Дикая Камчатка

Закончив в 1975 году среднюю школу в столице Корякского автономного округа посёлке городского типа Палана и поступив в Хабаровский политехнический институт, я со своим одноклассником Сашкой Бородулиным (который тоже успешно поступил в Иркутский институт, где готовят охотоведов), пользуясь тем, что до начала занятий после череды экзаменов оставалось время, решили попутешествовать — пешком, а если повезет, то «автостопом» пройти около сотни километров вверх по реке Палана до Паланского озера и дальше до горячих источников, которые располагались еще на семьдесят километров дальше в Корякском хребте и назывались Паланскими ключами (горячие источники).

Отец Бородулина, Михаил Иванович, был человеком непростым — руководитель РСУ. Нравом был крут и сына держал на коротком поводке, нередко ограничивая его свободу в то время, как остальные одноклассники от родителей были менее зависимы.

Вместе с тем Иваныч был очень авторитетным охотником, имел свои угодья и в одиночку мотался по диким местам на моторной лодке, снегоходе. Было даже время когда со своим другом собрал аэросани и носился на них по снегу, пока не разбил.

Еще рассказывали, что когда в лесу на компанию грибников вышел огромный агрессивный медведь — Михаил Иванович, приказав никому не двигаться, взял огромную корягу, приготовленную для распила в костёр, поднял ее высоко над головой и пошел с ней на нарушителя спокойствия, который остановился, поднялся на задние ноги, рыкнул несколько раз, развернулся и ушел.

На вопрос, зачем он это сделал, Михал Иваныч объяснил, что медведи в лесу ставят метки на деревьях, меряясь ростом — и территорию без боя занимает тот, у которого метка расположена выше. Таким образом, подняв корягу вверх, он как бы увеличил свой рост в глазах хищника. Правда и отборный мат хриплым, поставленным голосом мог обратить в бегство, наверное, даже слона.

Наша затея тогда не считалась каким-то героизмом — с детства мы бродили по рекам и лесам без ружей и каких либо приспособлений от медведей: всем хватало места, медведи не были против нашего присутствия и уходили сразу при встрече, поэтому страх как таковой отсутствовал.

Мои родители выступили против такого мероприятия, но я был упертым малым, а Бородулин-отец наоборот дал нам добро, сказав, что если выдержим вдвоем две с лишним недели среди зверья — значит, толк из нас получится. Он даже помог нам экипироваться и решил довести на моторной лодке «Казанка» с двадцатисильным двигателем до Старой Паланы — это километров пятьдесят вверх по реке — и показать тропу, по которой мы могли бы продолжить путь.

Старая Палана — это никакой не населённый пункт и даже не место, где можно найти ночлег, на увале у реки на глаза попадались остатки выбеленных дождями морозом и годами прогнивших досок и жердей — можно было предположить, что здесь когда-то жили люди. Говорили, что именно тут обитали до появления русских чавчувены — оленные коряки, а ближе к морю располагалась другая разновидность коряков — нымыланы, которые больше занимались добычей рыбы и морского зверя. Я даже видел у одного аборигена паспорт старого образца, где в графе национальность было записано «нымылан».

Очень лихо пройдя на лодке до места назначения, перетащив несколько раз её через перекаты, используя нас в качестве бурлаков, Бородулин-отец рискнул пройти с нами и первый Паланский порог, который представлял собой крутую струю зажатую между двумя огромными валунами. Любое неосторожное движение могло привести к опрокидыванию, но мы справились и выиграли еще километров пять пути.

Высадившись на берег, мы подогнали под себя рюкзаки, распрощались с Михаилом Ивановичем и тронулись в путь по тропе, которая была выбита до глины, но несколько загажена медвежьим пометом.

Август, тепло, солнце, кругом сплошная зелень, спелая жимолость, голубика, огромные березы, кедровый стланик — всё вроде бы радовало глаз, но в низинах рос трёхметровый шеломайник, по которому ходить было не так радостно из-за отсутствия обзора. Впрочем, у нас были ружья. Свою вертикалку ТОЗ-34 я располовинил и уложил в рюкзак — так было удобнее передвигаться. Сашка одностволку шестнадцатого калибра нёс на плече, но в боевое состояние ее не привёл, надеясь на молодого самца лайки с громкой кличкой Князь, который, как мы надеялись, будет защищать нас от медведей.

