Голец Тонмэй

Удачная женитьба сродни судьбе.

Отогревает душу ламута и раскрывает дремавшие в нем внутренние силы.

Тонмэй нашел себе жену необычным образом. Дело было так. Старый Ичээни задумал женить сына. В последнее время только об этом и думал. Потому долго присматривался к девушкам и женщинам соседних родов. Ему хотелось, чтобы старший сын непременно женился на дочери кого-нибудь из знакомых сородичей. Так было бы выгодно во всех отношениях. Сын кочевал бы рядом. Могли бы в случае необходимости подсобить друг другу в кочевках и на охоте. Невестка должна быть непременно трудолюбивой, мастерицей на все руки, главным образом на шитье. Тогда только он, Ичээни, немолодой уже человек, мог рассчитывать на спокойную жизнь на старости лет. Да вот беда, поблизости не находилось подходящей невесты. На ком попало не женишь сына. Дело это серьезное, деликатное. Речь идет о продолжении рода. Кто останется после ныне живущих и продолжит их род? Попадется добрая женщина, значит, и дети пойдут такие же добрые. Ламуты испокон веков добры ко всему окружающему. У них широкая натура. Душевная щедрость — главное условие продолжения рода. Это качество у ламутов ценилось превыше всего. Ичээни не зря прожил долгую жизнь. У него обостренное чутье на добрых людей. Нельзя обременять жизнь распрями, ссорами и обидами. Нужно жить по добру и в согласии со всеми. Его помимо всего прочего тревожило и состояние оленей. Насколько их хватит? Сегодня-завтра еще пригодятся. А дальше что будет? От их состояния зависит будущее не только рода, а всех ламутов. Рачительный ламут бережет оленей не для себя, а для потомства.

Однажды он задумал снарядить сына в дальний путь к мямяльским ламутам. Поторговать оленями. Мудрый Ичээни подозвал к себе сына, посадил рядом и сказал задумчиво:

— Слыхал я, что у мямяльских ламутов добрые олени, крупные. Поехать бы туда и посмотреть на них.

Тонмэй уловил смысл сказанного, но промолчал. Он знал, что отец предпочитал высказывать мысли иносказательно, будто разговаривал сам с собой, потому решил дождаться, пока отец сам не выдаст свою затаенную мысль.

— Поменяться бы с ними оленями. Прежде всего корбэ-самцами, — не торопясь, будто сам с собой, продолжал рассуждать Ичээни. Затем умолк. Посидел некоторое время молча, углубившись в свои мысли. Но вот погладил седые волосы и поднял глаза на сына:

— А что ты думаешь, Тонмэй, о том, что я сказал? — Видно, ему не понравилось молчание сына.

— Не знаю, ама. Не думал об обмене оленями с соседями, — тихо отозвался Тонмэй.

— Я же не вечный, настанет время и меня не станет. Тебе придется самому найти ответы на такие вопросы. Знаешь почему?

— Не знаю, ама, — прямодушно откликнулся сын.

Ичээни нахмурился, но ничего не сказал. Кажется, ему не понравился ответ сына. Взял полено в руки, молча стал строгать стружки для растопки.

— Без оленей нам не выжить. Из года в год олени наши теряют вид. Разве не замечаешь? Кровосмешение оленей губит. Сам знаешь не хуже меня, без оленя нет нам жизни, — вновь негромко подал голос отец, отложив в сторону полено. Крупные кружева стружки аккуратно положил подальше от очага.

— Не очень-то замечаю, ама — сын удивился, уверенный в том, что их олени едва ли не самые крупные и упитанные.

— Оленям нужна свежая кровь. Самцами-корбэ надо бы меняться с мямяльцами.

— А они согласятся?

— Думаю, и у них такая же забота. Поезжай, Тонмэй, к богатому сородичу Горго. Далековато, правда. Зато у него оленей не счесть. Вот бы с ним поторговаться, а?

Тонмэй воодушевился.

— Охотно поеду, ама. Только скажи, оленей наших для обмена поведу с собой?

— С этим пока повременим. Поезжай налегке. Расскажи про мою просьбу и узнай мнение самого бэгэнэ^[29] Горго. Как он скажет, так и поступим. Пока наладим связь с мямяльцами, а там посмотрим, как пойдут дела.

— Мне одному ехать? — спросил сын.

Отец ничего не ответил. Сидел задумчиво, будто не слышал вопрос Тонмэя. На этом разговор между отцом и сыном завершился.

На другой день отец переменил вчерашнее решение.

— Однако поедем вместе. Дорога дальняя, непроезжая. Одного тебя отпускать в такую даль как-то душа не велит, — за утренним чаем тихо молвил старец Ичээни. Он видно ночь думал о своей задумке. Просто так не доберешься к старику Горго. Мог бы сына одного или с кем-то отправить, да только доедут ли?.. Легко сказать, доедут… Обычно едут по наезженной нартовой дороге. А тут одна безбрежная снежная стихия. Полное бездорожье.

На подготовку к отъезду ушло несколько дней.

Молва о богатом ламуте Горго давно дошла до здешних мест. Рассказывали о его крутом нраве. Удивлялись щедрости влиятельного ламута. Тот любил попотчевать гостей. Богат или беден гость, это, говорят, Горго ничуть не интересовало. Главное, в каждом видел желанного гостя. Кроме всего прочего Горго еще любил устраивать разные игрища: оленьи гонки верхом или в упряжке по снежной целине, борьбу на ремне. У якутов научились перетягиванию палки. Рассказывают, он и сам иногда мерился силой с якутами. Особо ценил борьбу на ремнях. Ичээни и Горго знакомы давно, бывало ездили друг к другу в гости и по житейским делам общались по душам. Немудрено, что оба притерлись друг к другу. Два влиятельных ламута на каждой встрече обменивались думами о своих сородичах. Оба проявляли озабоченность отсутствием мало-мальски грамотного ламута в их горно-таежной среде.

