Кофейная ведьма

При других обстоятельствах Сашка, наверное, закатила бы тихую, ограниченную стенами комнаты истерику. Но свежая закалка тут же дала о себе знать. Она просто села на пол там, где стояла, позабыв про пылесос и осколки кружки. К сожалению, осколки о ней не забыли. Парочка впилась в ладонь, и спасибо, что не в то место, куда она феям хвосты приделала. Тут бы и проснуться — от боли-то. Но куда там! Боль была, а пробуждения не было, потому что она не спала.

— Вы живые? — спросила Саша в пространство. Прозвучало как-то тупо. Как будто она «му-у» произнесла. Дружная трехголосая трель, переходящая в смех, вновь была ей ответом. — Хорошо, я сейчас это переварю… Фейки, значит. Фейки-кофейки.

Когда в твою хорошую, спокойную, размеренную и почти совсем счастливую жизнь вдруг врываются боль и опасность, а уж тем более когда в нее вваливаются, нагло открывая дверь с ноги, чудеса, то есть один хороший способ сохранить здравый рассудок. Заключается он в том, чтобы заняться чем-то очень обыденным и милым: комнату прибрать, кактус пересадить или в коробках с кукольными платьями навести порядок. То что надо. Терапия как она есть.

В куклы Саша никогда толком не играла, но наряжать их и устраивать им «кофейню» обожала с детства. Сейчас кофейня не помешала бы ей самой. Причем как-нибудь так, чтобы из комнаты не выходить и с Серым не сталкиваться.

Саша осмотрелась. Почти все свои кофейные прибамбасы она держала на кухне (эту привычку теперь придется подправить!). Но кое-что оставалось в комнате — на случай, если за школьной домашкой потребуется живительная порция кофеина. На полке прямо над письменным столом пристроилась небольшая, самая небольшая из возможных, кофемашина.

Несколько кофейных капсул обнаружилось на другой полке среди ручек-маркеров, бумажных цветов и прочей ерунды. Из всех видов Сашкиной любви к кофе любовь к «машинному» была наименее сильной — не с океан, а всего лишь с море. Но Средиземное, никак не меньше. А сейчас, когда любопытство и остатки злости подталкивали под руку, благородный напиток в самом деле можно было «сдобрить-задобрить» стихоболтанием.

— Что там я этой тетке говорила? — спросила Сашка не феек-кофеек (ах, какое получилось название, самой приятно!), не себя даже, а окружающее пространство. Оно оказалось памятливым и незлым. Строки выскочили в памяти сами собой:

Неизвестно, чего бы еще наболтала, да только феи вдруг сорвались с кромки стола, вспорхнули и выстроились в линеечку так, что каждая чуть ли не на голову следующей встала ногами. Эта фарфоровая линия превратилась в круг, круг начал вращение. Сашка машинально глотнула кофе из чашки.

И все изменилось.

Шалея от коктейля из невозможности и неоспоримой реальности происходящего, Сашка осознала, что она… нырнула в чашку, из которой только что пригубила. Такая вот прокофеиненная насквозь Алиса в Стране чудес. Только она не уменьшалась, а чашка не увеличивалась. Налицо явно был какой-то другой фокус пространства. И, увы, ни знаний, ни опыта, чтобы понять, что же произошло, Саше не хватало.

Глаза же, и прочие органы чувств со всей ответственностью заявляли, что воздух вокруг нее сгустился и покоричневел. Эдакие кофейные сумерки случились. Запах кофе тоже сгустился, прямо-таки сконцентрировался. Еще миг и — Сашкина комната исчезла, как бы скрылась по другую сторону… чего? Коридора.

Сомнений не было: Саша стояла в просторном коридоре в форме трубы, как будто попала в фантастический кофейный аквапарк для великанов. Этот трубовидный коридор был полностью выложен белыми и коричневыми плитками. Не ровными, как в ванных комнатах, а вогнутыми. Как же иначе сохранить скругленность пола, стен и потолка? Впрочем, такие обыденные понятия, как стены, пол и прочее тут не работали. Труба она и есть труба. И по ней совершенно определенно тек мощный поток кофе. Причем не ручей по щиколотку, даже не по колено. И не по грудь. Все в этом коридоре было суть — кофе, до последней молекулы атмосферы. И кофе двигался сильно, неотвратимо. Но при этом не сбивал с ног, даже не подталкивал. Как будто… как будто Сашка стала частью этого потока, но сохранила волю выбирать: двигаться вместе с ним, стоять на месте или вовсе против течения развернуться.

