Левая рука Бога

Казенный душевед гимнасия «Зарница» Александра Ивановна вошла в приемную главы гимнасия. Вид у нее был довольно озадаченный.

— Маргарита Акоповна у себя? Свободна?

Жанночка-секретарь оторвалась от светоплата, утомленно подняла длинные ресницы.

— Алессана Ивановна, ну когда Маргарита Акоповна бывает свободна? С бумагами работает. К тому же…

Жанночка пролистала список:

— Вы же не записывались…

— Мне надо, — строго сказала душевед. — Очень. Я по поводу испытаний, которые прислали наши кураторы.

— Ну подождите, я не знаю, — протянула секретарь. — Сейчас спрошу.

Она подняла трубку.

— Маргарита Акоповна, к вам наш душевед. Говорит, срочно. Нет, без записи. Говорит, какой-то приказ от покровителей. Ага…

Жанночка уронила трубку, вздохнула:

— Вы долго ее не занимайте, скоро в управление ехать. И вообще, дел полно, проверка гимнасия на носу.

— Это как получится, — туманно пообещала Александра Ивановна и толкнула дверь.

— Маргарита Акоповна. Вот…

Перед главой гимнасия легла стопка листов.

— И что это? — Маргарита Акоповна, полная жизни брюнетка лет сорока пяти, с недоумением посмотрела на стол.

— Я вас хотела спросить. Вчера прислали. От покровителей. Сказали, к понедельнику протестировать, то есть испытать, классы с седьмого по десятый.

— В десятом один человек, — задумалась директор. — В одиннадцатом вообще никого. Работы немного, так что тестируйте, моя дорогая.

— Немного? — усмехнулась Александра Ивановна. — Письменное испытание на двадцати листах, и полученные итоги необходимо обработать и упаковать в заговоренный архив. Но меня не это волнует.

— А что? — заинтересовалась Маргарита Акоповна.

— Дело даже не в объеме работы, — душевед взяла листы. — Понимаете, здесь внедрены некоторые разделы… Я не понимаю, что они тестируют.

— В каком смысле?

— В прямом, — Александра Ивановна постучала пальцем по листам. — В сопроводительной записке сказано, что это общий тест на поведенческие отклонения. Ну, помните, мы такой уже проходили, когда год назад в Воронеже мальчик взял у отца наградной пистолет и пришел в школу.

Маргарита Акоповна тяжело вздохнула.

— Мы тогда тоже всю школу проверяли. Помните? Так вот, те тесты были на выявление отклонений. А эти — нет.

— А что же они тогда выявляют? — изумилась глава.

— Понятия не имею.

Директор поглядела в окно.

— Вы у нас всего два года работаете, Александра Ивановна? Странно…

— Что странного? — удивилась душевед.

— Обычно людей в службу душеведения подбирают сами покровители. Вы знаете, в чем особенность нашего гимнасия, как и всех прочих в сети «Новая заря»?

— Особый состав образования, упор на развитие творческих способностей, воображения, непривычные способы решения задач, развитие изобретательства, развитие пространственной памяти, умения строить и воплощать сложные зрительные образы, — перечислила душевед. — Но какое это имеет отношение…

— Прямое, дорогая моя, прямое, — сказала Маргарита Акоповна. — Наш гимнасий создан покровителями, и все приказы, которые от них исходят, следует исполнять без вопросов и промедления. Они важнее, чем приказы ПОРБ, разве вы этого не знали?

Александра Ивановна пожала плечами.

— Конечно знала. Со мной беседовали перед приемом на работу. Просто я хотела поделиться… Понимаете, я таких тестов не видела никогда.

— А теперь увидели, — белозубо улыбнулась Маргарита Акоповна. — Ну все, идите работайте.

Александра Ивановна кивнула. Забрала листы и вышла. Она пребывала в смятении. Дело было вовсе не в диком количестве работы, которое вдруг на нее свалилось, и не в том, что работа казалась ей бессмысленной — в школе как раз к бессмысленной бумажной работе привыкли. Александре Ивановне было тревожно. Потому что она четко понимала — у этого тестирования были какие-то конкретные задачи, однако она не могла понять, какие именно. Это и пугало.

Возок накренился на повороте, Виктор Семенович не удержался, навалился на соседа.

— Простите, — пробормотал Ярцев-старший. — Никак не привыкну.

— Ничего, — успокоил его сосед. — Это наш водитель лихачит. Жора, не гони так, у нас сотрудники падают.