«В жизни якутов многое меняется. Их жизнь интереснее нашей. Мы далеко отстали от них…» — с горечью говорил Горго. Ичээни не сразу откликался. Зная характер друга, Горго не торопил. Оба молча дымили трубками. Наконец Ичээни вынимал из рта свою старую трубку и говорил: «А для чего сравнивать нашу жизнь и жизнь якутов?» Горго тут же давал пояснение: «К примеру, я и некоторые мои сородичи замечаем, что якуты живут гораздо лучше. У них коров и лошадей много. Некоторые из них умеют читать и писать…» — «Погоди, Горго», — одергивал друга Ичээни. — «Якуты и ламуты живут своей жизнью. Каждому свое. Зачем сравнивать? Вот ты говоришь, что у них лошади и коровы. А у них есть олени? Нет у них оленей. Это же большая разница… Каждый из нас будет жить своей жизнью…» Вновь молча курят. Покурив, Горго выдает свою думу: «Каким образом мы можем добиться, чтобы кто-нибудь из наших детей научился грамоте?» Реакция Ичээни мгновенная: «Ты дельно тут говоришь, друг Горго. Грамота сродни лучу солнца…»

Так они беседовали. В конце концов сходились на важности обучения грамоте молодых ламутов. Правда, оба не знали с чего начать…

…На всю жизнь запомнит ту поездку Тонмэй. По-доброму вспомнился отец. Все знал наперед. Долго тогда добирались до владений Горго. Снегу в тот год выпало много. По бездорожью редкий олень проторит дорогу. В пути несколько раз останавливались на ночь. У Ичээни упряжные олени всегда отличались силой и выносливостью. Благодаря им Ичээни с сыном благополучно доехали до стойбища Горго. Оленей у того в самом деле было много. За сотни километров до стойбища снег весь был растоптан тучными оленьими стадами. До стойбища Горго, расположенного в глубине дремучего леса на заснеженной поляне, доехали ближе к сумеркам. Еще издали путники заметили крупную сярму, иногда ламуты такое жилище называют чора-дю. Поодаль виднелись еще несколько илуму^[30]. Над ними вился густой дым. У подножия горы был виден добротно построенный кораль — загон для домашних оленей. При виде невиданных раннее упряжных оленей залаяли повсюду собаки.

Несколько рослых псов выбежали навстречу. В густеющем вечернем воздухе трудно определить их масти. Они дружелюбны к людям. Путники прямым ходом подъехали к чора-дю. Несколько ламутов из соседних илуму выбежали к гостям. Взяли у приехавших из рук вожжи, привязали оленей к дереву и освободили от лямок.

Гости скинули меховые дохи на нарты и, стряхнув снег с торбазов, двинулись к входной двери чора-дю. Тут навстречу им выходит высокий согбенный ламут.

— Ого, наконец-то! Чуяла моя душа, как вы подъезжаете. То-то вот уже несколько ночей мне плохо спалось. Но, поверьте, ничуть не волновался. Знал, едут издалека путники с добрыми намерениями. Чуял, чуял, что вы едете, — радовался хозяин, протягивая руки к Ичээни. Тот обеими ладонями снизу и сверху крепко пожал их. Это неписаный знак глубокого уважения у ламутов. По всему видно было, как обрадовался хозяин сярму неожиданному приезду сородичей. Старик Горго оказался высокорослым, сухощавым и подвижным. Велел забить сразу двух мангаев^[31]. Соседи-ламуты быстро разделали туши. Хозяйка дома с дочерью занялись приготовлением пищи. Одновременно поили гостей горячим чаем с оленьим молоком.

После долгого чаепития вспотевшие гости положили чашки вверх дном. Это означало, что больше чаю они не хотят.

Будто увидев это, в чора-дю один за другим степенно зашли ламуты из соседних илуму… Они одеты в легкие кожаные тужурки мехом внутрь. На головах высокие меховые шапки-авун.

— Познакомлю вас с моими детьми и сородичами, — говорит Горго, поправляя жирник на медной тарелке, на тусклом свете которого едва видно продолговатое лицо Горго. — Садитесь теснее, чтоб всем хватило места. Гирге, ты присядь поближе к гостям.

Рослый долговязый молодой ламут пододвинулся к сидящему Тонмэю.

— Это мой старший сын Гирге, — громко сказал хозяин сярму.

— А за ним Боочи. Он моложе Гирге на полтора года.

Гости глянули на Боочи. Тот на голову ниже Гирге. В отличие от старшего брата оказался шире в костях.

— За ним третий сын Танмари… — улыбнулся Горго.

Парень бледнолиц, тонок.

Горго представил еще троих сыновей: Гидани, Чиктикан, Эрбэтчэн — самый младший. Назвал ламутов, которые с ними кочуют вместе. Токини — средних лет, Гякачан — молодой ламут, Гусэтэ — крепкого телосложения, Каганкан — пожилой ламут, отец молодых ламутов, которых назвал Горго. Женщины остались в своих илуму.

Конец ознакомительного фрагмента.