Русский прорыв за Южный полярный круг. Жил отважный адмирал

Итак, ещё до наступления 1820 г русские моряки открыли в Атлантике архипелаг Маркиза де Траверсе, а в первые дни нового года установили, что обнаруженная Куком Сандвичева Земля на самом деле — группа островов. Затем Беллинсгаузен и Лазарев пошли на SW, т.е. юго-запад.

С каждым днём плыть становилось труднее: мешали то широкие ледяные поля, то обилие мелких льдин и крупных айсбергов. Когда лавировать было невозможно, пробовали обойти препятствия, забирая к северу, но стараясь в общем и целом продвигаться на восток, и при каждом казавшемся удобным случае поворачивали к югу. Иногда ложились в дрейф возле айсбергов и отправляли к ним шлюпки с матросами, чтобы те нарубили льда (для пополнения запасов пресной воды, из которой, как давно было известно, состоят самые большие льдины) или добыли пингвинов. Часть последних превращали в чучела, часть шла в пищу; из их шкурок матросы делали фуражки, а сало употребляли для смазывания сапог. Попытки сохранить некоторое количество пингвинов на судах живыми оказались неудачными: от свинины, которой их кормили, птицы заболевали и дохли.

Рисунок 31. Высадка на льдину. Художник П.Н.Михайлов

8 (20) января имела место настоящая охота на крупного хищника. Вот как она описана в книге Ф.Ф.Беллинсгаузена:

«… в начале 7-го часа, увидя на низкой льдине морское животное, спустились посмотреть какое, и если удастся, то и застрелить. Господа Игнатьев и Демидов, почитая себя стрелками, зарядили ружья. Шлюп «Мирный» в то же время шёл прямо к помянутой льдине, и, подойдя на ружейный выстрел, с обоих шлюпов сделали нападение. Животное ранено в хвост и в двух местах в голову, льдина покрылась кровью; охотники приязненно спорили, кому должно отнести приобретение добычи, и спор остался нерешённым. Господин Михайлов нарисовал изображение сего животного: оно в длину 12, в толщину в окружности 6 футов (3,66 м и 1,83 м — А.Л.), голова несколько похожа на собачью, хвост короткий, верхняя часть тела цвета серо-зеленоватого с бурыми пятнами, а низ жёлтый. В числе матрозов, служивших на шлюпе «Восток», был один из архангельских жителей; он сказывал, что в их краю называют сие животное утлюгою: кажется, принадлежат к породе тюленей или нерпов. При встрече в Ледовитом океане подобных животных можно ли заключить о близости берега или нет? Сей вопрос остаётся нерешённым тем более, что они могут щениться, линять и отдыхать на плоских льдинах, как мы теперь видели…»

Рисунок художника П.Михайлова и некоторые детали, подмеченные П.Новосильским, дают основание причислить это существо к так называемым морским леопардам.

Рисунок 32. Морской леопард. Фотография

«Животное было ранено, кровь лилась из него по льду ручьями, но оно сбиралось, кажется, с последними силами, чтоб броситься в воду: новый выстрел с подоспевшей в это время от «Мирного» шлюпки окончательно убил его. Матросы с трудом втащили на шлюпку тяжёлого зверя, принадлежащего к породе нерп, который в длину был 12 фут, а в толщину 3 фута (по Ф.Ф.Беллинсгаузену, вдвое толще — А.Л.); мясо его чёрное было невкусное и не могло быть употреблено в пищу. Животное это питается пингвинами и морскими птицами, куски которых нашлись в желудке при вскрытии его».

От того же П.М.Новосильского мы узнаём, что случилось с «Мирным» через несколько часов после той охоты:

«… я сошёл в кают-компанию, а потом в свою каюту. Несмотря на усталость после 6-часовой вахты, сон бежал от глаз моих; засветив висящий над столом моим фонарь, я начал записывать в свой… журнал обстоятельства того дня,… напоследок от усталости глаза стали смыкаться; я потушил фонарь и тотчас заснул… Ужасный удар, полученный шлюпом, мгновенно разбудил меня; я бросился на палубу, все офицеры сделали то же, и что же видим? — за кормою большая льдина медленно удаляется от шлюпа… «Мирный» ударился о неё прямо форштевнем!³⁹ Слава богу, что не ударился скулою, тогда бы гибель наша была неизбежна! К чести капитана (Лазарева — А.Л.) должно сказать, что он ни словом, ни жестом не изъявил неудовольствия своего вахтенному офицеру, который, конечно, не мог отвечать за то, что шлюп не послушал руля. Впрочем, худых последствий от этого удара не было, вода в трюме не прибывала, но у форштевня выломало гриф на 4 фута (1,22 м — А.Л.) длиною и 1 фут (30,48 см — А.Л.) толщиною».