— Так пускай крепче держатся, я не знаю, — с южной ленцой протянул водитель. — Олег Геннадьевич, я ж за ради вас стараюсь, и так скока в пробке проторчали на мосту. Сами же потом будете говорить, когда виру за опоздание влепят: «Жора, шо же ты не жал на газ, когда была благоприятная возможность?» А будет поздно.

— Когда уже развязку выстроят, прямо сил нет уже с этим мостом, — вздохнул Олег Геннадьевич, массивный одутловатый мужчина.

— Я вам так скажу, ее пока будут строить, мы еще год будем в пробке торчать, — отозвался Жора. — И будете вы все меня упрашивать, шобы я быстрее вас вез.

— Видали явление? — Олег Геннадьевич затряс двойным подбородком. — Совсем на шею сели.

— Да все в порядке, — смутился Виктор Семенович. — Я просто не ожидал поворота.

— Вы его не расслабляйте, — нахмурил белесые брови сосед. — Младших сотрудников надо контролировать. Сенокосов, Олег Геннадьевич. Главный проект-менеджер. То есть смотритель нашего предприятия.

Ярцев взялся за ладонь господина Сенокосова и отпустил ее с чувством, что потрогал дохлую медузу.

— Ярцев. Виктор Ярцев. Помощник главного энергетика.

— А, так это вас из Москвы перевели? — в глазах Сенокосова промелькнул легкий интерес. — Будете Игнату помогать наше Большое ухо настраивать? Отслеживать, так сказать, супостатов еще на подступах.

— Наверное, — смешался Ярцев-старший. — Я, простите, не совсем…

— Да ладно вам, — махнул пухлой ладонью Олег Геннадьевич. — Мы же все свои, одну задачу решаем. Суджук — город маленький, у всех дети, семьи, друзья-знакомые, все знают, что на Колдун-горе новый радар построили. Как бишь его теперь называют — дальнее глядело? Сколько лет, а все никак не привыкну.

— Да, но я не знаю уровня вашего допуска, — возразил Ярцев. — И, честно сказать, еще не вникал в суть работы всего объекта, работы с генератором выше крыши.

— Освоитесь. Ребята у нас хорошие, даже Жора, хоть и трындит он много.

— Я раньше не работал на предприятиях такого уровня тайности, — извиняющимся тоном сказал Ярцев. — Поэтому не знаю, как…

— Ой, та все будет хо-ро-шо, — с расстановкой произнес Жора, с натугой вращая руль. — Второй КПП, пропуска готовим.

Затемненные стекла просветлели, Ярцев поспешно вытащил пропуск, повернулся к окну. Охранники с ручными просветами-сканерами прошли вдоль машины, сличая слепок пропуска с внешностью владельца. Признаться, эта мера Виктору Семеновичу казалась уже излишней и устаревшей — ведь на первом КПП их машина проходила через арку объемного просвета, и охрана запрашивала отклик от чипа, вживленного в плечо. Плечо до сих пор болит, хотя врач обещал, что на второй день чип уже не чувствуется. Соврал — недорого взял.

На прошлом месте работы таких мер безопасности было достаточно, а здесь зачем-то второй КПП сделали.

«У каждого двора свои порядки, — подумал Ярцев-старший, — “Роснедра” вообще кабальные договора дает, до года без права общения с семьей. Зато дожиточные пособия у них…»

Ярцев вздохнул — о золотых дожиточных пособиях «Роснедр» ходили легенды. Говорят, в Абхазии целые села скупали роснедровские бывшие, вместе с жителями. Хотя, наверное, врут, кто там захочет жить, в военной зоне? Рядом Грузия, время подлета ракет меньше минуты. Там сейчас военных больше, чем абхазов. Нет, на старости надо на Валдай переселяться, или в Волжские курорты-отдыхалища, или на Саяны.

Ярцев-старший убрал пропуск, который бессмысленно вертел в скользких пальцах. Охладитель в машине никуда не годился, ездоки колыхались в горячем воздухе, а солнце жарило сквозь затемненные стекла.

И как вот Дениса угораздило на казачий разъезд угодить? Повезло, что у местного гимнасия такие покровители, как их предприятие. Порбовцы зубами полязгали и ушли ни с чем, только взыскание в личное дело записали. А могли бы и желтую метку влепить — за оказание сопротивления при задержании. Хорошо, что в школе догадались коньки забрать — это ПОРБ убедило. Надо бы с ними поговорить, чтобы эти коньки вообще куда-нибудь пропали потом.

