Творчество и потенциал. Выпуск 2/2022

Родился в 1954 году.

Член Российского союза писателей. Пишет прозу, сатиру и публицистику. Публиковался в литературном журнале «Бельские просторы», еженедельнике «Истоки», сатирическом журнале «Вилы», общественной электронной газете Республики Башкортостан, газете «Экономика и мы» и других изданиях. Рассказы печатались в различных антологиях современной прозы, изданных в Москве, Санкт-Петербурге, Уфе и других городах РФ.

Автор книг: «Книговорот» (2016, Саратов), «Постиндустриальная баллада» (2017, Саратов), «Достоверная история Константиныча, прозванного Антиказановой» (2021, Астрахань), публицистического сборника «Может ли Россия стать флагманом всего человечества?» (2017, Москва), «Трактат об обязанностях» (2022, Москва).

Проживает в городе Уфе.

Королю Норвегии Харальду V

«Ваше Величество!

К Вам нижайше обращается литератор Василий Бедолага из уральского города Дымящие Трубы.

Поводом к этому стал сюжет, недавно показанный по российскому телевидению, про то, в каких условиях содержится в заключении террорист Андреас Брейвик, убивший более 70 человек. Условия, я Вам скажу, просто райские: апартаменты, бесплатное трёхразовое питание, медицинское обслуживание за счёт государства, библиотека, интернет, телевизор. О такой жизни можно только мечтать!

Мои жизненные условия в сравнении с Вашим заключённым иначе как каторгой не назовёшь, хотя я и на свободе. Судите сами! Я литератор, моя задача, стало быть, писать книги. Но заниматься своим делом удаётся далеко не всегда, можно сказать по праздникам. Львиная доля времени уходит на зарабатывание денег и бытовые нужды.

Литературным трудом, увы, у нас много не заработаешь. Несколько раз в год меня публикует местная газета и выплачивает гонорар по 200–300 рублей. А чтобы тебя опубликовали в каком-нибудь сборнике, нужно уже самому платить, и побольше. О выходе же авторской книги можно только мечтать — слишком дорого.

Чтобы как-то существовать, приходится заниматься нелюбимым делом, вкалывать, как папа Карло. И выбора особого нет. Мне досталась должность сторожа склада автомобильных колёс с окладом 6 тысяч рублей в месяц. Половина этих денег уходит на коммунальные услуги, а на оставшуюся сумму прожить тяжеловато.

Остаётся подрабатывать — где дворником, где грузчиком. И ездить в разные концы города, тратя уйму времени на переезды, ожидание транспорта и стояние в пробках.

Питаюсь я очень скромно — Ваш Брейвик загнулся бы на таких харчах. Одеваюсь — только в б/у, которое по дешёвке покупаю у алкоголиков. У них же приобретаю и другие необходимые вещи. Неудивительно, что меня иногда принимают за бомжа, хамят, гонят прочь или наоборот — дают милостыню. В общественном транспорте молодые девушки стараются не садиться рядом со мной.

Я лезу из кожи, стараюсь как можно меньше времени тратить на быт — готовлю пищу на несколько дней, стираю и убираюсь раз в неделю. И всё равно времени на литературу — то, чем я должен заниматься, ради чего живу, — остаётся совсем немного. Да и после того, как за день набегаешься и навкалываешься, сил и желания что-то творить уже не остаётся.

Приближается моя пенсия, но она не намного облегчит моё существование, так как будет минимальной. Это не оттого, что я мало работаю, а оттого, что частные работодатели не оформляют на работу. Стало быть, нет ни пенсионных отчислений, ни отпусков, ни больничных.

Пуще всего на свете я боюсь заболеть. Это станет катастрофой, потому что качественное лечение мне не по карману, а бесплатное не поможет. У меня выпало больше половины зубов, но восстановить их совершенно нереально — не по доходам! Приходится не смеяться на людях и не улыбаться слишком широко.

Всё это наносит непоправимый вред моему творчеству. Я задумал пять романов, но так как времени засесть за них всё нет и нет, а годы идут, я элементарно забыл, о чём хотел написать.

Некоторые приятели советуют мне жениться, говорят, что таким путём я решу хотя бы свои бытовые проблемы. Однако надо сказать, что мужчины вроде меня не пользуются авторитетом у женского пола. Боюсь также, что, женившись, мне будет вообще не до творчества.

Ваше Величество! Проявите королевскую милость — посадите меня в норвежскую тюрьму. Пожизненно! К сожалению, заслужить это — совершить преступление — я не в состоянии. Я литератор, а не убийца. Да даже если б и был в состоянии, меня бы депортировали в российскую тюрьму, где писать уже не придётся.

Я не самый плохой литератор. В интернете у меня есть постоянные читатели. Они пишут мне хвалебные отзывы. То же происходит и на творческих встречах. И вот вместо того чтобы радовать их новыми произведениями, я трачу время чёрт знает на что! Просто гроблю своё творчество и себя как личность!

Уповаю на Вашу королевскую милость, Ваше Величество. Со своей стороны приложу все усилия для пользы

Вашей стране. Коли уж нашей стране литераторы не нужны, то пусть у неё одним из них станет меньше, а в Норвегии больше.