Но, как пел в 1980-х годах рок-музыкант Сергей Сарычев, «и пусть этот путь неудачно начат, будем до конца ему верны». 15 (27) января, несмотря на затянутый тучами горизонт, дождь, снег, крепкий северный ветер и сильную качку, рискнули опять взять курс «почти на юг» (на StW, т.е. с отклонением на румб к западу). В тот день «Восток» и «Мирный» первыми из русских кораблей пересекли Южный полярный круг.

А уже на следующие сутки…

Опять «дадим слово» начальнику экспедиции:

«16 генваря. Пасмурность с снегом при крепком ветре от NW (с северо-запада — А.Л.) продолжалась во всю ночь… В 7 часов ветр отошёл к N, снег временно переставал, и благотворное солнце из-за облаков иногда выглядывало… Продолжая путь на юг, в полдень в широте 69°21’28”, долготе 2°14’50”, мы встретили льды, которые представились нам сквозь шедший тогда снег в виде белых облаков. Ветр был от NO (с северо-востока — А.Л.) умеренный, при большой зыби от NW; по причине снега зрение наше не далеко простиралось; я привёл в бейдевинд⁴⁰ на SO (юго-восток — А.Л.) и, пройдя сим направлением 2 мили (3,706 км — А.Л.), мы увидели, что сплошные льды простираются от востока через юг на запад; путь наш вёл прямо в сие льдяное поле, усеянное буграми».

Командир «Мирного» Михаил Петрович Лазарев в своём датированном 24 сентября 1821 г письме к другу Алексею Антиповичу Шестакову делится собственными впечатлениями от увиденного в тот день:

«16 генваря достигли мы широты 69°23’ S, где встретили матёрой лёд чрезвычайной высоты, и в прекрасный тогда вечер, смотря на саленгу, простирался оный так далеко, как могло только достигать зрение, но удивительным сим зрелищем наслаждались мы недолго, ибо вскоре опять запасмурило и пошёл по обыкновению снег. Это было в долготе 2°35’ W от Гринвича (как видим, есть некоторые отличия от цифр, приведённых Беллинсгаузеном — А.Л.), отсюда продолжали мы путь свой к осту, покушаясь при всякой возможности к зюйду (шли к востоку, но при всякой возможности пытались повернуть на юг — А.Л.), но всегда встречали льдинный МАТЕРИК (выделено мной — А.Л.), не доходя 70°».

Сегодня каждому географу, историку и просто интересующемуся человеку известно, ЧТО открылось тогда глазам наших мореходов. Но поняли ли это в тот момент, или позже, когда взялись писать книги о путешествии, сами мореходы?

У П.М.Новосильского читаем:

«В полдень, в широте 69°25’, долготе 2°15’ западной (координаты отличаются от указанных как Беллинсгаузеном, так и Лазаревым — А.Л.), сквозь шедший снег открылся впереди сплошной лёд; приведя в бейдевинд, шли этим курсом ещё 2 мили и достигли обширного ледяного поля, усеянного пригорками и простирающегося от востока чрез юг на запад; надо было выйти из этой бухты, почему и поворотили на северо-запад».

Банальное препятствие на пути к югу, и только. Сравните с подробным описанием охоты на морского зверя.

А что сказано по этому поводу в рукописи астронома И.М.Симонова?

«16 января 1820 года в полдень мы были уже в 69°22’ южной широты и в 15°25’ восточной долготы (по старому исчислению; по принятому сегодня это 2°15’ западной, т.е. как у Новосильского — А.Л.). В этом опасном Антарктическом холодном поясе земли, между ветров, снегов и туманов, посреди бесчисленного множества льдин, блуждали мы около 9 дней».

Всё. Даже ни слова ни о каком обширном или странной формы ледяном поле. Т.е. «непроницаемые льды» в тексте фигурируют, но в связи с попытками Беллинсгаузена «углубиться далее к югу» 6 и 14 февраля. Случившееся же 16-го января показалось, видимо, профессору Симонову настолько малозначительным, что он ограничился лишь приведением координат точки, которой достигли к полудню «Восток» и «Мирный».