Поднявшись на увал, мы увидели, что тропа идет в лощину между небольших сопочек, края которых были натурально синего цвета от неимоверного количества голубики. А вокруг тропы метрах в ста паслись четыре медведя — три одинакового среднего размера и мать покрупней. Поразмыслив, что делать дальше — обходить тропу по бездорожью, или прогнать медведей, мы решили в пользу последнего. Я снял с головы соломенную шляпу типа сомбреро, которую привезли родители из отпуска в Сочи, стал ею махать и кричать медведям неприличные слова, чтобы звери освободили нам маршрут.

Все четверо поднялись на задние лапы и стали смотреть в нашу сторону как бы совещаясь. Затем трое стремительно рванули в сопки, а один (видимо медведица) резко стартанул в нашу сторону.

Ружье было на плече у Александра, а патроны он даже не вытащил из рюкзака. Мало того — рюкзак был почему-то завязан на узел.

С нервным смешком Саня, скинув рюкзак на землю, стал пытаться развязать узел, но у него никак не получалось — дрожали руки, а медведица приближалась очень быстро.

Тут сработала моя реакция — выхватив из чехла туристический топорик, висевший на поясе, я рубанул по рюкзаку, открыв доступ к патронам. Сашка моментально вытащил из пачки патрон, вставил в ствол и нажал на курок, выстрелив в никуда.

Медведица резко остановилась, оставив на глине тормозной след, как от автомобиля, поднялась на задние лапы и посмотрела на нас в упор. Расстояние между нами было меньше пяти метров. Я на всю жизнь запомнил этот хищный взгляд маленьких красных глаз, ходящий ходуном острый черный нос и приоткрытую пасть с желтыми клыками.

Пока медведица соображала, что делать дальше, Санька вставил второй патрон, а я крикнул: «Только не в неё!».

После второго выстрела над головой медведица, видимо, вспомнила вдруг, что дети остались без присмотра, развернулась и побежала в обратную сторону догонять своих акселератов.

Мы уселись на кочки, долго молчали от пережитого и только потом вдруг вспомнили о собаке, которая, ни разу не тявкнув, просто исчезла из поля зрения. И когда Бородулин позвал своего четырёхногого друга — тот буквально на пузе выполз из травы с очень и очень виноватым взглядом, что привело в негодование хозяина и заставило отвесить смачный пинок под собачий зад.

Это была первая встреча с медведями в этом походе. И закончилась она благополучно только потому, что мы не стали убегать: настрой у медведицы был абсолютно конкретным — живыми бы мы не ушли.

Я распаковал рюкзак и собрал свое ружье, загнав в стволы два патрона, поставил на предохранитель.

Тропа была свободна, но после такого стресса мы всё равно решили не рисковать и обойти опасное место вдоль реки, где вдоволь накувыркались среди травы, валунов и проток.

Шли мы быстро и уже к вечеру пришли на Паланское озеро, где остановились на увале, покрытом кедрачом. Палатку установить, как положено, мы поленились, а просто привязали ее за кончики к веткам кедрового стланика, перекусили и завернувшись в одеяла, легли спать.

Рано утром я проснулся от громкого рева медведя. Было такое впечатление, что животное сейчас наступит на палатку и разорвёт ее вместе с нами. Мной овладело оцепенение — я толкнул Сашку, который даже не повернулся на звуки, но услышал шепот: «Надо уходить…». Но выходить из палатки было еще страшнее — мои коленки от этого рёва вдруг стали сами по себе стучать друг об друга. Наконец я включил мозги и стал осмысливать ситуацию. Приоткрыв полог палатки, медведя не увидел и сообразил, что, видимо, тот находится на протоке, протекавшей в десятке метров ниже нашей палатки.