С нетерпением жду решения своей судьбы Вашим королевским Величеством.

Нижайше Ваш Василий Бедолага, литератор.

13 декабря 2013 года, г. Дымящие Трубы, Россия».

Мой знакомый доцент — исследователь тенденций развития культуры — написал трактат о том, что писатели в наше время вымирают, как динозавры. А их «свято место» занимают прото-, как бы-, типа-, вроде — и квазиписатели. Они создают вдохновенные протороманы, как бы повести, типа рассказы, вроде эссе и квазистихи.

И всё это неспроста, таково, говорит мой знакомый, веление времени. В качестве подтверждающего важного аргумента он приводит работу одного нейрофизиолога, который доказывает, что у современных людей выпрямляются извилины головного мозга. Поэтому литература должна соответствовать читателю: быть простой и понятной, без всякой набоковщины. Также и литературный герой должен быть обыкновенным, как все. Никому сейчас не нужны Гамлеты с Раскольниковыми. Ну какой Чацкий, в самом деле, когда народ не в состоянии в уме помножить два на три?!

Скоро классику вообще перестанут издавать, она станет музейным экспонатом. А в школах литературу будут изучать по нашим произведениям. То-то ученики с учителями обрадуются!

Телевидение, между прочим, давно это веяние истории уловило — там всё делается для широких народных масс. А умникам, этим сохранившимся тираннозаврам прямоходячим, заумные фильмы показывают глубокой ночью — не спи, мучайся, раз таким уродился!

Так что пора и писателям призадуматься. Век их закончился. Только они этого не понимают и, прямо-таки с презрением, называют нас графоманами. Я бы посоветовал спеси-то поубавить и задуматься о своём будущем.

А вот народ не обманешь. Меня недавно в санатории один мужичок спрашивает:

— Вы кем будете-то?

— Я — квазиписатель.

— Квазиписатель?! Ой, а я-то вас за бухгалтера принял… А можно автограф? У меня сын автографы всяких знаменитостей собирает. Вот радости-то будет! Ой, спасибо! А сфотографироваться с вами можно?

Лариса Джейкман (Скрипченкова) родилась в городе Астрахани, где окончила институт и получила диплом экономиста. Но это не было пределом её мечтаний, ведь мир огромен и интересен, его надо изучать, познавать и писать обо всём, что волнует и не даёт покоя. Так начались пробы пера: стихи, а затем проза. Первая книга вышла в свет в 2004 году. С тех пор издано более десяти произведений, написано несколько песен на её стихи. Лариса Джейкман принимает активное участие в литературных конкурсах, представляет свои книги на различных книжных выставках и фестивалях, печатается в сборниках и альманахах. В 2020 году была награждена медалью Первой общенациональной литературной премии имени А. С. Пушкина.

Матвей полюбил Елену с первого взгляда. Чернобровая, статная, коса через плечо. Только вот нелюдимая уж больно. Слова лишнего не скажет, не улыбнётся, не подмигнёт. Не то, что другие молодки.

Матвей приехал в родную деревню из города, где уж пять лет как работал на кожевенном заводе. А в этот год батя попросил крышу поправить помочь, да и крыльцо расшаталось. Вот он и приехал, а тут и в поле работы полно, сенокос. Как сельчанам не помочь? Там и встретил Елену. Он помнил её девчушкой босоногой, а теперь выросла, похорошела и уж овдовела в свои двадцать с небольшим.

Отец сказал, что живёт она со старым свёкром. Свекровь тоже за сыном вслед ушла. Не выдержало сердце горя такого. И Елена не бросила старика, ухаживает за ним, за домом смотрит. На посиделки да гулянки не ходит, совсем махнула на себя рукой девка.

А желающих на Матвея в селе много было. Да только с Сашкой Емелиной никто тягаться не мог. Она спуску никому не давала. И как завидит Матвея где — тут как тут.

— Отчего не прогуляешься со мной, сокол ясный? — ворковала она ему при встрече.

— Ну что ж, пойдём прогуляемся, коли охота есть, — отвечал ей Матвей, да так и прошёлся с ней пару раз по селу.

А уж слухи-то и разлетелись по округе, что они, мол, жених и невеста.

Но в этот раз Елена одна в поле задержалась, а Матвей дождался её и предложил проводить. До села дошли, а до дома идти она отказалась. Не хотела слухов да пересудов людских. И разошлись в разные стороны. Матвей лишь сказал на прощание:

— Ну до встречи, Елена прекрасная!

Но она не ответила ничего. А на улице догоняет её Сашка Емелина, в цветастом сарафане, с бантом в рыжих кудрях, и говорит:

— Ты у меня жениха не отбивай. Он вот-вот сватов зашлёт, а ты под ногами путаешься.

Посмотрела Елена на неё жалостливо, да и скрылась за воротами. Не нужен ей чужой жених. А сердцу-то не прикажешь. Мил да люб он ей был: настоящий русский богатырь, волосы русые, глаза тёмные, как омуты, борода окладистая. Но Сашка красивее её, Елены, моложе, да и замужем не была.

А тут и свёкор расхворался совсем. Кашель одолел его, пришлось лечить, растирать гусиным жиром, малиной поить да на сквозняки не пускать. И не до работы ей вовсе, со двора никуда не показывалась, разве что к родителям иногда бегом сбегает, чтобы проведать.