Между тем именно в это время русские корабли находились не более чем в 20 милях (примерно в 37 км) от побережья, получившего позже название Земли Принцессы Марты. Моряки видели со своих судов не уходящее за горизонт нагромождение больших льдин, а скрытый под ледниками берег недосягаемого в течение столетий Южного материка! Правда, подойти к нему вплотную у них не было возможности — из-за примыкающей к его побережью широкой полосы сплошного льда. Именно 16 (28) января 1820 г следует считать днём открытия Антарктиды.

Выходит, никто на шлюпах даже не подозревал, что в тот день ими была завершена многовековая эпопея тщетных исканий, сомнений и разочарований учёных и мореплавателей разных народов и стран?

Суда по слову «материк», употреблённому в процитированном выше письме Михаилом Петровичем Лазаревым, он, во всяком случае, о чём-то догадывался. А его начальник, командир «Востока» Беллинсгаузен? В записи от 16 «генваря» говорится только о «льдяном поле, усеянном буграми». Но дальше в книге Фаддея Фаддеевича находим другую запись, относящуюся к 5 (17) февраля:

«В исходе 3-го часа мы уже входили в средину льдов;… и чем дальше мы шли, тем лёд становился всё чаще и чаще, наконец, в четверть четвёртого часа пополудни увидели множество больших, плоских, высоких льдяных островов, затёртых плавающими мелкими льдами и местами один на другом лежащими. Льды к SSW (югу-юго-западу — А.Л.) примыкаются к льду гористому, твёрдо стоящему; закраины оного были перпендикулярны и образовали заливы, а поверхность возвышалась отлого к югу на расстояние, пределов которого мы не могли видеть с салинга. Между плавающим мелким льдом усмотрели несколько китов, в разных местах пускающих фонтаны.

Видя льдяные острова, поверхностью и краями сходные с поверхностью и краями большого вышеупомянутого льда,… мы заключили, что сии льдяные громады и все подобные льды, от собственной своей тяжести, или других физических причин, отделились от МАТЁРОГО БЕРЕГА (выделено мной — А.Л.), ветрами отнесённые, плавают по пространству Ледовитого Южного океана: прочие же островершинные льдяные острова происходят от сих последних».

Эти соображения Беллинсгаузена изложены им и в посланном из Порт-Джексона (Сиднея), датированном 8-м апреля 1820 г рапорте министру де Траверсе. Там ещё более заметен акцент на континентальном происхождении южноокеанских плавучих льдов:

«Здесь за ледяными полями мелкого льда и островами виден МАТЕРИК льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжался по мере нашего зрения, возвышаясь к югу, подобно берегу. Плоские ледяные острова, близ сего МАТЕРИКА находящиеся, ясно показывают, что они суть обломки сего МАТЕРИКА, ибо имеют края и верхнюю поверхность, подобную МАТЕРИКУ (выделения мои — А.Л.).

Похоже, руководитель экспедиции тоже предполагал, что перед ним — материк. Вероятно, правы контр-адмирал, кандидат военно-морских наук Лев Иванович Митин и капитан-лейтенант Сергей Анатольевич Дорогокупец — соответственно научный руководитель и гидролог советской антарктической экспедиции, прошедшей 160 с лишним лет спустя, в декабре 1982 — апреле 1983 г по маршруту Беллинсгаузена и Лазарева. По их мнению, высказанному в очерке «Маршрутом первооткрывателей» («Наука и жизнь, №4, 1984, стр. 144 — 153), Фаддею Фаддеевичу «честность учёного и исключительная требовательность к себе не позволили (к тому же ещё была пасмурная погода) категорически утверждать, что он открыл Антарктиду».

Всё-таки неоспоримых доказательств того, что 16 января он достиг берега, а не кромки толстого ледяного покрова полярного океана, у Беллинсгаузена не было.

Рисунок 33. Типичный антарктический ландшафт.

By Christopher Michel from San Francisco, USA — Drake Icefall, CC BY 2.0, https://commons.wikimedia.org/w/index.php?curid=68295757

Но вернёмся к событиям того дня. Дальнейшему плаванию русских судов к югу препятствовали не только льды, но и противный ветер. Пришлось, лавируя, продвигаться к востоку, но и это было нелегко: ещё Кук указывал на постоянство восточных ветров как на характерную особенность высоких южных широт.

20 января (1 февраля) снова повернули на юг. 21-го (2 февраля) в час дня увидели впереди плавучие льды, через час уже шли между ними — а южнее открылась картина, очень похожая на виденную 16 января. По Беллинсгаузену, там «представилось до 50 льдяных разнообразных громад, заключающихся в средине льдяного поля. Обозревая пространство сего поля на восток, юг и запад, мы не могли видеть пределов оного, конечно, [оно] было продолжением того, которое видели в пасмурную погоду 16 генваря, но по причине мрачности и снега хорошенько рассмотреть не могли».

