляя приказ в маленькой голове.

Крыса исчезла молниеносно — остается надеяться, что мои слова понял хоть кто-то из нас двоих. Подобные планы похожи на ветхий парус. В нем много дыр, он нуждается в починке, ветер не наполняет его так, как должен. Но, быть может, первый же шторм не порвет его в клочья, и корабль продолжит двигаться…

Если я хочу когда-нибудь выбраться отсюда, нужно придумать план получше.

Отвернулась от канавы и встретилась глазами с Чакой. Судя по очаровательно выпученным от удивления глазам, наблюдает она уже давно. Игла свернулась в клубок на соломенной подстилке, Сталь похрапывает, оттолкнув подушку и подложив под голову локоть, и только эта… любопытная больно.

— Так и будем молчать, или у тебя возник какой-то вопрос? — негромко поинтересовалась я.

— Как… мать твою, но это же колдовство! — зашипела рыжая, как раскаленный клинок, опущенный в воду. Я покачала головой:

— Ничуточки. Думаешь, я бы тут сидела, если б до сих пор могла колдовать?

— Тогда что это за демоническая…

— Тихо, тихо. Орешь так, что всю тюрьму перебудишь. Не демоническая, научил меня этому обычный человек. Любой может научиться, при достаточном усердии.

— Но… крысы!

— И что?

— То, блин, — пробурчала она, никак, впрочем, не объяснив. — И чего они делать могут?

Я закатила глаза и предложила:

— Слушай, может, мы просто забудем об этом?

— Нет! Интересно же. Мерзко, но интересно, — ответила противоречивая Чака.

— Ничего эдакого. Еду их не отправишь таскать с кухни, сами все сожрут, а что не сожрут, то припрячут. Только самые простые приказы. И то — могут не послушаться. Крысиные мозги маленькие, много слов не влезет.

— Ну-ну. А тебе зачем?

— Записку отправила Метели.

— Магичке?

— Ей самой. Ничего интересного для твоего длинного носа, уж поверь.

— Обычный у меня нос, — обиделась Чака и для пущей уверенности потрогала нос — вдруг вырос. А то живешь с колдуньей, мало ли, хоть та и в рунных кандалах. — Вы чего-то придумали, да? Что-то, чтоб сбежать?

Я выставила ладонь вперед:

— Пока что нет. Просто решили меняться заклинаниями.

Чака наклонила голову набок, словно заинтересованный пес, махнув грязными рыжими волосами. Затем в другую сторону. Приподняла одну бровь и выдала:

— Чушь какая-то.

— Вот и я говорю — ничего интересного, — пожала плечами я.

Рыжая еще немного поворочалась, видимо, хотела задать еще несколько вопросов. Но, то ли отвечала на них сама, то ли не решалась, хотя в нерешительности ее не упрекнешь.

На следующий день и ее, и Иглу забрали в каусс.

Я долго молчала, затем не выдержала и спросила Раэ:

— Их же там не заставят драться друг с другом?

Она промедлила с ответом, затем холодным взглядом окинула меня:

— Теперь понимаешь? Могут и заставить. Хотя… честно говоря, женский бой проводят очень редко. Каусс за много лет насчитывает с десяток женских боев, и всего шесть — где и с одной, и с другой стороны была квалиира.

Почесав бок, я хмыкнула:

— Вот как… тебя часто ставили?

— Три раза. Один — с сокамерницей, — помолчав, прибавила она. — К счастью, еще до того, как поймали рыжую и сапожницу.

— Боишься, что задушат во сне?

Больше подначка, чем серьезное предположение. Ее шею даже не обхватить руками, куда уж там до «душить».

Конец ознакомительного фрагмента.