А Сашка взялась за Матвея основательно. Подкараулила его как-то в берёзовой роще и давай уговаривать домой к нему сходить. Мол, её батя просил что-то важное сказать его отцу.

— Ну так ты и иди, — сказал ей Матвей. — А мне недосуг, я хворост собираю.

— Да как же я одна, девица, в мужицкую хату пойду? Что обо мне люди скажут? — возмутилась Сашка, а сама зашла в озерцо и сарафан выше колен задрала: полюбуйся, мол, Матвей на мою красоту. А потом и вовсе в воду упала, поскользнулась ненароком.

Помог он ей на берег выйти. Кофта тонкая, батистовая к телу прилипла, юбка тоже обхватила бёдра молодки, аж вся прелесть на виду. И смотрит на него лукаво, и хохочет задиристо.

Но Матвей развернулся и ушёл, крикнул лишь:

— Домой иди, Александра. Застудишься в мокром-то.

А через день предпринял решительный шаг. Начистил до блеска свои сапоги, надел новую косоворотку, брюки, купленные в городе в торговой палате. Отец посмотрел на него и спросил:

— Куда это ты, как купец на ярмарку, собрался?

— К Елениным родителям пойду, хочу её сосватать. Мне скоро в город ехать, а без неё и жизнь не мила.

Старый отец усмехнулся в усы, но перечить не стал. Лучше уж Елена, чем эта вертихвостка Сашка, которой и восемнадцати ещё нет, а сыну уж под тридцать. Посерьёзней жену надо выбирать, не мальчик поди. В общем, дал он своё добро.

Идёт Матвей по деревне, обдумывает, что и как скажет родителям, как объясняться будет, а тут и Елена его окликает:

— Ты куда это, Матвей?

Он скрывать не стал: так, мол, и так, хочу посвататься, иду к твоим.

— А меня спросить забыл? — зарделась Елена.

— Так не вижу я тебя вовсе. Ты всё в дому прячешься, на улицу глаз не кажешь.

— Зато другим удача выпадает с тобой встречаться. А мне и некогда совсем.

— Так мне никто другой и не нужен. Только ты и мила. — Обнял он её за плечи, заглянул в глаза и сказал серьёзно: — В город мне скоро возвращаться. Поедешь со мной? Свадьбу сыграем и…

Но он не договорил. Прямо на полуслове его Сашка Емелина прервала:

— Всё ж-таки перешла мне дорожку! А я и смотрю, Матвеюшка, куда ж это ты запропастился? И глаз не кажешь. Другую зазнобу завёл?

Матвей хотел было сказать что-то, но Сашке палец в рот не клади. Она повернула к Елене своё холёное лицо и злобно произнесла:

— А ты, вдовушка чёрная, одного угробила меньше чем за год, за этого принялась?!

— Сашка, придержи язык! — прикрикнул на неё Матвей. — Зачем хочешь казаться хуже, чем ты есть?

— Да плевала я на твои разговоры, — бушевала Александра, подбоченясь. — Небось, когда любовь пытался со мной закрутить, таких моралей не читал. Да только не вышло у тебя ничего! Вот и ухватился за что попроще. Ну да лежалый товар тебе больше к лицу.

— Так он потому и лежалый, что цены высокой, — не отступал Матвей. — А тот, что грош за погляд, завсегда по рукам ходить будет.

— Да ты и гроша не дал, а посмотреть-то было на что, а, Матвей? Видела я, как скулы свело тогда, на озере…

Матвей рванулся было к разговорчивой Сашке, сжав кулаки, но Елена мягко остановила его, приклонила голову на плечо и сказала:

— На беду ли тебе, Александра, на радость ли твоим ухажёрам: мы вот пожениться решили с Матвеем. Сосватал он меня. Опоздала ты, девка.

Матвей прижал её к себе крепко, а глаза-омуты аж засветились радостными искрами.

Александра так и опешила. Ей хотелось скандала, обидных слов. Хотелось сокрушить чужое счастье в угоду своей прихоти. Но добрых слов у неё не нашлось, а постыдные выкрики разбивались, как бушующая волна о каменную скалу презрения.

Она видела жалостливую усмешку в глазах Елены и полный недружелюбия и осуждения взгляд Матвея. И, наконец, развернулась, и побежала прочь в слезах и рыданиях, поняв всю безнадёжность своих стараний.

Матвей женился на Елене, свадьбу играли всем селом, только Сашка Емелина на глаза никому не показывалась. Гордыня да стыд заели.

Врач-стоматолог по образованию. Занимается литературной деятельностью около двадцати лет. Опубликовал более сорока книг. Постоянно публикуется на медицинских форумах: «Мир Врача» и «Доктор на работе».

Участвовал в Большом литературном он-лайн-проекте Интернационального Союза писателей (2020, 2021). Награждён дипломом за участие в сборнике «Самому себе не лгите», посвящённом 200-летию со дня рождения Ф. М. Достоевского (2021). Награждён дипломом и кубком лауреата 1 степени в номинации «Роман» на Всероссийской литературной премии им. Н. С. Лескова, посвящённой 190-летию со дня рождения Н. С. Лескова (2021). Литературная премия «800 лет Великому князю Александру Невскому» за роман «Врачебная трагедия» (2021).

