Заброшенная территория

— Приехал?! Давай, собирай всех на совещание! — встретив на лестнице Скрипко, распорядился начальник Угро.

— Тема, Вадим?

— «Висяки» по «Темной».

— Что, опять руководство подымает «Дела Прошлого Века!»

«Дела Прошлого Века!» — это целая серия убийств в таежной глуши!

— Не опять, а снова! Давай, через десять минут все у меня!

— Постой! — Скрипко окликнул уходящего начальника и спустился к нему, сказав не громко, — Слушай, твой «инженер» такое вытворяет. Второй день западает в общаге и столько пропускает «басоты» через свой номер, что диву даешься!

— И что? — Бутов внимательно глянул в глаза Скрипко.

— Да так. В общем, то…, мне, то, что?! Только Карпушкинские уже там. И возьмут скоро твоего «инженера»!

— Ясно! Вот сучка! Все не успокоится! — и набрал номер начальника межрайонного ФСКН.

В просторном кабинете Вадим Вадимовича собрались находившиеся в отделе опера, и вразнобой расположились за вытянутым в форме «Т» лакированным столом, отражающим включенные в ненастье матовые плафоны на потолке.

— Хочу…! — Бутов, не торопясь, поочередно посмотрел в глаза присутствующим, — Господа, товарищи и тунеядцы, напомнить вам о затянувшемся на долгие годы и перешедшем в хроническую стадию деле, точнее о многих делах, объеденных за два десятка лет в одну папку, носящую название «дело долины Темной».

Бутов был похож на якута или корейца, то ли на калмыка — с кривыми, короткими, но прочными и подвижными ногами, несущими легко и энергично коренастое тело с круглой, крупной, постриженной на лысо головой.

Пять оперативников, сидя, тоскливо смотрели на стоящего во главе стола начальника, ощущая всю безнадежность начавшегося более двадцати лет назад розыска.

— Володя! — обратился майор Бутов к капитану Скрипко, — Напомни господам весь этот процесс! — и плюхнулся в офисное кресло, — Да, по Бурьянову! Это сын погибшего комитетчика из Москвы. Сохранил связи в столице. Как-то наркоконтроль хотел его привлечь…. Карпушкин тогда с трудом должность сохранил. Так что с ним аккуратней! Тем более, по Темной! — Бутов засеменил ногами, — Ну рассказывай, Вов! Только без этих слухов о летающих и ползающих мутантах…, и без этого, повышенного фона радиации.

— Что за мутанты, Вадим Вадимыч? — поинтересовался молодой опер.

— Да, навыдумывали пьяные таежники сказок, — начальник Угро быстро просеменил ногами, — Рассказывай, Володь!

— В долине реки Темная за прошедшие двадцать лет совершенны три убийства, — начал капитан Скрипко. Молодой опер шепнул рядом сидящему товарищу, — Не так уж и много для такого обширного района! «Да, но это не город!» — возразил тот.

— Совершенны они были, по заключению «судмедиков», скорей всего из охотничьего карабина калибра 7.62, — продолжал капитан, — Так же без вести пропали люди. Два года назад известный дельтапланерист….

— Почему — «скорей всего»! — перебил Стас Гусев, уже более десяти лет проработавший в отделе, и поймавший за это время немало лихих людей.

— Потому что пули так и не были найдены. И можно сказать лишь о том, что орудие убийства было, во всех трех случаях, одинакового калибра и приблизительно одинаковой убойной силы. Срок между первым и вторым убийством составил три года. Между вторым и третьим десять лет. Во всех трех случаях, близ места преступления, обнаружены следы от протекторов шин автомобиля ГАЗ — 66. Следы были смазаны, и идентифицировать их точно не удалось. Две такие машины были у лесхоза и три, на тот момент, находились в частном пользовании у следующих лиц, — Скрипко заглянул в блокнот: — Дмитрия Марусова, мастера Центральных ремонтных мастерских; Геннадия Вачура — егеря, обслуживающего Темную; и у Степана Анисимова, служащего пожарной части. После второго преступления и взяли в разработку этого Анисимова, по кличке Ананас, и не без успеха! — Скрипко легким, заученным движением поправил светловолосую челку. Нос его был слегка вздернут. Большие голубые глаза были покрыты маслянистой поволокой. Среди наркоманов ходили слухи, что опер балуется травой.

— Со всех сторон этот Анисимов — Ананас характеризовался как покладистый, добродушный человек, не склонный к агрессии, воспитывающий двух сыновей… Умеренно пьющий, имеющий медаль от МВД за геройство при тушении пожара. Свободное время проводил в тайге, в основном на Темной.… Охотился там в одиночку, как впрочем, и большинство промысловиков, — Скрипко рассмеялся, — Эти не как мы! Эти на охоту охотится ходят, а не водку пить. Им компания не к чему!