Фаддей Фаддеевич был прав: 21 января на 69°25’ южной широты и 1°11’ западной долготы мореплаватели увидели «продолжение» антарктического побережья, т.е. во второй раз почти вплотную подошли к материку. Отсюда на юг пути уже не было, прямо к востоку не пускал противный ветер, поэтому повернули на другой галс на NOtN («северо-восток на 1 румб к северу»). В рапорте де Траверсе Беллинсгаузен объясняет, что сделал это «в надежде получить скорее западные ветры, которые в средних широтах господствуют». Реально, однако, он «выиграл» лишь 17 градусов к востоку, и 1(13) февраля, при том же восточном ветре, будучи в широте 64°30’, опять пошёл к югу. В результате 5 (17) февраля они в третий раз приблизились к Антарктиде.

Открывшаяся тогда с борта флагмана на 69°7’30” южной широты и 16°15’ восточной долготы панорама воспроизведена в тех цитатах из книги и рапорта Беллинсгаузена, где говорится о «материке» и «матёрой земле» (см. выше).

6 (18) февраля командиры попытались провести суда между плавающими льдами поближе к белевшим на горизонте горам, чтобы получше их рассмотреть, и, может быть, выяснить, что они собой представляют. Однако льдины становились всё крупнее, а количество их всё возрастало. В конце концов, Беллинсгаузен понял, что в этом месте пройти дальше на юг не получится, и повернул обратно; то же самое сделал шедший следом на «Мирном» Лазарев. Вечером того же дня он, прибыв на «Восток» по приглашению Беллинсгаузена, сообщил начальнику, что останется без дров, если плавание в полярных водах будет продолжаться.

Тем не менее, на следующий день вновь направились к югу. Эта попытка тоже «провалилась»: льды встретились им даже раньше, чем в предыдущий раз, но едва ли не бóльшие проблемы создавал своим постоянством пресловутый восточный ветер.

Убедившись на собственном опыте в справедливости выводов Кука, Беллинсгаузен отступил на север и прошёл немного к востоку в более низких широтах, где ветра благоприятствовали этому, но уже 11-го опять взял южнее. Плавучие льдины и айсберги не замедлили появиться; ледяных полей, правда, видно не было.

А 18 февраля с того же востока пришёл страшный шторм.

Фаддей Фаддеевич убедительно воспроизвёл на страницах своей книги ощущения людей на борту маленького судна, бессильных перед яростью всемогущей стихии:

«…неведение о льдах, буря, море, изрытое глубокими ямами, величайшие подымающиеся волны, густая мрачность и таковой же снег, которые скрывали всё от глаз наших, и в сие время наступила ночь; бояться было стыдно, а самый твёрдый человек внутренне повторял: “Боже, спаси!”»

Буря отнесла шлюпы далеко к северу, и только 21 февраля ветер позволил плыть туда, куда было нужно, т.е. на восток. До 27-го шли этим курсом между 62-й и 63-й параллелями, ежедневно встречаясь с льдинами и айсбергами разных форм и размеров; с 27-го по 1-е марта суда опять сносило к северу юго-восточным ветром, после чего плавание к востоку возобновилось возле 60-й параллели.

Со 2 (14) по 7 (19) марта путешественникам довелось наблюдать удивительное, характерное исключительно для высоких широт Севера и Юга природное явление: сияние ночного неба. Астроном И.М.Симонов, пожалуй, лучше всех своих товарищей по плаванию описал этот «праздник красок и огней»:

«Сначала на южной стороне неба замечены были 3 столба света Млечного Пути, или хвоста большой кометы: блеск их то ослабевал, то опять разливался по небу рекою, имея направление к зениту, близ которого верхние концы столбов иногда загибались, как будто увлечённые движением ветра; иногда светлые столбы вдруг принимали вид дуги, но вскоре дуга исчезала, опять появлялись столбы, и такие изменения беспрестанно повторялись до тех пор, как небо покрылось облаками; но в следующие ночи явление было ещё сильнее и представляло поразительное зрелище. Из бледных столбов и дуг вытекали большие кисти света, заключающие в себе многие радужные цвета, и в особенности светло-розовый, бледно-зелёный и светло-фиолетовый. Эти кисти длинными тонкими струями бегали параллельно самим себе по всему небосклону, переливаясь различными огнями, и покрывали всё видимое пространство небесного свода. Каждая игра явления продолжалась 10 минут, потом исчезала, оставляя на небе светлые столбы или дуги, и почти через 10 минут с новою силою опять повторялась. Небо горит и уже недалеко, говорили матросы. И в самом деле, небо как будто воспламенялось. Никакие потешные огни не могут сравниться с этим явлением ни светом, ни яркостью цветов, ни быстротою движений, ни пространством, объятым переливами сияния».

