Ультиматум предателя

Некоторое время я лежал неподвижно и думал о том, что если бы меня хотели расстрелять, то сделали бы это при попытке выбежать на палубу. А коль стреляли по дверной коробке и сохранили мне жизнь, значит, я им нужен.

Я пошевелил связанными руками и довольно легко избавился от стягивающего запястья полотенца. Потом сорвал с лица платок, нежно пахнущий духами, поднялся и сел.

Напротив меня, в позе скрученного фикуса, стояла Эльза. Ножки переплетены, ручки сплетены, губки связаны в узелок, взгляд — в пучок. Не женщина, а спираль ДНК.

— Мне кажется, — пробормотал я, растирая затекшие ладони, — что без меня вам было бы скучно. И как вы раньше тут жили?

— Плохо, — ответила Эльза.

— Вот видишь! А вы кто, бандиты?

— Бандиты.

— Я так и подумал, когда с вами за одним столом посидел. Один жрет в три горла, другой обеими руками в рот запихивает. С такими аппетитами только на большую дорогу и выходить.

— Наши аппетиты намного больше, чем ты думаешь.

— Я рад бы вам помочь, но мне нечего вам предложить, кроме самого себя.

Эльза не сводила с меня своих темных глаз. Странное у нее было лицо. Даже при отсутствии каких бы то ни было чувств и эмоций, оно все равно выражало мягкую доброжелательность, а на губах явно угадывалась улыбка. С этим выражением Эльза припудривала умывальник, ела, завязывала мне глаза. Наверное, она злится, ругается, кричит и даже плачет с этой неизменной улыбкой.

Эльза вдруг приблизилась ко мне, села рядом и провела ладонью по моей голове.

— У Фобоса железные нервы, — произнесла она, с необыкновенной для нее силой сжимая в кулаке мои волосы. — И все-таки его терпение скоро лопнет.

— К этому моменту я хотел бы быть далеко отсюда, — признался я, чувствуя, что у меня вот-вот потекут слезы.

— Все в твоей воле.

Я схватил руку Эльзы, отрывая ее от моей головы, посмотрел ей в глаза.

— А что, по-твоему, я должен делать? — горячо зашептал я. — Вы меня с ума сводите. Говорите загадками, намеками, ребусами… У меня уже голова вспухла все это разгадывать! Ну, чего вам от меня надо?

— Правды, — ответила Эльза.

— Какой еще правды?!

— Куда ты собираешься плыть? Кто твой хозяин?..

— Стоп! — перебил я женщину и хлопнул себя по ляжкам. — Дальше — ни слова! Потому что произошла ошибка. Недоразумение! Понимаешь? Вы приняли меня за кого-то другого. Еще раз повторю, что плыть я хочу только на берег и никуда больше! И никакого хозяина у меня нет! Я летчик, который потерпел крушение!

— Потерпевшие крушение летчики так себя не ведут, — спокойно возразила Эльза.

— А ты что, каждый день общаешься с потерпевшими крушение летчиками?! — взвился я. — Тогда расскажи, как они себя ведут. Как ходят, как говорят, как едят. Может, у них всё с ног на голову поставлено? Всё через задницу?

— Ты врешь неубедительно, — осадила меня холодной репликой Эльза и встала с дивана. — А Фобос любит отрезать врунишкам уши.

— Вот никогда бы не подумал! У него такие добрые глаза! — бессовестно лгал я. — Но я редко ошибаюсь в людях. О тебе, например, я могу сказать, что ты натура мечтательная, утонченная, но чрезмерно увлекающаяся.

— Чрезмерно, — согласилась Эльза, и лицо ее вдруг стало жестоким. — Мужчины стонут и плачут от моей увлеченности. Многие потом остаются инвалидами.

Я сделал вид, что неправильно истолковал ее последние слова:

— Наверное, стонут они, исполняя серенады в твою честь, а плачут от любви к тебе? Представляю, скольким мужикам ты вскружила головы!

— Не вскружила, а открутила, — холодно поправила Эльза. — А вообще, ты очень много болтаешь!

Она подошла к двери, но я вскочил и снова схватил ее за руку. Эта змейка была чрезвычайно ядовита; я, по-видимому, сильно рисковал, но продолжал приручать ее к себе.

