Мама, не кричи! Терапевтическая история для тех, кто не может простить родителей

Саша включила магнитофон. Она вставила кассету с записями песен «Отпетые мошенники» и нажала кнопку «play».

Уже неделю мама не разговаривала с ней. Всё из-за слов «когда ты умрёшь, я не приду к тебе на могилку». Вместе с мамой игнорировать девочку начал и старший брат Серёжа.

Сергей не разговаривал с сестрой потому, что таким образом он маму «защищал». А всё дело было в том, что мама любила делать в семье общественные «суды». И искала защиту в них.

Заключались «суды» в том, что если кто-то маму обижал или вёл себя так, как для неё было оскорбительно, она звала всех членов семьи в зал, эмоционально рассказывала о провинностях «подсудимого», о том, что она всё для него делала, а он не благодарный или поступил с ней плохо, предосудительно. Для того, чтобы втянуть в «суд» всех участников процесса, мама то и дело говорила, обращаясь по очереди лично к каждому, кроме виноватого:

— Серёжа, ну разве так можно с матерью?!

— Саша, вот он, твой «хороший» отец. Опять его защищать будешь?!

После такого «суда» всем членам семьи полагалось осуждать виноватого, чтобы не подвергнуть себя гневу «судьи». Но такая схема никогда не работала между Сашей и папой.

Саша и папа продолжали общаться и поддерживать друг друга, несмотря на любые обвинения.

Иван Андреевич был добрым и спокойным человеком. У него были ясные глаза и желание избегать конфликтов. Папа разговаривал медленно, задумчиво и любил помечтать.

— Моё любимое занятие, — делился он как-то с дочкой, — это погулять одному и подумать о жизни.

В подтверждение его любви думать о жизни у папы была собрала небольшая коллекция книг по философии, которую он время от времени читал. Один такой томик лежал на полке в туалете для приучения всех членов семьи к философии, так сказать.

Дни, когда Саша проходила через подобное «наказание» за свои провинности, давались девочке крайне тяжело. Она чувствовала себя в опасности. В такие дни в голове у неё играла самая настоящая война. Саша засыпала с тревогой и чувством того, насколько она отвратительная и недостойная любви. Это чувство мешало ей учиться и концентрироваться на других вещах.

Одним единственным лучом света оставался папа. Он продолжал любить дочь, относиться к ней хорошо и внимательно, но осуждал сам поступок. Папа всегда выслушивал позицию Саши, не перебивал и даже, казалось, понимал её. За этот единственный луч света в тёмном царстве осуждения девочка была привязана к папе особенно сильно. И всегда оправдывала его, когда «суды» вершились над ним.

Саша сделала музыку потише и прислушалась к звукам за дверью своей комнаты. Она теперь делала это часто, потому что ждала чего-то плохого. Что её будут громко обсуждать в зале или по телефону со всеми на свете.

Так и оказалось.

— Ты понимаешь, Лен, ну что это такое. Мать вообще не жалеет. А если я умру завтра! Вот она меня сама в могилу и сведёт. Ты меня точно понимаешь! — говорила Ольга Владимировна своей подруге по телефону и, казалось, смакует собственное несчастье.

Жар ударил в лицо Саше. Сердце забилось бешено. Девочка схватила сумочку и кофту, выбежала из комнаты и со всей силы хлопнула дверью. Она вбежала в зал, где мама говорила по телефону, и закричала:

— Да сколько можно! Как уже меня это достало! Ты ужасная, ты ненавидишь меня! Вот лучше я сама умру! Это ты меня в могилу сведёшь!

Перед глазами пелена. Ярость, обида, стыд! Никогда, никогда в жизни она не будет больше разговаривать с мамой, даже если та захочет! Она уйдёт навсегда! Или умрёт! Зачем такому плохому человеку, как она, жить на свете?!

Саша схватила в прихожей сапоги и куртку, открыла входную дверь и кинула свои вещи на пол в тамбур. Выбежала следом и хлопнула за собой дверью. Та с грохотом ударилась и задребезжала. Саша второпях обулась, накинула куртку и вышла в подъезд. Куда идти, девочка не знала. Ей было страшно, ведь идти некуда. А вдруг назад не пустят? Что с ней будет тогда? Снова ночевать у Ланы? Но папа не может не пустить назад…

В это время Ольга Владимирова смотрела дочке вслед. И когда та вышла из квартиры, сказала вслух:

— Она что, дурная?

После чего продолжила говорить в трубку:

— Лен, ты слышала, слышала? Как она мне тут орала!