Взяв ружье, я пополз к обрыву и, раздвинув кусты, увидел следующую картину: прямо посреди мелкой протоки, красной от нерестящейся в ней нерки (шкура у этого лосося во время нереста имеет ярко-красный цвет), сидела, как человек на заднем месте, медведица, раскинув в стороны передние лапы, и, не двигаясь, ждала, когда к ней подплывет рыба. Потом когтистой лапой резко пробивала лосося и неуклюже бросала через спину на берег, где тушку раздирали на части два очень мелких медвежонка. Часть рыбы на берег не попадала и уплывала по течению, что, видимо, матухе не нравилось — она издавала недовольное рычание, одновременно что-то высказывая своим малышам, которые между едой умудрялись погоняться друг за другом.

Я наблюдал эту идиллию, пока не подполз Бородулин. Медведица вдруг резко подскочила, поддела одного медвежонка лапой и бросила его как мячик в траву, а второму дала под зад так, что он перевернулся в воздухе. И вся троица скрылась в высокой траве, по колыханию которой можно было судить об их направлении движения.

Про собаку опять вспомнили в последний момент — Князь в палатке свернулся калачиком и делал вид, что крепко спит, подрагивая веками. Мы уже поняли, что этот трусливый пёс нам не помощник, не стали впредь впускать его в палатку и определили на подножный корм, с чем он в принципе справлялся неплохо — то лемминга поймает, то евражку, то молодую куропатку.

Охота в этих местах была отменная: сгоряча мы убили четырех глухарей — двух съели, а два так и пропали у нас в рюкзаке через пару дней — пришлось выбросить. Поэтому впредь мы стреляли только по необходимости, то есть по мере наступления аппетита. Дичи было много — куропатки сопровождали нас повсеместно, перебегая порой дорогу, а в любом водоеме можно было подстрелить уток. Особенно много было крохаля, который питается мелкой рыбой и, набив желудок, не может быстро взлетать при опасности — ему нужна приличная взлетная полоса, по которой он очень долго бежит, поднимая лапами брызги, прежде чем подняться в воздух: мишень — лучше не придумаешь. Крохаль — крупная утка, имеющая нежное на вкус мясо, но его нельзя щипать и опаливать: вкус сразу приобретает рыбный запах — под шкурой имеется жировая прослойка оранжевого цвета, по вкусу напоминающая рыбий жир. Поэтому мы снимали жирную кожу прямо с перьями, оставляя для приготовления только мясо.

Через неделю дичь настолько приелась, что мы решили для разнообразия попробовать кедровку. Но эта птица, питающаяся исключительно орешками кедрового стланика, оказалась вообще пресной по сравнению с предыдущим меню. Мы попытались найти норы, где кедровка делает на зиму запасы орешков, но безуспешно — норки были пустыми: шишки этого года еще не созрели, а прошлогодние запасы видимо закончились.

Вдоволь набродившись вдоль озера, распугивая зазевавшихся косолапых, мы, несмотря на довольно-таки прохладную, кристально прозрачную воду, в которой издалека можно было наблюдать косяки лосося, с удовольствием накупались и постирали свою одежду — благо, погода стояла очень солнечная, ни одного облачка. Там одно из уникальных мест, где нерестится нерка, много гольца, огромной микижи (разновидность форели) и кунжи.

Медведи на открытых местностях попадались постоянно, Но мы уже их не уговаривали, а, подойдя поближе, стреляли в их сторону дробью, после чего они убегали что было мочи, освобождая дорогу.

Однажды, поставив палатку, мы решили пройтись к озеру и для разнообразия в еде подстрелить маленьких утят — раньше такого деликатеса мы не пробовали. Увидели стаю таких созданий и подстрелили пару штук. Каково же было разочарование, когда вместо утят всплыли огромные утки. Просто эти утки еще не могли летать из-за того, что меняли оперение, и погружались в воду так, что на поверхности оставался кусочек спины и голова — вот мы и приняли их за утят.

Сейчас-то я знаю повадки и способы маскировки пернатых: при опасности они лапами цепляются за осоку, растущую из воды, и подтягивают себя ближе ко дну.