Уже на протяжении последних трёх дней Юрий Иванович чувствовал, что в его организме происходит что-то неладное. Ему временами становилось трудно дышать, бросало в пот и во всём теле появилась какая-то усталость, не проходящая даже после отдыха. Утром, собираясь на работу, Юрия Ивановича так качнуло у кровати, что жена, находившаяся рядом, подхватила его и сумела удержать от падения.

Измерили температуру, но её не было, давление нормальное, пульс отличный. Супруга не хотела пускать мужа в больницу, но он пообещал ей, что проведёт небольшую планёрку с врачами и постарается вернуться пораньше домой. Но в больнице начмеду стало ещё хуже. Навалилась такая усталость, что у Юрия Ивановича появилась только одна мысль — побыстрее лечь и отключиться от всех забот.

Заведующий терапией сразу заметил изменения в поведении своего друга. Он настоятельно посоветовал ему сделать компьютерное исследование, так, на всякий случай. Юрий Иванович не хотел, чтобы его лишний раз облучали, если у него нет температуры, нет кашля, да и вообще он чувствует себя вполне нормально, только есть небольшая слабость во всём теле, но это скоро всё пройдёт. «Наверное, переработал», — горько пошутил он.

Пришлось вмешаться главному врачу. Он только взглянул на своего заместителя и сразу же распорядился, чтобы того немедленно направили на исследование и взяли тест на наличие коронавируса в организме. Экспресс-анализ показал положительный результат — Юрий Иванович заболел.

Ещё серьёзнее оказались результаты компьютерной томографии. Констатировали, что у коллеги поражено более пятидесяти процентов лёгких и он нуждается в срочном лечении. Клинически нельзя было даже предположить, что начмед серьёзно болен.

В родном реанимационном отделении срочно освободили койку в отдельной палате, откуда переселили в другие палаты больных, и приготовились к лечению доктора. Вызвали из дома жену и предупредили её, что состояние мужа очень тяжёлое и, как он ещё мог держаться на ногах, им до сих пор не ясно. Таких больных обычно привозили в больницу на носилках, а тут сам пришёл на своих двоих, да к тому же не хотел ложиться в стационар.

Стали лечить Юрия Ивановича по его же методикам, достали все возможные и невозможные лекарства, но к вечеру состояние начмеда резко ухудшилось. Он стал задыхаться и появилась небольшая температура, навалившаяся на тело слабость не давала ему даже сесть на кровати. Жене разрешили остаться в палате, чтобы она была всегда рядом. Ирина, глядя на мужа, видела, что состояние его крайне тяжёлое. Ещё утром он мог встать с кровати, зато к вечеру отяжелел и даже не делал попыток приподняться с постели.

Собравшийся консилиум вместе с главным врачом решали, стоит ли подключать Юрия Ивановича к искусственной вентиляции лёгких. Мнения были различными. Одни коллеги считали, что эта процедура приведёт к ухудшению общего состояния, о чём ещё сам Юрий Иванович говорил на конференции, а другие настаивали, что она только спасёт начмеда. Спорили долго, но сошлись на том, что, пока не сделают повторное компьютерное исследование, ничего предпринимать не будут.

Ночь прошла очень плохо. Жена иногда давала мужу подышать через кислородную подушку, чтобы облегчить дыхание. Временами Юрий Иванович впадал в забытьё, даже спал, но это длилось недолго, потом снова мучился, и было видно, что ему с трудом дышится, но решили, что на постоянную вентиляцию лёгких его подключат лишь после повторной томографии.

Повторное исследование только подтвердило опасение медиков. Было поражено уже более восьмидесяти процентов лёгких, никакой положительной динамики не наблюдалось. Пробовали делать ингаляции со спиртом, но они мало что давали в улучшении общего состояния. После продолжительного консилиума решили интубировать больного и держать его на искусственном дыхании.

«Неужели всё, — думал в забытьи Юрий Иванович, — сколько же я спасал по своим методикам больных, а как коснулось лично меня, ничего не помогает».

Он понимал, что вся эта суета вокруг него не случайна. Пригласили одного опытного реаниматолога из другой больницы, свои врачи боялись, что сделают что-то не так. Одно дело интубировать чужих больных, а другое дело лечить своего заведующего, который собственно всему их и научил. Опасались, что обязательно сыграет тот фактор, что с врачами всегда что-то не так случается. И пойдёт не так.

«Что это вокруг меня все суетятся, бегают, — размышлял начмед, — неужели всё так плохо? А умирать совсем не хочется, ведь мало пожил… как там дети, как там без меня жена будет жить?» — были последние мысли Юрия Ивановича.

Ему ввели в вену укол, временно отключили и стали интубировать. Подвели кислородную трубку к больному, за него теперь дышал аппарат, но стали появляться проблемы с сердцем. Через подключичный катетер вливали все лекарства, которые только были в распоряжении врачей, но состояние оставалось крайне тяжёлым.