— Погоди! — зашептал я. — У меня есть блестящая идея. Давай свалим отсюда вдвоем! Зачем ты здесь? На кой ляд тебе эта прожорливая стая? Один лысый, другой толстый, третий рыжий. Тьфу! Смотреть не на что! А на берегу я угощу тебя мороженым.

Эльза улыбнулась. Я ее развеселил. Всякая ядовитая тварь млеет, если чувствует, что ее уважают и перед ней преклоняются.

— Считай, что твое предложение принято, — ответила она. — Только смотри, не пожалей!

Она вышла. Я остался один, но не мог ни лечь, ни сесть. Я вообще не мог оставаться неподвижным. Неудержимая жажда бурной деятельности заставляла меня ходить по каюте из угла в угол. Это воспалился во мне инстинкт самосохранения. Теперь мне стало окончательно ясно, что я не в силах убедить команду в том, что я именно тот, за кого себя выдаю. Они принимали меня за человека, которого опасались, от которого ждали какой-то гадости, и выпытывали у меня мои намерения.

Что я должен был теперь делать? Оставаться самим собой уже не имело смысла. Моя история про самолет только раздражала их, и все больше убеждала в том, что я лгу. Угрозы Эльзы хоть и были произнесены нежным, воркующим голоском и с неизменной улыбкой, но все-таки убедили меня в том, что я имею дело с бандой кровожадных отщепенцев. И они терпят меня постольку, поскольку я им пока нужен, они еще надеются получить от меня информацию о неком «хозяине».

Я качал головой, словно сокрушался по поводу наивности и легковесности своего собеседника, который убеждал меня в необходимости немедленно бежать с яхты. А как бежать? На чем добраться до берега? Шлюпки на яхте нет. В оранжевом контейнере, предназначенном для хранения надувного плота, оказались болты и гайки. А они не плавают, они тонут…

Они не плавают. Они тяжелее воды… Ну что же это я отгоняю от себя навязчивую мысль, которая пытается вырваться из глубин сознания? Зачем обманываю себя? Зачем увиливаю, отклоняюсь, занимаю себя другими мыслями, лишь бы не принять, не впустить себя нечто более страшное? Я ведь догадался о предназначении этих гаек сразу же, как увидел их в контейнере…

Но моя мысль тотчас потекла по другому руслу. Нет, это не яхта, эта какой-то патефон с тараканами! Опять до моего слуха донесся тихий скрежет. Теперь он не вызывал во мне любопытства, лишь раздражал, как зудящая муха, бьющаяся в окно. Я распахнул дверь и вышел в коридор. Заглянул в туалет, проверил гардероб и вернулся обратно. Сел на диван, прислушался. «Таракан» тоже притих. Я громко покашлял, и тотчас скрежет возобновился. Точнее, уже был не просто скрежет, а ритмичные царапающие звуки, словно кто-то соскабливал ногтем краску с металлической обшивки яхты, причем звуки были парные с короткими паузами.

Мое раздражение угасало. Я опустился на колени и прильнул ухом к коврику. Без сомнения, источник звуков находился где-то под моей каютой, в трюме, а точнее в машинном отделении. Но что бы это значило? Ни топливный насос, ни охлаждающая жидкость, текущая по патрубкам, ни электрооборудование мотора не издают таких звуков. Даже если бы днище яхты прохудилось, то вода, поступающая в трюм, журчала бы как-то иначе. Разве что в темном нутре яхты завелась корабельная крыса, которая старательно грызет топливные шланги?

Я откинул край коврика и дважды стукнул костяшками пальцев по полу. Скрежет тотчас прекратился. Спугнул грызуна! Я даже почувствовал некоторое разочарование, потому как ждал чего-то необыкновенного, не имеющего отношения к отвратной компании. И уже готов был подняться на ноги, как вдруг из трюмных недр раздалось тихое и осторожное «тук-тук».

Я не поверил своим ушам! Крыса откликнулась! Крыса оказалась обладателем интеллекта! Я снова дважды стукнул в пол, и тотчас услышал ответные сигналы: торопливые, несомненно наполненные радостными эмоциями: три одиночных удара, три парных и снова три одиночных. Я не знаю азбуку Морзе, но эту комбинацию — три точки, три тире и три точки — помню с детства, с времен бурных игр в войну и разведчиков. Это сигнал SOS!

Я нечаянно пришел к совершенно неожиданному выводу: на борту яхты находился еще один человек. И он просил меня о помощи.