— Мамочки… — выдохнула она. Страшно не было. Почему-то от звенящего смеха феек-кофеек она в первый миг обомлела, а попав в неведомое пространство, ощутила только взбудораженность. Ха-ха… «только»! Каждая клеточка тела, даже в волосах и ногтях, взвинтилась в волнении, любопытстве и… радости. Сашка подняла руки, как в воображаемом полете, — специально чтобы ощутить одновременное легкое сопротивление кофейного потока и его податливость, готовность подчиниться ей. А потом сделала воображаемый гребок — словно не летела, а плыла. И в очередной раз остолбенела.

Ее руки белели фарфором — в точности как у феечек-кофеечек. Рисунок вен исчез, не говоря об отпечатках пальцев, волосках и всяких там порах-родинках-царапинках. Саша на всякий случай ущипнула себя за новую руку. Больно. И тепло на ощупь.

— С ума сойти… а хвост? — Она завертела головой, ища утвердительный или отрицательный ответ на этот шутливый, в общем-то, вопрос. Ответ был — да. Хвост колыхался воздушным плюмажем, вздымаясь немного выше Сашкиной головы. Наверное, тоже белой и бесчертной… или как правильно? Обесчерченной? В общем, без черт. Вот крыльев не оказалось. Ну и ладно. В кофейном потоке надобности в них не было. А хвостик красивый.

Феи, ставшие теперь не крупнее крошек ванилина, насыпанного в джезве, заметались над Сашиным плечом, взбалтывая кофейный поток.

— Это намек, что ли? Нечего на одном месте топтаться? Я и не собиралась. Просто огляделась немного. — И Саша решительно направилась туда, куда глаза глядели. То ли позволила кофейному потоку нести себя, то ли, наоборот, сама понесла весь поток с той скоростью, какую мимолетно захотела, — прямо как скорость ходьбы отрегулировала. Поток кофе шел вместе с Сашей, сквозь нее и вокруг нее. А там, где ветвился ее путь, окружающая среда немного менялась. Словно в однородный поток вплетались тонкие струи иных веществ — корицы, шоколада, сахара. Куда-то в сторону уносилось карамельное течение, еще откуда-то явно струилось молоко.

Сашка потрогала свою юбку, теперь тоже фарфорово-белую, но вполне обычную на ощупь. Не намокла, мелькнула запоздалая мысль.

Феи снова заметались над ее плечом. Саша почувствовала, как всколыхнулась кофейная атмосфера. Как будто крошки подталкивали ее, убеждая повнимательнее присмотреться к чудно́му месту, по которому теперь пролегал ее путь.

Ничего, в общем-то, не получилось. Ничего нового Саша не увидела. Присмотрелась еще раз. И, чтобы уж наверняка уловить хоть что-нибудь, — прислушалась. Зрение, слух, обоняние, осязание. Мало этих чувств, ох мало. Надо причувствоваться как-то еще. Как? Хотя оживила же она феек-кофеек, совершенно не зная, как это делается. Значит, и увидеть тоже получится.

Почему-то она решила, что лучше всего это делать с закрытыми глазами. Если надо узреть что-то большее, нежели человеческому глазу доступно, то поднятые веки — только помеха.

Саша зажмурилась и… ощутила себя настоящим слепцом. Как будто ее ресницы не просто опустились на щеки, но намертво в них вросли. На секунду ее охватил дикий, прямо-таки животный ужас — а что, если слепота останется навсегда? Но тут же накатил такой шквал чувств, что слепота показалась ерундовым неудобством. Нечто иное с лихвой ее восполнило. В потоке кофе неслись сгустки, струи, кляксы, мини-смерчики и черт знает что еще. И от каждого такого непонятного объекта в прямом смысле тянуло то тревогой, то радостью, то отчаянием.

— Ничего не понимаю, — выдохнула Сашка и рискнула коснуться многолучевой звезды, дразняще зависшей прямо перед ее лицом, и тут же с визгом отдернула руку. Потому что эффект был, как если бы сунула пальцы в розетку. Только не обычную, типа «Там ток, Сашенька», а скорее «Там печаль и ревность, Сашенька, да в такой концентрации, что несчастным электрончикам в проводочках и не снилась».

