Истории пациента больницы

Начало мая 2001 года порадовало теплом, поэтому я рубил дровишки в форме одежды номер два: штаны, сапоги и голый торс. А что, солнышко светит, ветерок прохлад-ный — почему бы и не позагорать? Позагорал, блин! Да так удачно, что через неделю оформлялся в больницу: пневмония.

КОЗЛИКИ

В палате нас обитало четверо: Игорь, Сергей, Валентин и я. Познакомились быстро, а с Игорем еще и стали друзьями. Кстати, несмотря на начало дачного сезона, основной кон-тингент пульмонологии состоял почему–то из бабушек. Причем старушки были не просто лихими, а бесшабашными на всю голову.

Заметили мы это почти сразу. Вечером, после стандартной процедуры «мазнули ваткой — воткнули — ойкнул» каждый занимался своим делом. Кто-то читал, кто-то смотрел телевизор. Бабули же, перемигиваясь, сначала дрейфовали по коридору, а потом резко исчезли.

— Может, дрыхнут? — возвращаясь с Игорем из курилки, предположил я.

Тот лишь пожал плечами:

— Или на улице.

— Какие милые козлики!

Опа! Хором икнув от неожиданности, мы выпучили глаза на хихикающих у лестничного пролета «козочек» восьмидесятилетней выдержки. Вот и бабули нашлись. Глазки блестят, суставы похрустывают. И, главное, весело так, с задорным притопом и намёками. Явно хлебнули втихаря.

— Андрей, — выдохнул Игорь, — вон та, в пуховой шали, наручники вяжет. Сам видел.

— Не тыкай пальцем, решит, что понравилась, — зашипел я. — Ой, она подмигнула!

— И что это мы дрожим? — сложив губки бантиком, одна из «молодиц» многозначительно кивнула на бутылку. — Может, винца для храбрости?

Честное слово, мы рванули так, что обогнали тапки. Кажется, бежали даже по потолку. При этом губы тряслись, глаза слезились, а в ушах звенело удивленное:

— Ребята, вы куда?

Кто бы мог подумать, что бухие пенсионерки по вечерам выходят на охоту? И ведь сразу не угадаешь, что у них в голове! По своей природе пьяная женщина вообще непредска-зуема, а если к тому же связала наручники…

— Интересно, они знают, из какой мы палаты, или нет, — с трудом прокашлявшись, проси-пел я.

Словно отвечая на вопрос, дверь скрипнула, явив пуховую шаль:

— Ребята, вы здесь?

Сдавленно пискнув, мы тут же нырнули под кровати.

— Ушли, — горестно вздохнула бабуля, — а жаль, всё так хорошо начиналось.

«Слава Богу, пронесло!» — подумали мы.

Стоп, а где Серега и Валентин?

— Ребята! — донеслось из коридора.

С тех пор, если вижу губки бантиком, то сразу икаю.

КОЗЛЫ

Единственный плюс больницы — можно выспаться. Казалось бы, ан нет!

— Кто много спит, тот быстро толстеет, — и, грохнув ведром об пол, в палату шагнула са-нитарка по кличке Громозека.

Судя по габаритам, лично она просыпалась только ради нашей побудки. Для понимания, весь я — это её нога. Плюс тётка обладала недюжинной силой, легко поднимая кровать вместе с пациентом. Не удержался? Твои проблемы.

Уборка проводилась оригинально: кроме мытья санитарка пинала все, что на полу. Глав-ное, столкнет, а потом бесится:

— Устроили бардак!

Да какой бардак? Я здесь не валялся, сама же вытряхнула из кровати. Хорошо еще, что увернуться смог. Нога у тетки, как и рука, была очень тяжелой.

За что она не любила нашу компанию, сказать сложно. Может, кто-то из нас внешне сма-хивал на зятя или на покойного мужа, умершего от счастья через день после свадьбы. А может, на первую любовь, отказавшуюся от возлежания даже под угрозой переломов и вывиха копчика. Почему я так думаю? Да потому, что начинать в палате уборку ровно в шесть утра можно только ради страшной мести!

Ни просьбы, ни уговоры не помогали.

— Послушайте, по распорядку подъем в семь тридцать!

— Ноги убрал!

— В конце концов, дайте поспать!

— Устроили бардак!

Ладно, не нравится тебе кто-то, убей его. В конце концов, защекочи усами насмерть. Бед-нягу не спасти, но остальные выспятся!

— Ноги убрал!

Да сколько можно! Мы же не нанимались отвечать недосыпом за грехи неизвестных страдальцев. Поэтому на внеочередном собрании кашляющих было принято решение бороться до последнего чиха.

И уже следующим утром тетку ждал сюрприз в виде сумки с огромным воздушным шари-ком внутри. Хитро спрятанные вокруг иголки притаились в полной боевой готовности.

Все-таки у женщин есть какое-то седьмое чувство, предупреждающее об опасности: Гро-мозека вошла в палату слишком неуверенно и тихо.

Но явное нарушение порядка заставило мгновенно позабыть об осторожности:

— Совсем оборзели. Развели бардак!

И замахнувшись изящной пятидесятикилограммовой ножкой, тётка со всей дури влупила по сумке. Грохот был такой, что в процедурной две капельницы приняли буддизм, а кар-диограф признался в любви к электрофорезу.

Знаете, я все-таки восхищаюсь этой женщиной. Другая бы на её месте заорала во всю силу легких. А эта просто улетела на ведре, быстро загребая шваброй, напоследок рыкнув:

— Козлы!

Ну, и что, что козлы, зато стали высыпаться. Ведь после того случая уборка в палате на-чиналась ровно в семь тридцать. Причем вначале грохало ведро, а затем Громозека рычала приветствие:

— Козлы, вы еще за это ответите!

И КОЗЛЫ ОТВЕТИЛИ

Лично я твёрдо уверен в том, что у женщин есть свой бог. Римский, Истерий Пад-лиус. Это он сделал так, что уже через два дня после воздушного шарика наши, простите, задницы стонали и плакали.

И было от чего. Процесс лечения, кроме таблеток, заключался в трехразовом получении двух уколов. Первый был умеренно болезненный, второй — свыше умеренного. Но моло-денькая сестричка Катя делала все очень аккуратно и без неприятных ощущений. Поэтому процедура была вполне себе терпимой.

Но вот Истерий услышал Громозекины молитвы. Вероятно, тётка дала клятву не есть по-сле шести вечера больше шести порций весом более шести килограмм. И тронутый этим актом самопожертвования, Падлиус отправил Екатерину на курсы, взамен прислав Марию — тоже милую и красивую девушку.

Я заподозрил неладное, когда в палату, оскалившись, заглянула Громозека собст-венной персоной:

— Авдей, на уколы.

С чего бы это вдруг? Мы недоумённо переглянулись, а вот задница вздрогнула, почуяв опасность.

Ладно, разберемся на месте. Но все подозрения рассеялись, стоило войти в процедурную:

— Здравствуйте, — улыбнулась новая медсестра.

Какая милашка, добрая, приветливая, чего боялся-то?

— Вы так похожи на моего бывшего мужа, — продолжила девушка, — ложитесь.

Церемонно оголив седалище, я уже был готов на затейливый комплимент, как вдруг…

«Ах, ты ж, муха-цокотуха, выдра гватемальская!» — мелькнуло в голове после не очень болезненного укола.

— Если погибну, считайте меня трансвеститом! — когда Мария делала второй укол, я был готов на все, только бы уйти.

Конец ознакомительного фрагмента.