Юрий Иванович в это время нёсся по огненной спирали куда-то в бесконечность, его окружали какие-то цветные огни, непрерывной чередой летящие перед глазами, завихряясь и пропадая в неизвестности. Появилось что-то наподобие большого огромного туннеля, с мерцающим далёким светом. Стали отчётливо слышны отрывки слов, сливающиеся в непрерывный гул. «Мы его теряем, — вдруг отчётливо услышал он, — что делать? — закричал кто-то рядом, — ну сделайте что-нибудь», — послышался женский голос.

Вдруг всё это прекратилось. Вокруг была сплошная тьма. «Всё, — послышался голос, — сердце не заводится. Умер. Констатируйте смерть. Может, что-то можно сделать, — появился ещё один голос, — нет, бесполезно, сутки мы уже его реанимируем. Уже две остановки сердца было. Боюсь, что его мозг полностью уже разрушен. Напишите точное время смерти».

Где-то в глубине больницы послышался жуткий женский вой, переходящий в безудержный плач, постепенно смолкающий. Всё было кончено. Свершилась ещё одна врачебная трагедия.

Родился 10 июля 1975 года в г. Норильске Красноярского края.

Высшее медицинское образование. Врач-реаниматолог. Женат, трое детей. Хобби: парусный спорт, охота. Издано три книги: «Мистика детерминизма», «Китайское проклятье», «Гадюшник».