Рисунок 34. Южное полярное сияние. Художник П.Н.Михайлов

У Ф.Ф.Беллинсгаузена сказано: «Свет был так велик и обширен, что от непрозрачных предметов была тень, подобно как во время дня, когда солнце закрыто облаками; можно было без труда читать самую мелкую печать».

Но нечасто антарктические небеса баловали путешественников великолепными картинами. Крепкий ветер, закрывающие небо тучи, туман и снег были их почти постоянными спутниками, а изморось сильно сказывались на состоянии жилых помещений — особенно на «Востоке», который, как мы помним, был, в отличие от «Мирного», построен из сырого леса⁴¹.

«От долговременных беспрерывно сырых и холодных погод, снега, слякоти, пасмурности и бурь сырость распространилась в шлюпе повсюду…, — писал Беллинсгаузен. — Чтобы предупредить дурные от таковых обстоятельств последствия, я приказал развести в печках огонь для просушки в палубах, где жили нижние чины, а офицерские каюты просушивали калёными ядрами. Во время сильной бури употреблять сию меру для отвращения сырости было бы опасно».

Ещё больше беспокоила обоих командиров управляемость судов. Выше рассказывалось, как шлюп «Мирный» однажды ударился об айсберг из-за того, что плохо слушался руля. Михаил Петрович Лазарев видел причину этого единственного, по его мнению, недостатка «Мирного» в «излишней полноте в кормовой подводной части». У «Востока» же дефект обнаружился в самом рулевом устройстве. На протяжении всего плавания Беллинсгаузена, по его словам, тревожила ненадёжность румпеля. 27 февраля взялись за починку последнего, «но при осмотре, когда стали вынимать, к удивлению нашему, половина конца от гнилости осталась в руле, надлежало сколь можно скорее вставить запасный румпель. Нужные железные вещи не все приходились к оному. Неблагонадёжность румпеля, столько нужного для безопасности судна, доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы и человечества, подвергал нас гибели. При сём не могу умолчать, что я в продолжение службы нередко был свидетелем неприятных объяснений морских офицеров с корабельными мастерами об отпускаемых на суда ненадёжных вещах».

На угрозы, возникавшие из-за конструкционных недостатков судов, накладывались риски, порождаемые погодными условиями. В том же рапорте Беллинсгаузена читаем: «… паруса и снасти в сие время по большей части были обледеневшими, отчего и управление самим судном не токмо тягостно, но и весьма затруднительно».

Наконец, вспомним о том, что с самого начала было «головной болью» командиров — неравенстве в скорости хода шлюпов.

Одним из основных требований инструкции к начальнику эскадры было не допускать разлучения судов в пути. Чтобы тихоходный «Мирный» мог угнаться за быстроходным «Востоком», последнему почти всегда приходилось нести малое количество парусов или брать рифы (т.е уменьшать площадь парусов с помощью специально для этого продетых сквозь них поперечных верёвок), а первому, наоборот, ставить все, какие возможно, паруса, а нередко даже использовать добавочные.

Запись Ф.Ф.Беллинсгаузена от 2 (14) марта:

«К крайнему моему сожалению, должен был взять все рифы у марселей и идти под сими малыми парусами, дабы шлюп «Мирный» мог держаться за нами… я неоднократно помышлял шлюп «Мирный» вовсе оставить и конечно бы на сие решился, ежели б данная мне инструкция не воспрещала нам разлучаться в больших южных широтах».

Рисунок 35. Шлюп «Мирный». Изображение на советской почтовой марке, посвящённой 145-летию открытия Антарктиды

Учитывая, помимо вышеперечисленного, усталость экипажей от очень многочисленных трудностей, а также приближение зимы в Южном полушарии, Ф.Ф.Беллинсгаузен 4 (16) марта принял решение покинуть на время антарктические воды и идти в Австралию, в Порт-Джексон, т.е. Сидней. Но как пояснял он всё в том же рапорте, «дабы и сие плавание учинить полезным для мореплавателей или гидрографических сведений, я рассудил обозреть великое пространство моря по широте на 10° и долготе на 50°, никем ещё не посещаемое, заключающееся между путями капитанов Кука и Фюрно⁴²».