«Говорил я дураку, чтобы бросил эти глупости, — мысли Виктора Семеновича свернули в привычное русло. — Нашими, исконными видами спорта надо заниматься. Как спорт по-нынешнему называется? Телострой? Господи, вот кто все это выдумывает…»

«В лапту, пятнашки, городки играли дворяне и мужики», «Русскому народу — русский телострой», «Это что за менуэт? Самбо — да, трикинг — нет!», «Поддубный Иван был спокойным как танк, он никогда не играл в петанк» — вспомнились Ярцеву-старшему вещательные объявления, которые должны были отвратить молодежь от чужеземного телостроя. Весь дальновид ими забит.

–…А коллектив у нас молодой, веселый, верно я говорю, Олегнадич? — продолжал тем временем бойкий Жора. — Зарплата хорошая, льготы по первому уровню. А какие беляши в столовой Яночка готовит! Это не беляши, это песня. Ария!

Машина встала.

— Приехали.

— Открывай двери, балабол, — велел Сенокосов.

— Вот так всегда, пока довезет по горкам, растрясет, как холодец, — пожаловался он, вылезая из возка.

Для стороннего взгляда предприятие «Око» выглядело как обычный закрытый объект, каких на Руси издавна завелось множество — две полосы проверки, колючая проволока, несколько рядов светового охранного кордона. Наверняка были и еще какие-то преграды, но Ярцеву никто не сообщал о системе охраны. Служебный возок останавливался на стоянке у двухверхового здания, за ним вверх по склону были разбросаны еще несколько таких же. Соединялись они между собой крытыми переходами, так что сверху, с высоты облаков, «Око» выглядело как образец частицы неизвестного вещества. Здания управления и вспомогательных служб — технической, пожарной, инженерной. Радар — целое поле фазированных решеток, настоящий радиолес, — располагался намного выше, у самой вершины, с той ее стороны, которая не видна из города.

Но хозяйство Ярцева находилось не там.

Шлюз пропустил их, распознав чип издалека — открыл стальные челюсти и бесшумно закрыл за спиной. Виктор Семенович с облегчением вдохнул прохладный воздух, посмотрел на рыбок в шаре-аквариуме, висящем в центре фойе.

— Ну, увидимся, Виктор Семенович, — Сеносоков втиснул ему в руку холодную ладонь.

Ярцев-старший еще раз потрогал дохлую медузу и отправился в сторону лифта.

Его работа начиналась глубоко под землей, в сердце горы, куда вели шурфы, пробитые в песчанике и сланце.

Там, в магнитной ловушке пылал термоядерный огонь.

Зачем радару столько энергии, Ярцев-старший понятия не имел, да и не задавался этим вопросом. Наум Игнатьев — Игнат, как его фамильярно обозвал Сенокосов, — главный энергетик «Ока» был человек неразговорчивый и хмурый, Ярцеву было с ним легко. Он и сам не большой мастер говорить.

Предприятию нужна была энергия, и они ее давали. Ярцев знал и любил свою работу и умел ее делать. Этого Виктору Семеновичу хватало, чтобы чувствовать удовлетворение. Все идет, как надо, когда все показатели в норме.

Датчик телесного рода выдал подтверждение, дверь распахнулась, пропуская его, и беззвучно закрылась. Сенокосов сел в кресло, с наслаждением откинулся, подставил лицо под ледяную струю охладителя.

— Надо закупить другие автобусы, — прогудел он. — Эти ни к черту не годятся.

Он стукнул пальцем по подлокотнику, дубовая столешница подмигнула ему, проекторы замерцали, сформировали рабочий стол.

Сенокосов не любил воздушные экраны, но с большими объемами информации на них гораздо удобнее работать.

Он вывел дело Ярцева, вписал пару строчек, когда замигал входящий.

— Олег Геннадьевич, тут Шизик очень к вам просится.

— Паша, сколько раз говорить — Гелий Ервандович, а не Шизик! Надеюсь, он тебя не слышал?

— Обижаете, шеф. Так пропускать?

— Конечно! Я буду в конференц-зале. — Сенокосов отключил связь. — Вот идиот.

…Гелий Ервандович Серебряков, главный разработчик проекта «Невод», нетерпеливо прохаживался по залу, разглядывая снимки на стенах. Виды Большого Кавказского хребта, Фишт, олимпийский Сочи… Пусть полюбуется, ведь из-под земли не вылезает, копается в потрохах «Невода».