— Ну и почему не предупредили? — Собственный голос ворвался в верещащее от боли и страха Сашкино сознание, как свежий ветерок. Ну, или как таблетка «от головы». — Хоть бы за волосы дернули, или еще что-то в этом роде. Или это… как в фэнтези говорят: «Опыт, который всякая ведьма должна получить сама»?

В каком именно из — будем честны! Не то чтобы очень уж многих — прочитанных фэнтези-романов говорилось это, Сашка не помнила. Феи явно тоже начитанностью не блистали. Чуть увеличились в размерах, до видимости без прищура, и бестолково мельтешили перед девочкой, грозя залететь ей в глаз. Или засветить. Перец имбиря не слаще.

— Да ну вас!.. — рассердилась Сашка. Вновь закрыв глаза, она решительно свернула в первый попавшийся коридор.

И тут же врезалась в живого человека. Не пятно, не комету, не карамельный поток.

— Ой! — пискнула она.

— Ой, — согласилась с ней девочка примерно ее лет, натягивая на голову капюшон толстовки. — Ты кто?

Она была вся рыжая. Наверное, подобно Сашке, войдя в кофейный коридор, приняла вид… кого? Или чего? Чашечки, что ли? А что, похоже. Только, в отличие от Саши, не белой фарфоровой, а глиняной, шершаво-пористой. И такой пыльно-рыжей, что Сашку передернуло — очень уж цвет походил на волосы Серого. Но она отогнала наваждение и всмотрелась в девочку. Бесполезно. Черты лица смазывались, как у феечек и, наверное, самой Сашки.

— Так кто ты?

Как ответить на такой простой вопрос, учитывая непростоту ситуации?

— Саша. А ты?

— Лиза, — засмеялась девчонка, — вот и разобрались. Надо понимать, ты Кофейная ведьма? Я тоже. Но я тебя не знаю. Ты давно ведьмачишь?

— Нет. — На всякий случай не стала уточнять, что «ведьмачит» впервые. — И тебя я тоже не знаю.

Лиза снова засмеялась.

— Это как раз потому, что ты новенькая. А ты по своим делам по сети бродишь или уже вступила в игру? А на чьей стороне?

Говорить «не знаю» не хотелось. Нести первое, что в голову взбредет, — тоже. Особенно после сегодняшней стычки с Серым. Саша раскрыла было рот, чтобы выдать нейтральное «по своим делам», но не пришлось. Лиза и сама рот распахнула. От удивления — из-за Сашиного плеча выпорхнула одна из фей. Остальные, обретя размеры чуть больше своих изначальных, порхали чуть позади.

— Это твои фамильяры?! — завопила новая знакомая, аж подпрыгивая на месте. Капюшон снова свалился. — Ну, так ты очень крута, если сама новичок, а таких штуковин наколдовала!

— Это не штуковины, — почему-то обиделась за феек-кофеек Саша. — Это фейки-кофейки. Они раньше были ручками чашек, а сейчас — сама видишь. Но они все равно не штуки, а существа.

— Ну, прости. — Лиза наморщила свой, наверное, курносый нос. — У меня банально кот. С фантазией туго. Только кошак мой — лентяй страшный и по сети со мной не бродит.

— А ты сама тут по делам или… в игру вступила? — осторожно осведомилась Саша.

— Не, никакой игры, я просто… ну… в общем, есть один человек…

Приехали, подумала Саша. Неужели все, везде и всегда, по сути, сводится к тому, что «есть один парень…»? Перед тобой, можно сказать, истинная вселенная раскрывается, а ты о любовях-морковях думаешь. Но Лиза продолжила:

–…это пожилая женщина. Ну, как пожилая… Моя бабушка вроде бы постарше, но мама гораздо моложе. Она, кажется, совсем одинокая. И без всяких там «кажется» очень-очень несчастная. Понимаешь? Не так, как некоторые люди, кому все не так, — ей по-настоящему плохо. Она кофе варит, а он такой грустный получается, что самой плакать хочется.

Саше стало стыдно. Вот ведь, уже успела счесть Лизу поверхностной свистулькой, думающей только о парнях. А оно вон как оказалось.

— Ты хочешь ей помочь? — спросила она. — Но как?

Лиза нахмурилась и всмотрелась в Сашу. Наверное, пожалела о минутке откровенности.