Когда в тот же день оба шлюпа легли в дрейф, и матросов послали в ялах собрать в бочки «на воду» осколки большой льдины, Михаил Петрович Лазарев приехал на «Восток». Фаддей Фаддеевич изложил ему свой план, в соответствии с которым переход до Австралии корабли должны были совершить порознь. Лазареву на «Мирном» надлежало плыть на 2,5 или 3° южнее пути Тобиаса Фюрно; вблизи от 135° восточной долготы выйти на параллель 49°30’ и следовать по ней до обозначенного на карте знаменитого английского географа А.Эрросмита острова Компанейского, а осмотрев последний и воды между ним и южной оконечностью Вандименовой Земли (о-ва Тасмания), отправиться в Порт-Джексон на встречу с «Востоком». Сам же Беллинсгаузен на своём шлюпе намеревался идти севернее пути Кука (также 2-мя с половиной или 3-мя градусами) и в случае обнаружения острова Компанейского, описать его. Поскольку на «Востоке» людей было больше, чем на «Мирном», начальник эскадры затребовал к себе на борт священника, чтобы при наступлении Великого Поста дать возможность членам своего экипажа «исполнять обязанности христиан».

5 (17) марта приступили к осуществлению плана Беллинсгаузена. «Чрез телеграф (семафор — А.Л.), при семи пушечных выстрелах, я велел шлюпу «Мирный» идти в повеленный путь, пожелал ему всех возможных успехов и назначил местом соединения Порт-Жаксон». «Мирный» ответил флагману 20-ю выстрелами и аналогичными пожеланиями.

9 (21) марта «Восток» попал в жесточайший шторм. Ветер начал усиливаться ещё накануне, и в полночь пришлось убрать все паруса, кроме зарифленного грот-марселя и штормовых стакселей⁴³. В 2 часа лопнул поддерживающий грот-стаксель фал (канат): парус быстро убрали и подняли новый, но дальше было хуже. Беллинсгаузен подробно описал события той кошмарной ночи и последовавшего утра:

«В 5 часов вдруг порвало грот-марса-шкот, грот-стаксель — и бизань-стаксель-шкоты; положение шлюпа нашего могут себе представить только те, которые подобное испытали. Хотя марсель убрали скоро, равно и стаксели спустили, однако они к употреблению уже были совершенно негодны; устоял один фок-стаксель. Я приказал скорее [его] спустить, дабы иметь хоть 1 парус на всякий случай. Ветер ревел; волны поднимались до высоты необыкновенной; море с воздухом как будто смешались, треск частей шлюпа заглушал всё.

Мы остались совершено без парусов, на произвол свирепствующей бури: я велел растянуть на бизань-вантах несколько матросских коек, дабы удержать шлюп ближе к ветру. Мы утешались только тем, что не встречали льдов… Наконец в 8 часов с баку закричали: «Льдины впереди!»; сие извещение поразило всех ужасом, и я видел, что нас несло на одну из льдин; тотчас подняли фок-стаксель и положили руль на ветр на борт; но как всё сие не произвело желаемого действия и льдина была уже весьма близко, то мы только смотрели, как нас к оной приближало. Одну льдину пронесло под кормою, а другая находилась прямо против средины борта, и мы ожидали удара, которому надлежало последовать; по счастию, огромная волна, вышедшая из-под шлюпа, отодвинула льдину на несколько сажен и пронесла у самого подветренного штульца (боковая наделка — А.Л.). Льдина сия могла проломить борт или отломить руслень (площадку на борту, служащую для отвода вант — поддерживающих мачты снастей стоячего такелажа — А.Л.) и свалить мачты».

В 11 часов большая волна ударила в конец бушприта и повредила крепление присоединённых к нему такелажных тросов (бакштагов). Матросы под руководством старшего офицера капитан-лейтенанта Завадовского сумели быстро устранить повреждение и тем самым удержать на месте бушприт и мачты.

В 2 часа пополудни ветер немного поутих, но ещё и 10-го после полуночи шторм продолжался, «сопровождаем дождём и снегом:… шлюп находился то в прямом положении, то на правом и левом боку; весьма неприятно было видеть движение частей шлюпа и слышать, как они трещали». Только вечером того же дня буря прекратилась.

13 (25) марта прошли мимо нескольких айсбергов: «один был вышиною в 250 футов (76 м — А.Л.); на краю его стоял льдяной столб наподобие обелиска. В 8 часов в широте 57°33’ прошли льдину; она имела вид сопки и была последняя, которую мы встретили на пути к Порт-Жаксону».