Сенокосов специально помедлил, прежде чем войти. Пусть Шизик понервничает. Ему полезно. Сроки по сдаче подпроекта «Верша» горят, а они никак не могут разобраться со напряженностью н-поля. Пора бы немного прижать господина академика.

«Наверняка просить будет, — подумал полковник Сенокосов. — Опять».

— Олег Геннадьевич, дорогой, — Гелий Ервандович бросился навстречу, затряс ладонь обеими руками. — Мне нужно с вами срочно поговорить! По поводу операторов!

«Точно будет, — понял Сенокосов. — Только что на этот раз? Мескалиновый кальян? Опиаты? Чистый MDMA он уже на рыбаках использовал, эффект нестабилен. Что за идея пришла в нашу лысую голову на этот раз?»

Худой, как щепка — пиджак на нем болтался как на вешалке, — Гелий Ервандович приходился Сенокосову примерно по грудь, отчего академику приходилось задирать голову и щуриться сквозь толстые очки.

Сенокосов же, в свою очередь, был вынужден лицезреть его лысину с коричневыми пигментными пятнами и венчик редких седых волос вокруг оной.

— Что же на этот раз случилось, профессор? Вам опять нужны психоделики?

— Дорогой мой, перестаньте уже ставить мне в вину опыты с фенилэтиламинами! — всплеснул ручками Гелий. — Нейрорегуляторы серотонина нужны, чтобы запустить стартовый процесс у наших рыбаков, не более. Я давно уже выработал устойчивую комбинацию препаратов, этот вопрос решен.

«Обезьяна, — брезгливо подумал Сенокосов. — Гениальная обезьяна».

— Тогда что вы хотите?

Гелий Ервандович открыл папку, лизнул палец и быстро-быстро зашелестел листиками.

— Я ознакомился с результатами недавней тестовой программы и обнаружил кое-что интересное.

— Тесты? — не понял Сенокосов. — Какие тесты?

Гелий Ервандович недоуменно затряс волосиками.

— Ну как же? Психологические тесты по поиску кандидатов в операторы. Мы их запустили месяц назад. В нашей подшефной сети гимнасиев.

— Ах это, — Сеносоков и забыл об этой мелочи; от рабочей артели профессора постоянно исходил поток таких неожиданных запросов, что какие-то тесты на их фоне совершенно затерялись. Один Цветков чего стоит.

— Слушайте, так это же ваша епархия — гимнасии, операторы, чего вы от меня хотите? Вы бы лучше сосредоточились на доработке «Верши», профессор. На расстоянии километра напряженность поля падает ниже критического уровня. Даже тульпа третьего класса в таких условиях теряет стабильность. Это никуда не годится.

— Я вас прошу не использовать это выражение! — возмутился профессор. — Это крайне некорректно с научной точки зрения.

— Уж извините, наведенные психоэнергетические мыслеформы не каждый мой сотрудник выговорит, — съязвил Сенокосов. — Наш двор вложил значительные средства в ваш проект и ждет их возврата. После неудачи в Москве мы не можем допустить еще одного срыва.

— Ну, Олег Геннадьевич, проект «Черное зеркало» был не моим, а Караваевским. К тому же московский эксперимент нельзя считать полностью провальным…

— Триста тысяч человек были захвачены на пике работы «Черного зеркала»! Двести тридцать семь сердечных приступов, сто пять инсультов, триста шестьдесят попыток суицида, из них девяносто три успешные. Двадцать один состав потерпел крушение, — отчеканил Сенокосоков. — Как тогда выглядит провал?

— Я, признаться, не владею статистикой по жертвам, — отвел глаза Гелий Ервандович. — Зато мы поняли, что его технология прямого суггестивного внедрения психообразов пока нереализуема. И давайте не забывать, что именно побочные эффекты установки Караваева навели нас на принцип работы «Невода». Если бы Караваев выжил, он бы сейчас работал с нами. Он бы творил будущее вместе с нами…

«Его бы уже давно расстреляли, — подумал Олег Геннадьевич. — После волновой атаки в метро…»

— Сейчас на «Неводе» мы основной цикл уже отработали, — вернулся к теме полковник. — «Верша», профессор, вот чего от нас ждут. Понимаете? Конкретных результатов по мобильному варианту установки.

Гелий Ервандович всплеснул ручками и возмущенно забегал по залу:

— Я вам поражаюсь, Олег Геннадьевич! Ну вы-то должны понимать, что и «Невод» и «Верша» — всего лишь рабочие модели! А речь идет о куда большем, о великой мечте человечества!