— Ты совсем новенькая, или мозги мне пудришь? Не знаешь как? Пришла же ты сюда как-то.

Да, похоже, минутка откровенности затянется.

— Честно говоря, я в эту, как ты говоришь, сеть, попала в первый раз. И не уверена, что сама. По-моему, меня вот они затащили. — Саша указала на феек-кофеек, прикинувшихся троицей нежужжащих мух.

Лиза залилась беззаботным смехом человека с чистой совестью. Или хотя бы с красивыми зубами. Правда, сейчас Сашка не могла нормально оценить ни то, ни другое.

— Кто, фамильяры? — сквозь смех проговорила новая знакомая. — Я тебя немножко обломаю. Они ничего не умеют сами. Они вроде гаджета. Если не умеешь пользоваться, ноль тебе пользы от всех их возможностей. Я больше года ведьмачу, а толку? Мой фамильяр-кот как был жирной ленивой тушей, так и остался. Даже поболтать с ним невозможно по душам. Ну, если рявкнешь хорошенько, то что-нибудь принесет-подаст. Если расположен будет, угу. А не расположен, так «у меня лапки, возьми сама». Начитался этих наших Интернетов. Не-етушки, эти твои… куклы ничегошеньки не сделали. Все ты сама. Ой, да не смотри ты так. Я тоже не сразу разобралась. А потом меня в обучение взяли. И тебя возьмут, не бойся, мы своих не бросаем. Ой, а пошли со мной? Только скорее, а то я же в самом деле за ту тетку волнуюсь…

— Лиза, — окликнула Саша новую знакомую через несколько шагов. Ну, то есть как «окликнула»… просто позвала по имени, чтобы молчание нарушить, — а мы вообще где находимся? Ты назвала это «сеть», но на вид это как коридор. Или лабиринт коридоров. Я уже вообще не помню, откуда пришла. Но… что это? Параллельное пространство? Четвертое измерение? Кофейное зазеркалье?

Лиза даже притормозила на полуходу-полубегу.

— Неудивительно, что ты обзавелась такими необычными фамильярами, — сказала она. — Я не задумывалась о Сети с такой… ну… философской точки зрения.

— Скорее уж географической, — Сашке стало смешно, — или физической.

Лиза тоже засмеялась.

— Честно, толком не знаю, — призналась она. — Я вообще не отличница ни разу, ни в школе, ни в ведьмовском обучении. Могу рассказать, что слышала от наставников. Хочешь?

— Да, расскажи, пожалуйста.

— Мир людей оплетен незримыми сетями, — нараспев начала Лиза, будто сказку или пресловутую «песнь» завела, причем явно не своими словами, а заученный текст, — то есть они незримы для обычных людей, но для ведьм — наоборот. Очень даже видимы. Кофейные сети охватывают, опутывают, затягивают всех, кто пьет кофе, готовит его, гадает на нем. Всех ведьм и всех людей, для которых кофе жизненно значим.

— Да много ли таких? — удивилась Саша. — Я кроме себя никого повернутого на кофе не знаю.

— Меня теперь знаешь, мало, что ли? Вообще-то нас гораздо больше, чем можно просто взять и представить, — ответила «глиняная девочка», которую уже хотелось называть подругой, только страшновато было. — Миллионы людей и тысячи ведьм. Нет, люди, конечно же, не думают о кофе и вполовину так часто, как о других людях. Но… они включают его в свое бытие. Пьют по утрам, не просто чтобы проснуться, но чтобы наполнить день смыслом. Греют руки о чашки, разделяют напиток с любимыми… а иногда… — голос ее дрогнул и зазвучал как-то иначе, — иногда чашка кофе может подтолкнуть человека к решению… например, жить или умереть.

— Могу понять… стоп-стоп… умереть?! — Сашу передернуло, озноб пробежался по коже. Девочка обхватила себя руками, будто так можно было отменить то, что только что прозвучало.

Ведьмочка кивнула.

— Страшно подумать, какие мелочи порой подталкивают к жизненно важным решениям. Лишняя перчинка в чашке кофе может отогреть гибнущую душу и не дать ей низринуться в небытие. — Голос Лизы вдруг стал чужим и безжизненным, Саше больше не казалось, что та шпарит наизусть по накатанному. — Я не умею пока говорить о смерти, прости, Кофейная ведьма. Научусь. И ты научишься тоже.