Ф.Ф.Беллинсгаузен упоминает о происшествии, имевшем место 21 марта (2 апреля). В 10 часов утра от большого волнения на море судно резко легло на бок, «и его так сильно толкнуло, что священник, беседуя в кают-компании, не удержался на ногах. Штурман Парядин, желая ему помочь, по неловкости своей, вместе с ним свалился и ударился головой о продольную переборку в кают-компании, прошиб переборку (! — А.Л.) и проломил себе голову. Священник был счастливее, ибо упал на штурмана и, вставая, удивился, что видит его лежащего на полу. Лекарь Берх подал скорую помощь, однако ж господин Парядин не прежде прибытия нашего в Порт-Жаксон совершено выздоровел».

На следующий день, держа курс на северо-восток, миновали место, где на карте Эрросмита располагался остров Компанейский — по выражению Беллинсгаузена, шли прямо «чрез упомянутый остров и, держась одним курсом до 5 часов вечера ещё 17 миль», т.е. 31,5 км. «Я полагал также встретить шлюп «Мирный» которому надлежало идти сим же местом, но острова не видел, а шлюпа не встретил. Ежели широта острова Компанейского неверно определена, то в настоящую погоду легко можно пройти мимо, и потому с 5 часов вечера к ночи я взял курс к южной оконечности Вандименовой Земли… Остров Компанейский предоставляю сыскать тому, кто счастливее меня в подобных поисках».

27 марта (8 апреля) в 7 часов утра на западе показались берега Новой Голландии (Австралии). С наступлением хорошей погоды моряки оживились; с энтузиазмом готовились к встрече праздника Пасхи, постирали, почистили и вывесили для просушки свою одежду.

В первый день Пасхи все надели летнее чистое праздничное платье; после заутрени и молитв матросы разговлялись куличами. Противный ветер задержал «Восток» перед самой гаванью Сиднея, но на настроении офицеров и матросов это почти не сказалось: по свидетельству Беллинсгаузена, 29-го «все наслаждались прекрасною погодою, шутили, играли и забавлялись, выносили наверх платье, книги, карты и проч.,… вытирали стёкла в зрительных трубах, дабы яснее видеть приметное на берегу; одним словом, все находились в приятной деятельности, а, напротив того, только 3 дня тому назад никто не выходил наверх без должности…».

Вечером из Порт-Джексона прибыл на лодке лоцман. На вопрос офицеров «Востока» о шлюпе «Мирный» он отвечал, что такой корабль сюда не приходил. Это встревожило начальника эскадры, но по зрелом размышлении он успокоил себя предположением, что Лазарев в штормовую погоду чаще обезветривал паруса, «дабы не пройти какой-либо ещё неизвестный берег».

Открывшаяся панорама порта и окрестностей буквально очаровала Фаддея Фаддеевича:

«Зеленеющие берега Порт-Жаксонского залива, обросшие лесом, местами красивые долины и желтеющий песок в малых заливах казались нам превосходными видами после столь продолжительного облачного, единообразного горизонта, на котором разбросаны были льды, омываемые свирепыми волнами, и где голодные бурные птицы, рассекая воздух, ищут себе пищи. В сей мрачной суровой стране кажется, будто сердце человеческое охладевает,… человек бывает пасмурен, задумчив, некоторым образом суров и ко всему равнодушен, но, напротив, под чистым небом и благотворным влиянием всё оживляющего светила, взирая на разнообразные красоты природы, наслаждается её дарами и чувствует всю их цену».

Рисунок 36. Порт-Джексон. Конец ХVIII в

В заливе шлюп встретил комендант порта мистер Пайпер; он был очень любезен и предложил русским гостям стать на якорь на рейде непосредственно напротив города, что и было сделано 30 марта (11 апреля) 1820 г в 11 часов утра. К тому моменту и со времени выхода из Рио-де-Жанейро «Восток» пробыл под парусами 131 день.

Во всё время стоянки русских в Порт-Джексоне английские власти в лице Пайпера и губернатора колонии генерал-майора Маквари всячески заботились об удобстве наших моряков и оказывали им необходимую помощь. Так, уже 31-го (12 апреля) на берегу, с разрешения губернатора, оборудовали обсерваторию, и И.М.Симонов начал устанавливать там астрономические приборы. В Австралии учёный ежесуточно производил наблюдения истинного полдня по положению солнца, а ночью — прохождения через меридиан звёзд Южного полушария. Но если ночные наблюдения Иван Михайлович осуществлял лично (они были особенно важны, т.к. после астронома де Лакайля на мысе Доброй Надежды никто больше в Южном полушарии их не делал), то днём он поручил замерять время по хронометрам своим помощникам — двум подштурманам и унтер-офицеру артиллерии. Рядом с обсерваторией поставили палатку, в которой разместили баню. Воду разогревали в сложенной из чугунного балласта печке и при помощи калёных ядер, а чтобы пар не выходил сквозь парусину, снаружи закрытую палатку непрерывно обливали водой из брандспойтов.