— Нам деньги дают не на мечты, а на дела, — отрезал Олег Геннадьевич. — Не забывайте, что и гимнасии ваши, и весь этот проект были развернуты после провала Караваева, когда стал понятен вероятный военный потенциал н-поля. У нас тут и так рассадник вольномыслия, профессор, одной инспекции Словесного надзора ПОРБ хватит, чтобы закрыть нас. Единственная наша охранная грамота — ведомственная принадлежность к корпорации «Русская сила». То есть к Научному двору разработок и исследований. Никогда я этот птичий язык не выучу…

— А управлять мобильной «Вершей» кто будет? Ее же предполагается ставить на подлодки. Лагутенко с его депрессивным синдромом? Или Цветков с его клаустрофобией? Нам нужны новые операторы, и вы это прекрасно знаете.

— Кстати, о Цветкове, — спохватился Олег Геннадьевич. Профессор Серебряков сморщился, в глазах Сенокосова приобретя сходство с расстроенным шимпанзе.

— Вы не знаете, зачем Цветкову коза?

Профессор захлопал глазами, потом осторожно предположил:

— Вероятно, доить?

— Козьего молочка, значит, захотелось, — резюмировал Сенокосов. — Кучеряво устроились наши рыбаки, вы не находите?

— Дело в том, что операторам «Невода» нужна комфортная окружающая обстановка, чтобы произвести психологическую самонастройку…

Олег Геннадьевич посмотрел на профессора тяжелым взглядом удава.

— А как коза помогает Цветкову достичь внутренней гармонии, Гелий Ервандович? Не можем ли мы обойтись макетом козы? И бутилированным молоком? Она же бегает по комплексу, профессор. Она, извините, гадит.

— Гадит, — сокрушенно согласился профессор. — Я поднимал этот вопрос. В смысле, вопрос о козе, а не сами продукты ее жизнедеятельности. Но Геннадий отказывается работать без Колибри. Говорит, она его муза.

— Он назвал козу Колибри? — Сенокосов решительно взял из рук профессора список. — Вы правы, нам необходимы новые операторы.

— Вот потому я вам и пришел, — обрадовался профессор. — Вы не поверите, наша работа со школами наконец начала приносить плоды. В местном гимнасии россыпь потенциально очень сильных операторов. Просто созвездие…

— Прямо-таки созвездие, — скептически пробормотал Сенокосов. — Не маловаты?

— Вы же помните, что наиболее оптимальный возраст для рыбака от тринадцати до шестнадцати лет. Лагутенко восемнадцать и у него из пяти попыток «заброса» — уже четыре срыва. Еще два года назад было три. Остается только Цветков, но он уникум…

— Нет уж, хватит с меня одного такого уникума, — сказал Сенокосов, — Что вам требуется?

— Я уже отобрал наиболее перспективных. В списке около тридцати детей, их надо протестировать во внешнем контуре установки при, скажем, напряженности поля меньше трех единиц. Разумеется, незаметно для них. Я предлагаю им устроить экскурсию на наш объект.

Олег Геннадьевич задумался.

— Официально здесь расположена геофизическая лаборатория по исследованию эффекта проводимости земной коры. Почему бы детям не посетить ее в рамках, скажем, профориентации? То есть в порядке знакомства с рабочими ремеслами. Пусть ваш Паша составит нужные бумаги, а то я, признаться, тоже путаюсь в новой терминологии. А заодно им надо организовать экскурсии на другие объекты инфраструктуры города. В порт, например, на нефтетерминалы, на цементный завод.

— В рамках профориентации, — повторил Сенокосов. — Да, это может отвести внимание ПОРБ. А то они слишком часто в последнее время стали в наши дела нос совать.

— Когда я смогу их ждать? — Гелий Ервандович нетерпеливо блеснул темными глазами сквозь толстые линзы.

Олег Геннадьевич еще взглянул на список.

— Готовьте установку, на следующей неделе начнем. Для порядка надо ПОРБ известить. И скажите Цветкову, чтобы завтра его козы не было в комплексе. Не хватало, чтобы она бегала во время экскурсии.

— А по-моему, это располагает, — неожиданно сказал профессор. — Дети любят животных, а коза в лаборатории — очень необычно, это запомнится больше, чем все остальное.

— Чтобы завтра же, — сказал Сенокосов, взял папку и ушел в кабинет.