Саша не нашла слов для ответа. Да и ни одной идеи, которую можно было бы облечь в слова, ей в голову не пришло. Она просто постаралась побороть озноб и отправилась дальше, туда, где далеко впереди коридор разветвлялся. Лиза бесшумно ступала рядом, больше не рассказывая ничего. Фейки-кофейки тоже притихли.

Сашка поняла, что еще чуть-чуть, и молчание станет тягостным. Лучше его разогнать до этой точки невозврата.

— Как ты находишь дорогу? — спросила она новую знакомую.

— По веяниям, — лаконично ответила та. И уточнила: — Когда человек делает глоток кофе, его чувства сливаются с потоком напитка. — И продолжила, снова входя во вкус бытия просветителем: — и любая ведьма, шагнувшая в сеть, может уловить их веяния. Ты тоже можешь и улавливаешь, только пока не понимаешь, что происходит.

— Когда я закрыла глаза, то как бы… увидела всякие пятна, кометы. И когда одну потрогала, то было плохо.

— Додумалась тоже, за веяния хвататься! — Лиза вдруг стала строгой, как учительница в начальной школе. — Ты знаешь, как выглядит радость? А грусть? А отчаяние? Можешь чужую депрессию схватить запросто! Или невыносимую боль. Кстати, когда немного опыта наберешься, сможешь видеть веяния, не закрывая глаз.

Саша опять не знала, что сказать. А Лиза, увидев ее растерянность, сжалилась.

— Слышала, говорят «повеяло печалью»? Это ведьмы обогатили человеческий язык красивыми э-э-э… идиомами, или как их там? Метафорами? Ой, я не филолог ни разу.

— Выражениями, — резюмировала Саша, которая филологом тоже не была и становиться не собиралась.

— Ага, выражениями, — согласилась Лиза. — В сети они просто стаями гуляют. А мы, ведьмы, можем их ослабить или усилить. Или вовсе стереть.

— Или создать с нуля чувство, которого человек вовсе не испытывал, — предположила Саша.

Лиза замерла.

— Д-да, только это дурное дело, — сказала она. — Так делают те, кто играет на стороне… бррр… неважно. Мы пришли. Кстати, опытные ведьмы носятся по коридорам сети с такой скоростью, что с ума сойти можно!

С точки зрения Саши, они оказались в округлом тупике, выложенном такой же белой и коричневой плиткой как все коридоры.

Лиза покрутила головой.

— Закрой глаза, если хочешь видеть, как я работаю, — посоветовала она.

На этот раз ощущение слепоты было не таким сильным и не таким пугающим. Наверное, потому что Саша уже точно знала, что ничего страшного на самом деле не происходит. Вокруг нее зазмеились странные потоки — они сияли нехорошим светом, каким-то синеватым, неживым.

Она не успела позабыть предупреждение Лизы не трогать веяния. Но также ей казалось, что прикосновение к веянию не должно быть таким уж опасным. Противным, болезненным, но едва ли по-настоящему угрожающим. И она осторожно дотронулась пальцем до змеящейся струи синеватого света.

Ох, и накатило на нее!

Это была тоска. Такая, что хотелось умереть здесь и сейчас. Женщина, пившая этот кофе, маялась от чувства вины, помноженного на беспомощность и возведенного в степень усталости. Сработало нечто вроде профессионального рефлекса гадалки. Сашка кинулась подбирать нужные слова. И ведь удалось!

— Считается, что из такой ямы путь только один — наверх. К сожалению, это не так. Есть еще один. Не делать ничего. Сложить лапки и увязнуть. Но я не позволю.

На этом месте следовало ка-ак треснуть по столу. Чтобы и чашечки, и джезвы жалобно звякнули. А потом Сашка бы чуть склонилась вперед, поймала взгляд клиентки и продолжила немного сердитее, чем полагалось постороннему человеку: — Ваш путь только наверх. В гущу посмотрите! Наверх и только наверх.

Нечто подобное она сегодня говорила женщине, у которой, по словам Серого, не было судьбы. А у этой была. И, если верить ее же собственным чувствам — никуда не годная. Эх, жаль, Саша не могла прочитать мысли несчастной, чьей тоской веяло в кофейном коридоре. Понять бы причину всего этого. Хотя… Может, Лиза в курсе?

