Когда зацветает сирень

Марк

— Твою же…

Я шумно втягиваю воздух через зубы, когда прохладная вода касается ран на лице. Приходится терпеть противное жжение на коже, стиснув челюсть. Проведя мокрыми пальцами по волосам и зачесав их назад, выпрямляюсь над раковиной, встречаясь с собственным отражением в зеркале.

Да уж. Некритично, но уже прям красавчик с боевыми шрамами: небольшое рассечение над бровью, парочка ссадин на лице и немного ноет нижняя губа.

И пока под краном шумит вода, криво усмехаюсь самому себе. Интересно, мне найти со своими пацанами того конченого и добить где-нибудь в лесу или сказать ему спасибо?

Откуда эта тварь взялась на стадионе в тот момент, понятия не имею. Но тварь он однозначно. Девчонка была жутко напугана, а вот я получился крут. Хоть и не планировал красить себе лицо. На хрен оно мне надо было? Ради секса? Я и без этого имел отличный план. Лика всю пару глаз с меня не сводила, но тот тип… Смешал мне все карты, но в очень удачный расклад.

Я вообще не ввязываюсь в подобные потасовки, но эта рыжая… Чёрт! Что-то толкнуло. Грёбаная жалость? А как её не жалеть? Лика даже пахнет беззащитностью и невинностью.

Потерев щёку, одаренную её милейшим поцелуем, давлю улыбку своему отражению. А в груди теплеет. То-то же! Награда нашла своего героя. Только мало мне… Ма-ло. Хочу ещё. Хочу, чтобы она так жадно и смотрела на меня дальше, распахнув свои глаза-аквамарины, но уже подо мной.

Лику хочу. Торкает меня от неё, а сегодня прям до какого-то нетерпимого животного чувства в животе, когда увидел её беспомощно стоящую перед тем уродом.

И чего Поляк фыркает на рыжую? Не ему же разворачивать фантик у этой конфеты.

— И что ты в ней нашёл, Марк? — знакомый елейный голосок за спиной заставляет вздрогнуть.

Но поворачиваться не приходится. В отражении позади себя и так вижу знакомые черты. Тяжёлая россыпь смоляных волос, обрамляющих кукольное личико: идеальные чёрные брови, подведённые стрелками глаза и изумительно прокачанные алые губы. И, конечно, неизменно тяжёлый аромат дорогих «Гуччи».

Карина. Мы когда-то часто и долго любили друг друга голыми.

— И тебе привет, — хмыкаю я. Выключив воду, тянусь к автомату с бумажными полотенцами у зеркала. — Какими судьбами? Ты же вроде выпустилась в прошлом году?

— Предки заставили магистратуру покорять, — сдув невидимые пылинки с вызывающе красной футболки, Карина кривится и подпирает плечом белоснежный кафель. — Поляк сегодня тоже здесь. Пытаемся тебе дозвониться, и не алё. А потом узнаём вот новости… — она прожигает взглядом моё лицо.

Продолжая смотреть на Кару в зеркале, осторожно вытираю свой фейс салфетками:

— Собираешь информацию по сплетням?

— Да весь универ гудит, что сам Громов полез в драку. И за кого? — в глазах Карины мелькает что-то похожее на отвращение.

— За кого? — ехидно передразниваю её и, скомкав бумажное полотенце, бросаю в урну под раковиной.

Тишину маленькой мужской уборной для преподавателей оглушает цокот шпилек, а через секунду меня резко разворачивают, дёргая за плечо.

— Зачем тебе она? — напряжённое лицо Карины оказывается прямо перед моим.

Я невольно отмечаю, что с ней не надо наклонять голову и смотреть сверху вниз, как с Ликой, макушка которой едва достаёт мне до подбородка. А Кара плюс шпильки — и мы почти одного роста. И как-то это уже неприкольно…

— Кто? — решаю косить под дурачка, «удивлённо» приподняв брови.

— Рыжая. Марик, я видела тебя с ней сейчас в коридоре, — резко выплёвывает Кара.

И по её ядовитому тону понимаю: оу, кого-то ведёт от ревности. Но я просто пожимаю плечами, спокойно выдав:

— Хочу.

Тонкий длинный носик Карины недовольно дёргается, а дыхание открыто демонстрирует её нервозность. Всё, сейчас будет сцена, достойная Оскара! Карина это умеет, особенно когда забывает, что я никогда ей ничего не обещал.

Но неожиданно она затухает. Просто не отрываясь смотрит мне в глаза, а её ладонь с длинными ноготками осторожно ложится мне на грудь.

— Марк, я скучаю по тебе. Очень, — сдавленно шепчет Карина.

Я напрягаюсь. А вот это что-то новенькое. Где крики и вопли-то?

Изумлённо пялюсь на Кару, которая делает ещё один крохотный шажок ко мне. Видимо, заметив моё замешательство, она решает идти ва-банк.

— Я с ума весь год сходила. Ждала тебя, — её губы касаются моего подбородка и плавно опускаются к шее, оставляя на ней горячие следы поцелуев. — Ну что мне ещё сделать? Почему ты не можешь хотеть меня?

Чёрт… Сдержанно перевожу дыхание, потому что тело сдавливают тёплые спазмы, направляя всю кровь в самый низ моего живота.

Руки Карины плавно скользят по моим плечам, груди и медленно, но верно опускаются туда, где моё либидо кричит, что оно уже неделю без женских ласк. А это овердофига.

— Что? Прям в преподавательском туалете? — усмехаюсь я и провожу ладонью по изгибу бедра Кары, обтянутому плотной джинсой.

— А когда это тебя смущало? Ты же знаешь и, надеюсь, помнишь, что я могу? И дверь закрыта на щеколду.

Я не сдерживаю стон, когда её зубки слегка впиваются мне в шею с одновременным сжатием ловких пальчиков на моём самом чувствительно-впечатлительном месте. В крови бунтует одно-единственное желание. Затащить Карину в кабинку и опустить перед собой на колени. Потому что я знаю, чем хочу занять её накачанный гиалуронкой рот.

Но вот на щеке всё ещё горит поцелуй Лики… Чёрт! Нельзя! Самый лучший хищник — это голодный хищник. Через силу отстраняюсь от Карины, убирая её руки от себя. Да и своими стараюсь больше ни к чему не прикасаться. От греха подальше.

— Карина, стопэ, — грублю и делаю это намеренно.

— Марик… — в голосе Кары чуть ли не мольба, а в растерянном взгляде сквозит отчаяние.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Стоит ли сейчас отвлекаться на кого-то ещё, кроме Соболевской? И неожиданно понимаю, что тяжёлая вуаль духов Карины как-то… душит. Морщусь и выдыхаю её, распахнув глаза.

— Не Марик, Кара. Тебе я больше не Марик.

Натянуто улыбнувшись, оставляю Карину в гордом одиночестве посреди мужского туалета. А потом улыбаюсь уже победно и по-настоящему, когда достаю из кармана шорт телефон с ещё непрочитанным сообщением.

Рыжик: «Завтра в семь. Мне в шесть неудобно».