«Я снова у моря, где чайки в небе и моих глазах. И здесь я такой, какой есть, устремлённый к солнечному свету, когда мечты парят в воздухе, ведь магия жизни повсюду»^[1], — слова английской песни из Ливерпуля, лечебным бальзамом ложились на душу. Одиночество, о котором пел музыкант, не та причина, чтобы грустить. — «It's a wonderful life»^[2]. — Да, жизнь прекрасна! — Узкая полоска прибрежной гальки скрывалась в тени, пока солнце не показалось из-за вершины. И когда луч света, коснувшись водной поверхности, взорвался фантастическим фейерверком, то огненные сполохи заплясали у его ног. Старик не спеша брёл по кромке воды. Аквамариновая гладь была спокойна. А накануне прошёл шторм, изменив привычную картину. Сдвинутая в бугры галька была сплошь покрыта скользкими водорослями. За ночь муть осела, и в кристальной линзе уреза воды хорошо просматривались разноцветные камешки, которые приятно щекотали ступни. Солёная влага освежала ноги. Осторожно ступая, старик с опаской поглядывал на скалу, боясь получить травму от изредка падающих камней. Так и тысячу лет назад, столкнувшись с подобной границей (воды и суши), человечество воспринимало её как мистическую среду, воздействующую на организм. Влажный аэрокислородный коктейль, настоянный на можжевельнике, пахнул йодом. Возможно, выброшенные водоросли и создавали этот неповторимый аромат. — «Таласа», — прошептали старческие губы. Что-то неповторимо чарующее в этом звуке напоминало о Греции. Мысль унеслась вдаль, в тёплые края. Летом на яхте, взятой в чартер зятем младшей из дочек, он две недели провёл среди островов Ионического моря. Острова, воспетые Гомером, одни из самых красивейших островов Греции. В эпоху наполеоновских войн, глава русско-турецкого флота адмирал Ф. Ушаков воевал там, начав с освобождения Кефалонии — крупнейшего в архипелаге острова, лежащего южнее Лефкады. Кстати, содействовал в создании конституции для местных аборигенов-островитян. — И это тогда, когда в Российской Империи процветало крепостное право. — Весьма не дурно, да? — А мы, погрузив продукты на яхту, пошли на юг. Первая остановка в Фискардо — небольшом городке на севере Кефалонии, названного так в честь знаменитого разбойника и авантюриста Роберта Жискара. Здесь же этот глава норманнов и скончался во время своего очередного рейда на восток. Старинная архитектура приморского городка хорошо сохранилась. Удобная марина с массой судов. С трудом нашли место, пришвартовавшись напротив одного из многочисленных ресторанчиков своими столами, выходящими прямо на пирс, к яхтам. Помог седовласый англичанин соседней яхты, который всё лето жил на ней, переходя из одного порта Адриатики в другой. — Вот бы так нам, старикам… — Вэйзмир^[3]. — Я таки да, себе думаю. — Надо же иногда немного еврейского счастья. — Фискардо — единственный населённый пункт, не пострадавший от страшного землетрясения 1953 года. Другим островам не так повезло. Прекрасная природа, которая преображается к празднику Богородицы. Удивительно поведение змей, ползущих по старым камням к церкви. Жители собирают их в прозрачные ящики и помещают на престол церкви, а после праздника выпускают. В гавани многочисленные кафе заполнены туристами. Бокал красного вина и средиземноморский салат с оливками, — что ещё человеку надо. — Большая бутылка «Рестины» за 4,5 евро. — Сопоставимые с родиной цены. Удивило, что сидевшие невдалеке священники, а может монахи, оживлённо общаясь, охотно употребляли местное вино. — Невольно приходило сравнение со своими иереями, которым, видимо, это нельзя. — А жаль. — Нельзя же клиру «отдалятся» от паствы. — Невдалеке виднелся остров, на котором незадачливые женихи Пенелопы поджидали Телемаха. Рядом Итака, легендарная родина его отца — Одиссея. — Берег в ослепительно белой гальке слепит глаза. Узкая полоска пляжа уходит вдаль, где мы удобно расположились под деревьями оливковой рощи. — Лакомимся фруктами и свежими соками, приготовленными на глазах. — Вокруг отзывчивые и приветливые лица. Так и хочется задержаться, но обговорённый заранее график поджимает. Впереди по курсу город Сами со всемирно известной пещерой Мелиссани. Входим в длинную и ёмкую бухту, которая заканчивается красивой мариной, с чистой голубой водой. — Различного класса яхты и масса галдящих туристов, на пирсе в лотках, свежая рыба. Обилие пресной воды и вечной зелени на холмах. — И это всё в одном месте. — Непостижимо! — Рядом швартуется катамаран. Вроде знакомая чем-то речь, прислушиваюсь и ловлю себя на мысли, что понимаю смысл сказанного. — Немудрено, братья-болгары. — Через сутки уходим, поставив грот со стакселем. Ветер зюйд-вест. Нас ждут восхитительные якорные стоянки на островах. По ходу небольшой островок Каламос. Травим якорь. После землетрясения (1953 г.) город покинули жители из-за отсутствия питьевой воды. Мёртвый город. Сохранилась лишь церковь да развалины, и ещё множество коз, которые одни бродят по острову. — Говорят, что они полгода обходятся без воды. — Сказки. — Утром трава и кустарник в обильной росе, так что влаги хватает. — Почему-то эту стоянку выбирают англичане. Кристально чистая вода бухты нежит тело так, что не хочется вылезать из моря, но моя очередь готовить пищу. — Вечером в кокпите на юте балуемся пивком и любуемся средиземноморским закатом. Как очаровательны перистые облака в свете уходящего солнца! На море мелкая зыбь от ветра и звучит серебряная музыка вант, словно поют сирены, и не хочется никуда уходить. На душе покой и умиротворение, теперь понимаю, почему греки никуда не торопятся. — Утром после завтрака не торопясь спускаемся к югу, посетив очередной островок. Великолепный девственный пляж. Яркая зелень кустов склонилась к воде, словно любуясь собою. Выходим на берег, но, Боже, опять козы, которые внезапно появляются из-за кустов. Особо колоритно выглядит чёрный козёл, сатанинскими глазами уставившись на яхту. — Под парусами идём на Закинф (Закинтос) — самый южный из островов архипелага. На пляже Навагио среди белоснежного песка, где откладывают яйца черепахи, ржавеет выброшенный морем корабль. Туристы на отполированных камнях и бортах