Саму Лизу она, разумеется, не видела через сомкнутые веки. Но присутствие ее было неоспоримо. Тонкая сахарная струя — видимо, женщина пила кофе с неполной ложечкой или половинкой куска рафинада — колыхнулась, изогнулась, словно ее руками перенаправили, и сплелась с веяниями тоски. И, кажется, сладость начала поглощать тоску.

— Эй, спасибо! — Лиза ткнула Сашу в плечо, и та открыла глаза. — Руками за веяние схватилась — это ты, конечно, дурында. Но вот слова… какая ты молодец!

— И что это было? — спросила Саша, хотя в целом, кажется, и сама начала понимать.

— Кофейная магия, — бодро ответила глиняная ведьмочка. — Если совсем грубо говоря, то я привела в действие некоторые магические силы банального сахара, растворенного в кофе. И ее тоска немного отступила. А твое выступление, м-ммм! Просто песня. Она как будто услышала эти слова глубоко внутри себя. И поверила в них. Не знаю, надолго ли. Но в ближайшее время под машину не бросится, это точно. Даже думать о таком не будет.

И оборвала свой восхищенный монолог.

Сашка завертела головой, выискивая причину.

— Это что? — удивилась она. В кофейный поток вливался еще один. Как будто сквозняком потянуло из одного бокового коридора в другой. И сквозняк этот пах радостью и теплом. — Шоколад! — узнала она, но усомнилась: — Или это какао?

— А какая разница? — удивилась Лиза. И покачала головой: — Не знаю. Ты, по-моему, опять все усложняешь. Но шоколадный поток это хороший знак. Эй, Амарго, привет! — последнюю фразу она радостно проорала, как будто приятеля на стадионе встретила.

Сначала Сашке показалось, что тьма этого потока (шоколад оказался куда чернее кофе!) сгустилась до невозможности. И приняла очертания человеческой фигуры. А потом она поняла, что перед нею стоит… шоколадный заяц. То есть мальчишка. И если по Лизе как-то сразу стало понятно — ровесница, то этот… ну, может, ровесник. А может, старше. Или младше. Ненамного, но все-таки. А вот ростом выше. Что в общем-то неудивительно. Сашка до метра семидесяти немного не дотягивала, и большинство ровесников-парней к старшим классам ее переросли.

— Привет, Лизон. — А вот по голосу ровесник, а то и постарше. Черно-коричневое, чуть бликующее в неровном, идущем невесть откуда освещении коридора, лицо обернулось к Саше: — А это еще кто?

И посмотрел прямо в глаза Сашке. А она — в его. На шоколадном лице расположение глаз можно было определить только благодаря логике — ну, где обычно у людей глаза? Но при этом у него был взгляд. А во взгляде было что-то такое, от чего Сашке захотелось сквозь землю провалиться. Только очень красиво и изящно, чтобы он непременно заценил, какая она беленькая и стройная и какой у нее красивый пушистый хвостик.

— Ух ты, — выдохнул шоколадный парень. — Новенькая? А познакомь нас, Лиз.

— Ха-ха, смешно пошутил, — фыркнула Лиза и обратилась к Сашке, остолбеневшей в черт-те какой раз за день, со счета уже сбилась: — Это, Саш, наш местный дон Жуан по прозвищу Амарго. А настоящее имя назвать отказывается, потому что боится, что в реальной жизни его, беднягу, загнобят за большую и чистую любовь к шоколаду.

— Ну Ли-из, — с притворным смущением протянул дон Жуан и подмигнул Сашке: — А ты, значит, Саша…

— Фербер, — зачем-то уточнила та. И спохватилась: — А имя ты откуда узнал?

Новые знакомые заржали бодрым хором. То есть когда двое хором, то это вроде как дуэтом. Вот. Дуэтом и заржали. Правда, засмеялись они не злобно и очень даже заразительно. Сашка и сама не заметила, как присоединилась. Тем более что до нее дошло: Лиза же только что обратилась к ней по имени.

— А почему ты Амарго? — спросила Саша.

— А это по-испански «горький», — пояснил парень. — Самый лучший шоколад именно горький.

— А ты куда идешь, горький шоколад? — спросила Лиза.

— Да одной любительнице какао на душе нехорошо. — Парень взмахнул рукой. И пояснил для Саши: — Иногда она пьет кофе с какао, тогда мы с Лизон ходим вместе и направляем помыслы девушки в сторону жизни. А вообще я к ней как в спортзал мотаюсь — раза четыре в неделю.