Возвращаясь, когда уже стало темнеть, мы услышали как наш «любимый» Князь издалека поднял визг. Визг быстро приближался. Мы подумали, что за Князем гонится медведь и пёс ведет его прямо на нас, приготовили ружья и ждали приближения. Но в этот раз перед визгом и собакой прямо между нами — мы шли параллельно на расстоянии двух метров — проскочил на бешеной скорости крупный заяц. Мы только повели ружьями по направлению его движения.

Князь через некоторое время вернулся без добычи и стал высказывать нам свое «фи», недовольно урча и погавкивая. Видимо, он специально выгнал прямо на нас этого зайца, как будто знал, что нам нужно было сменить питание.

А с питанием становилось все хуже и хуже — сухари закончились, потому что мы чересчур увлеклись ими, бесконтрольно жуя прямо на ходу. Остались только галеты, сахар, соль да пачка лапши. Вместо чая мы заваривали ягоду и шиповник, что нас в принципе устраивало — чагой мы тогда не пользовались, хотя знали о ней еще в школьные годы: зарабатывали тем, что сдавали её в леспромхоз за небольшие деньги.

Подсчитав остатки еды мы решили установить для себя норму — две галетки и два кусочка сахара в день. Остальное добывали с помощью ружей и собирательства — ягод и грибов было просто немерено, рыба хоть и в брачном наряде, но вполне съедобна, и ловили ее мы очень просто — выпинывали из проток ногами и, разделав на кусочки, поджаривали, нанизав на веточки, воткнутые в землю рядом с костром. Кроме того, мы всегда имели красную икру — обрабатывая ее с помощью ложки, отделяя от пленки, посыпали солью и перемешивали для приготовления не более пяти минут, не замарачиваясь на приготовление тузлука. Со стороны это выглядело так: столовыми алюминиевыми ложками набивали икрой полный рот и закусывали её мелкими кусочками галет, шутя, что москвичи выглядят в этом плане более выигрышно — у них все наоборот, на огромный кусок хлеба (которого нам сейчас так не хватало) кладутся несколько икринок.

Дичь надоела так, что просто не лезла в рот — от ее запаха выработался рвотный рефлекс, поэтому мы мечтали о хлебе и оленине, которую ели с детства. Но олени нам не попадались. Правда выручали грибы, которые росли в неимоверном количестве — из них мы делали супчики.

Между Паланским озером и ключами мы набрели на стан учёных-топографов, где вдруг встретили своих бывших учителей — молодых сестер. В школе мы их называли «братьями Карамазовыми» из-за созвучности фамилии. Дело в том, что топографы имели при себе вертолет Ми-4, который обслуживал их. И вертолетчики свободно перемещались по окрестностям, залетая в Палану не только с целью заправки и пополнения продуктового запаса, но и за молодыми и любознательными туристками для «передачи опыта в совместных научных изысканиях».

Нас встретили очень тепло и усадили за стол в общей палатке, налив по тарелке грибного супа со свежеиспеченным хлебом и овощными консервами.

Надо отдать должное неприхотливости и полному отсутствию брезгливости и топографов, которые с виду были сплошь бородатыми загорелыми мужиками, и двух неопределенного возраста женщин, прожженных солнцем и ветром, без каких либо признаков макияжа — все они ели суп с грибами, не обращая внимания на содержимое. Этот суп мы так и не съели из-за огромного количества грибных червей, от которых так и не смогли избавиться, сколько бы их не выкидывали из тарелок. Но зато мы «оторвались» на свежем хлебе с маслом и консервах.

Узнав, что мы держим путь на Паланские ключи, бравые вертолетчики предложили подкинуть нас до места назначения по воздуху. Но мы отказались и, взяв у них немного консервов и свежего хлеба, пошли дальше.

На стане нас предупредили, что в районе горы по названию «Дед» (это прямо по нашему направлению) медведь сильно поранил двух оленеводов и буквально недавно отвезли их в больницу. Медведя этого не нашли, поэтому посоветовали нам держать оружие наготове — одержав победу над человеком, косолапый может повторить подобную выходку.

Конец ознакомительного фрагмента.