судна оставляют свои имена. — Не стоит нарушать обычай, и мы тоже расписываемся. — Кстати, попасть на пляж можно только морем, и многочисленные судёнышки с завидным постоянством вываливают на берег очередную партию туристов. Преобладает молодёжь, которая, резвясь, милуется и целуется у всех на глазах. — Вот и здесь, по ходу, сидевшая на валунах парочка тоже целуется, не обращая на него внимания. — Он улыбнулся, вспомнив древнее изречение: если повезёт, то будешь счастливым, а если нет — философом. — В этом Сократ прав, хотя, явно надеясь на удачу, взял в жены на тридцать лет младше. — Этот апологет софизма полагал, что в мире всё относительно и «человек есть мера всех вещей». — Немного странно, если молодая жена была настолько сварливой, что имя Ксантиппа стало нарицательным. — Согласно античной традиции вследствие убыли мужчин в войнах у Сократа были две жены, которые вечно воевали друг с другом, но в перерывах объединялись против него. — Выходит, не слишком повезло шалуну. — Все проблемы — из-за баб. — Хотя человечество явно выиграло, получив такого философа. — А возраст, увы, имеет значение. — Старик бросил взгляд в сторону парочки. — Эх, молодость, молодость… — Ведь он раньше поступал также. Катал на мотоцикле и водил в кино. — Разница в четырнадцать с лишним лет казалась нормой. — Тогда! — И как восхитительно она была молода. — Не устоял. Да-а! А ведь молодость — это не только озорство в глазах и яркий румянец на щеках. — Это особое отношение к жизни. — Жажда всего неизведанного и ожидание чуда. Лёгкое отношение ко всему, что тебя окружает, и отсутствие страха на фоне непонятной уверенности, что можно всё исправить. — Что это не так — понимаешь потом. — И с возрастом люди стараются избегать ситуаций, о которых можно затем пожалеть. — А тогда звонкий смех завораживал, подталкивая к сближению. — Ненароком услышал, как мать нашёптывала ей: «Ты зачем привязалась к старику? Ну и что, если «хорош» в постели?! Так сколько таких ещё в жизни будет!» — Вот оно как! — Выходит, так матери напутствуют своих девиц. — Весьма интересная информация. — И юные проказницы пользуются моментом. — В страну пришла сексуальная революция. — Стало нормой вести распущенную половую жизнь, а тех, кто так не считает, обзывают ханжами. — Резвится молодёжь, совершая ошибки, а когда приходит время вступать в брак, то она уже многое знает. — Ведь в любви нет запретов. — Естественно, это сказывается на отношениях. Рушатся семьи, страдают дети. — Так в чём же причина? — Простая физиология или заграничная мода на сексуальные выкрутасы? — А может, причина женской неверности кроется в самой сущности женщины? — Ведь интенсивность женского оргазма на порядок выше мужского. — И большинство из них ну не могут не изменять. — Кого угодно им в мужья дай, всё равно не будут хранить верность. — Как в песне Высоцкого: «Эх, раз, ещё раз, ещё много, много раз!» — Но заметьте, это тянется с библейских времён. — Выходит, всё повторяется в этом мире. — Но как подметил верно Омар Хайям: «Встречал он верных и неверных женщин, но — не видел ни одной, чтобы изменила только раз». — Это же сколько лет назад было сказано? — А девчонки, как и прежде, охотно идут на контакт. — Любовь? — улыбнулся старик. — Есть мнение, что это редкое явление. — Поэты хором твердят, что время убивает чувства. — Возможно, если мерить любовь гормонами, которые с возрастом убывают. — А может, нет, кто разберёт? — Вот куда ушла его молодость и прыть? — Жену любил, но ревновал, и были веские к тому сомнения. — Адюльтер — штука весьма непредсказуемая и является следствием чего угодно. — Взять хотя бы разницу в годах. — И ведь никто никому ничего не должен. — Всё по любви и согласию должно быть. — А женщина, с которой не соскучишься, никогда не даст тебе состариться. — Но, пожалуй, ничто так не ломает нас, как предательство близких и дорогих людей. — В голове возникают вопросы, почему нас предали, за что с нами так обошлись люди, которых мы любим. — К сожалению, а может к счастью, точного ответа нет. — Конечно, следовало всё бросить и уйти. Но не ушёл. — Сзади взвизгнула собака. Старик обернулся, небольшой его кокер-спаниель, отчаянно мотал головой. — «Спокойно, Чарли, не крутись», — забормотал он, освобождая кудрявое ухо от висевшего на нём краба. — Что, испугался, дружок? — То-то. — Всему виной наше любопытство. — Сколько себя помнил, он любил собак и при случае держал их. — По крайней мере, они не предают. — Старик опустился на валун, лаская собаку. Невдалеке, в бухте ныряли лысухи, пробуждая воспоминания о волнующем миге охоты. — Да, как это было прекрасно! Сжимая ружьё, он стоял на точке. — В поле смеркалось, и на светлом ещё небосклоне начали проявляться первые звёзды, озорно подмигивающие охотникам. Изогнутая шеренга стрелков молча томилась в цепи, ожидая вечернего перелёта. На фоне густого подлеска люди были практически не видны. А в поле, на ночную кормёжку налетая, стремительно планировали утки. Делая горку над вершинами деревьев и круто снижаясь, они, словно истребители, парами и тройками проносились над головами стрелков. Особо стремительно перемещались чирки. Нарастающий свист крыльев накрывал охотника внезапно, и тот не успевал прицелиться, а чирок уже исчезал вдали. Напрасно затем он крутил головой, стараясь заметить птицу загодя, ведь дальше могло и не повезти. Вечерний перелёт короток, и сумерки наступают быстро, а взятая при этом добыча напрямую зависит от хорошего зрения и удачной стрельбы. — Хотя есть исключение — хорошая собака. Тогда он держал «гордона», и тот натаскал ему кучу подранков и сбитых уток. — Так и в нашей жизни: кто успел — тот на коне. А многим достаётся только свист пролетающей удачи. — Каждому своё. — Раньше волновало всё, а теперь жену конечно жалко. Так страшно умереть. — Судьба? — Возможно. — Хотя творим её мы сами. — Внушила, что не проживёт и дня, чуть дольше, чем мать её. Тем самым запрограммировав себя. — А зря. — На секции — здоровая фактура. — Ещё могла пожить и нянчить внуков. — Да, жизнь прошла, и тяжесть лет давила плечи. Сейчас он рассуждал с собой: «Сын наркоман, тянувший