Саша не удержалась и фыркнула.

— Это ты так ненавязчиво сообщил, что практически живешь в спортзале? Качок-сладкоежка, — хихикнула она. Общаться вот так, в образе белой фарфоровой, рыжей глиняной и шоколадной фигур было легко. Как будто в Интернете под никнеймом и аватаркой. Красота, одним словом.

— Ой, — шоколадный… ведьмак (ну, не ведьма же?) — смутился, причем совершенно неподдельно. — Я, кажется, распустил хвост.

— И гребень надул, — Лиза снова захохотала, — петушиный. Или этот… Индюшачий. Ой, я готова спорить, что ты краснеешь, только в шоколаде не видно!

— Лежишь сейчас в своей комнате с чашкой какао в обнимку, а сам кра-асный, — подхватила Саша.

Оба ведьмака разом перестали смеяться.

— Я не лежу в своей комнате, — сказал шоколадник, — я здесь. И ты тоже здесь. Дома тебя нет.

— Откуда ты знаешь? — спросила Саша. — Когда ты здесь, ты же не видишь свою комнату.

— А телефон с камерой мне зачем? — задал риторический вопрос парень.

— Ой, ты серьезно? — Лиза захлопала глазами. Вернее, Саше так показалось. А хлопала ли она ими на самом деле, с этой ее неровной, ноздреватой глинистой поверхностью и не разберешь. — Вот делать нечего, так заморачиваться. Я все время как-то так… ну, ведьмачу и ведьмачу себе. Здесь безопасно, я это чувствую.

— Просто, Лизон, ты ведьмачишь в своей комнате, куда ни родители, ни бабушка без разрешения не заходят. А у меня дома народ не такой интеллигентный, — развел руками Амарго. — Как представлю, что мама зайдет, а я там бездыханный валяюсь, так и прокисаю. Вот и проверил. Пока смотрел, простите, девочки, аж вспотел, как в том же спортзале. Жутко так. Сижу, пью шоколад и вдруг — хоба-на! — исчезаю.

Сашка задумалась.

Если дед поймет, что она не выходила из дома, но при этом она не ответит на стук в дверь, то он, конечно же, зайдет в комнату. А ее нет. Вот номер… а потом она ка-ак появится. И вот это уже всем номерам номер, исполнитель номера помер.

— А я могу не в комнату свою вернуться, а хотя бы… ну, на лестничную площадку? — спросила Саша. Тогда, по крайней мере, можно будет наплести деду, что успела смыться из квартиры и прогуляться.

— Не-е, так нельзя, — покачала головой Лиза.

А шоколадник явно задумался.

— Ну, почему нельзя? Можно. Если выйдешь через свою дверь, окажешься там, откуда заходила. А если через Лизину? К ней попадешь.

Опять двери. Ну, ладно… или не очень ладно.

— Лиз, а ты где живешь? Я в Питере, а ты?

— О, — Амарго хлопнул себя шоколадной ладонью по шоколадному лбу, — об этом я не подумал. Но Лизон тоже питерская. Причем из центра. До Гостинки меньше пятнадцати минут пешком.

— Это тебе меньше, — возразила Лиза, — а мы девочки, мы ходим медленнее. Зато метро «Невский проспект» ближе.

— Все в порядке, — сказала Саша, — мне «Гостиный двор» удобнее. Я сама на Беговой, да еще по Приморскому шоссе в сторону Лахта-центра, ну, знаете, «Зажигалки», топать и топать…

— Ничего себе, далеко забрались. — Лиза всплеснула руками. — Зато у залива, да?

Сашка кивнула. Она, некоренная петербурженка, да и вообще, если разобраться, вечная приезжая в этом городе, все время называла залив «морем». Ну, это же часть моря, верно? Значит, сойдет.

— Тогда пойдем, — сказала ей Лиза. — Я сегодня еще пошопиться хотела и уроки кое-какие сделать. Так что пора нам в скучную реальность. Амарго, пока, что ли?

— Пока, Лизон. — Тот махнул шоколадной рукой… так и хотелось окрестить ее «дланью». — Саша Фербер, как приятно познакомиться! Еще увидимся?

Сашка кивнула. И, уже уходя вслед за новой знакомой, сообразила, что надо было пообещать добавлять шоколад в кофе. Умная, и даже остроумная. Но что толку, если все это — задним умом?