— Давай, короче! — буркнул «великан» Стас Гусев.

— Короче, мой информатор сообщил, что у этого Ананаса пятаки конопли на Темной и, однажды, он застал моего подшефного за сбором своей травки и… выстрелил! Осведомитель не понял из чего. То ли пуля, то ли дробь прошла над ухом.… Если это не глюк торчка, конечно!

— ВСЕМ ТРЕМ найденным трупам пули угодили ровно по центру затылка и, вырвав лица, сгинули в тайге! — вставил Бутов, — А здесь над ухом…, то ли че, то ли нет!?

— Короче, у Анисимова был произведен обыск, в результате которого был обнаружен мешок конопли и карабин калибра 7.62.

Опера внимательно посмотрели на капитана — «Убийца найден, теперь — коли, да коли!».

— И осудили этого Ананаса на четыре года общего.… За хранение наркотиков и не зарегистрированного оружия. Не раскололся чувак, не нам, не по настоятельной инициативе генерала Пасыкова — в тюрьме!

Скрипко посмотрел на старлея Гусева, бывшего проходчика центрального рудника.

— Его сам Воробей безуспешно колол три месяца, а затем лично генерал! — сказал, чуть при-поднявшись, старлей.

Глаза оперов в недоумении забегали: «Пасынкову винились святые, да и о Михалыче-Воробье до сих пор легенды ходят!»

— Продолжай, Вов! — Бутов встал и куда-то вышел.

— Короче, и «коноплю с карабином» доказали благодаря влиянию Петровича. Карабин, как он объяснил, нашел, и только собрался отнести в милицию, как милиция приехала сама. А мешок с валерианой оставил товарищ из Даданцов (заброшенный поселок геологов), типа — потом заберет! Он не смотрел, что в мешке! Самое интересное, что мы выцепили этого товарища, и тот все подтвердил…, и «под воздействием». А как там конопля, взамен валерианы, оказалась, не знают оба. Владивостоксий адвокат неожиданно появился на суде с присутствующими на обыске понятыми, которые в один голос утверждали, что это самое вещество пахло знакомым лекарством, а не незнакомой коноплей.

— А карабин? — спросил младший лейтенант Матвиенко.

— А карабин видели: «Да, стоял у входа!». — Скрипко задумался, — Пытались узнать — кто оплачивает услуги и вышли на…

В кабинет громко вошли следователь комитета, привлекательная женщина средних лет, и Бутов, который отдал распоряжение:

— Собираем опергруппу, и срочно на выезд!

— Что такое? — приподнялся Скрипко.

— Убийство на Темной!

«Фабричный — это, вообще-то, Лудье — старое китайское название, в переводе, как считали старожилы — это «Яма»! Названия должны иметь историческую ценность, а не обозначаться в картографии по прихоте бессовестных чиновников! Все распадки в Лудье всегда наименовались по принципу первого поселенца на онной земле — «Цепилевский» (Цепилев), «Китайский» (первые — китайская семья), «Шпакинский» (Шпакин), «Цинковый» (геологоразведка обнаружила цинк)… Прошу прощения, остальные названия забыл! А ведь, их было много! Из рек помню Тадуши, Даданцы, Сибайгоу, Ордагоу, Фудзин, Нотто.… Из поселений — Тадуши, Кенцухе, Лудье, Лифудзин, Тетюхе… Память подводит, чтобы вспомнить остальные!

Это уже история, это наша жизнь — в моем пионерском возрасте наши чиновники, всвязи с советско-китайским конфликтом на острове Даманском, выдумали новые названия сел и городов. Нас в школе, в 1973, по прошествию 4 лет после конфликта, обязали купить новые тетради, и в них вместо — «ученик Лудьевской средней школы» написать — ученик «Фабричненской средней школы!» Старые тетради попросили выбросить в мусорку, или сжечь!

Прошлое нельзя придумывать — оно уже прошло! Оно останется таким, каким было! К концу повествования, возможно, вспомню еще несколько имен, потому как, любой распадок в тайге не был безымянен, а назывался, или по фамилии охотника, или события, или речки, или растительности! Один распадок, ведущий на канатную дорогу, назывался «Майкой». Не знаю, почему!? Распадков было сотни, и каждый был с именем! Так же было и с ключами, впадающими в более крупные речки. Помню только два — Деревянкин ключ и ключ на Канатке. И подавляющее большинство нас — пацанов — знали их все! Поэтому нам было просто рассказывать друг другу о рыбалке, походах и охоте»