деньги у отца, живёт в своей (другой) реальности. Ему не до него. Всё тащит вон, и доза — мерило всего!» — Но видит Бог, ему не жалко денег. Надежда умерла. Нет кровного в родстве единства. — Пропал геном, на нём заканчивается род. — А дочки? — Вьют гнёзда для себя, им не до отца, ведь мать-то умерла. — А может, нет, с чего ты взял? — Возможно, тот самый случай, когда любят издали? — И расстояние создаёт иллюзию, что всё нормально. — Но нам, старикам, так не хватает общения с детьми. — Отсутствует непосредственное взаимодействие и душевное участие, а редкие звонки на дни рождения и новый год совсем не то, — они без теплоты. — Да и про них забывают иногда. — Обидно? — Да! — Ведь из-за них он и не стал рушить семью. — Детям нужен отец! — В этом он был твёрдо убеждён. — По крайности, не так, как было у него. В свидетельстве о рождении, в графе отец — прочерк. — Да, в дни его молодости бывало и так. — Поэтому прощаю детям всё — желая счастья. — Наверное, нам, старикам, следует перестать себя винить, а только радоваться за них, что те здоровы и счастливы. — Что поделать, если ты не стал для них тем, чем должен быть по Божьему велению. — «Любите отца своего». — Не обращать внимания? — Но кто утешит в старости? — Вот в чём вопрос! — Да, милые. Нет у вас отца, придуманного вами. Слабо любить и принять его, каков он есть, а не свои фантазии? — Взрослого, а тем более пожилого человека не переделать. — И нам напрасно стоит ждать, что дети будут жить той жизнью, которую хотят родители. — Ведь счастье-то для всех нас не одинаково, и желания должны, да и будут, разными. — А как прекрасны они были в детстве, когда ещё «пушистые и белые», но затем… Зачем этот ненужный бунт с родителями и чаще с отцом? — Отчего? — Не знаю! — Но точно знаю, что идеальных людей нет, как среди детей, так и родителей. — А плохих родителей в принципе не бывает — не существует. Родители — это те, кто даёт жизнь. В этом вся суть! Ну а если в отношениях не так… Тогда следует принять всё, как есть, и смириться. — Дети выросли, у них свои заботы, семьи, и на родителей нет времени. — Стоит ли на этом зацикливаться? — Ведь в природе постоянный контакт (взрослых) детей с родителями довольно редкое явление. Всё дело в ритме, который разный. — Пускай это будет на их совести. — Главное, чтобы не осталось сожаления, что не успели сделать что-то хорошее». — Он вспомнил, как мать сетовала, что когда умрёт, то он (сын) о многом пожалеет. — И в действительности, это было так. — Мы в долгу перед родителями. — А дети — это дети, и даже не друзья. — Дружить можно только с равными себе, а они не могут ими быть. — Они всё равно дети до старости, и мы отдаляемся от них, а они от нас. — Наверное, это нормально. — У молодых свои приоритеты, и это надо ясно понимать. — Прав Бакунин: ребёнок априори обязан только тем, что мать с отцом дали тело, а дальше забота социума и государства, и ребёнок не является собственностью родителей. — Но когда старшее поколение даёт им жизнь, то это мало ценится, по крайней мере до тех пор, пока они (родители) живы. — А ведь пройдёт время, и вдруг начинаешь вспоминать тепло забытых рук и бабушкину любовь. — И отдавать свою любовь тоже надо уметь. — Он вспомнил, как ребёнком старался обмануть её, проползая под ковриком мимо. — Бабушка, сидя у двери, плела очередной узор из старых тряпок. Домотканый коврик бугрился и перемещался возле её ног. Наверно, это было смешно, но Прасковья (красивые всё же были в старину имена!), принимая игру, как бы не замечала… Да, с любовью можно с лихвой заменить многое. Даже если жизнь повернулась так, что человек остался совершенно один. — К сожалению, многие из нас не понимают, что чем раньше мы научимся быть наедине с собой, тем лучше. Ведь одиночество — это когда мы будем слышать только свой голос, а не голоса многочисленных родственников и друзей, а лишь свой голос, который и даст ответы на все вопросы. — Уж он-то, как никто другой, знает, что нам нужно. — Вот это и есть настоящая свобода! — Это пьянящее чувство свободы от всего, что раньше нас окружало, от долга, обязанностей, и работы. — От всего! — «Лебезить не нужно, трусить, торопиться» (Иосиф Бродский). Возможно, останутся только книги, которые собирал всю жизнь. Вот тебе старик и общение. Кстати, весьма не плохое. — «Сколько на свете вещей, без которых могу обойтись!» — восклицал Сократ. — И это действительно так. — А бывшую «каторгу» не назовёшь работой. — Где радость творчества и бытия? — Ушло. — Всё суета. — Хотя бывали искорки удачи. — Чтобы прокормить себя, он брался за всякое, сменив немало профессий. И кем он только не работал: таскал рогожные мешки с рисом по 80 кг, «лопатил» уголь в кочегарке, шоферил на стройках БАМа. Он вспомнил, как подвозил беременную женщину с прииска, которая корчилась от болей в животе. Все машины у небольшой артели были в разгоне, и тут подвернулся он. Работая на дорожно-строительных работах, перегонял тогда новый самосвал. Её с трудом подняли в кабину, и муж примостился на баулах жены. Всю дорогу та стонала, пронзительно вскрикивая на ухабах, хотя он и старался ехать осторожно, но следовало торопиться. Под несмолкающие крики роженицы и всхлипываний спутника они поднялись на перевал, с которого виднелось внизу селение. И тут женщина начала орать, что ребёнок «лезет» наружу. Супруг отрешённо мотал головой на предложение принять роды. Спасло то, что она рожала невпервой. Ребёнок, совершив очередной поворот в родовых путях, мягко скользнул в руки шофёра, прикрытые тканью из баула. Перерезав пуповину и связав на концах узлы, он погнал машину вниз. Мужик, прижавшись к жене, мычал, держа завёрнутое в тряпки дитя. Медики были на месте, включившись в свои обязанности. Одиноко постояв у машины и поняв, что сейчас он никому не нужен, уехал. И, пока гнал самосвал, возвышенное чувство удовлетворения не покидало его. Человек пришёл в Мир, и он был рад, что в этом имел какое-то отношение. — Удачи тебе, малыш. — Он больше не встречал их, но почему-то был твёрдо уверен, что там всё хорошо. — Когда подошло время служить, его определили во внутренние войска. ФСИН^[4]