Утром 7 (19) апреля, во время прогулки по берегу верхом вместе с губернатором Маквари, Беллинсгаузен и Завадовский, к своей большой радости, увидели лавировавший в заливе шлюп «Мирный». Около полудня противный для него ветер сменился благоприятным, и вскоре корабль уже стоял на якоре рядом с «Востоком».

О том, как проходило плавание «Мирного» до Порт-Джексона, известно из донесения Лазарева Беллинсгаузену, которое последний целиком приводит в своей книге.

Как мы помним, 4 (16) марта, т.е. в день совещания командиров шлюпов перед расставанием, матросы с «Мирного» занимались сбором льда, который Лазарев рассчитывал употреблять, растапливая, в качестве пресной воды. По возвращении Михаила Петровича со шлюпа «Восток» он, к своему величайшему огорчению, увидел, что привезённый лёд был дрябл и насыщен солёной водой. Даже после того, как лёд этот 4 с половиной часа пролежал на палубе, с тем, чтобы морская вода вытекла из него, солёный вкус не исчез.

«И так, — констатировал Лазарев, — мы принуждены были выбросить столько льду, что наполнили бы оным 20 бочек средней руки. Я сожалею о сём, не потому, однако, чтоб мы в пресной воде нуждались, ибо при умеренном употреблении довольно бы нам было ещё месяца на 3, невзирая, что на шлюпе все пили, сколько хотели;… я сожалел о негодности льда потому, что самая работа в набирании оного сопряжена всегда с немалым затруднением и употребляемые к сему делу матрозы, перемокнув в холодной воде, нередко подвергались простудам. Добытая из льда вода полезна на судах для того, что сохранение здоровья служителей много зависит от опрятности тела и чистоты их белья… Обстоятельство сие послужит примером на будущее время, что не всякий лёд, в море взятый, может быть в скорости годен к употреблению, но именно только тот, который крепок и ещё недавно от больших льдин отломился».

Первые признаки того шторма, который обрушился на «Восток» 9 марта, на «Мирном» заметили ещё 7-го, а в час ночи 8-го буря разразилась по-настоящему. «Около двух часов шторм продолжался с ужасной свирепостью, — говорится в донесении М.П.Лазарева, — и новый наш фок-стаксель изорван в мелкие куски. Я уверен, что никакой штормовой парус… не мог бы противостоять силе сего ветра. Но гафельные трисели⁴⁴, которые, по предложению моему, сделаны в Кронштадте, во время сего шторма всеми рифами зарифлённые, стояли совершенно безопасно. Преимущество их против обыкновенных штормовых парусов видели мы довольно ясно, а потому весьма бы полезно было ввести в употребление в нашем флоте ежели не оба, то по крайней мере грот-трисель… Приятно было видеть, что шлюп наш в шторм при чрезвычайно сильном и неправильном волнении так крепок, что малая течь, которую обыкновенно мы имели, стоя в тихий ветр на якоре, по 2 дюйма (5,08 см — А.Л.) в сутки, нисколько не прибавлялась. Сим обязаны мы деятельному присмотру в Кронштадте при килевании и скреплении шлюпа. Какова была у нас килевая качка (которая, без сомнения, главнейшая причина расслабления членов у судов), можно судить по великому множеству морской травы, коею гальюн⁴⁵ наш при рассвете был наполнен, и вероятно, что при всяком ударении носом трава попадала через поручни,… ибо нижняя часть гальюна так хорошо заделана, что не выбито ни одной перекладины. При всём том качка была плавная, и бушприт изредка воды касался, тогда как мне известно, что многие большие суда теряли бушприты свои от волнения, которое, так сказать, смывало оные».

Именно это, как мы помним, чуть не случилось с «Востоком», да и вообще интересно сравнить данный фрагмент с рассказом Беллинсгаузена о поведении его корабля в такую же погоду: «треск частей шлюпа» и т.п. «Сие доказывает некоторым образом, — заключает М.П.Лазарев, — что шлюп «Мирный», кроме многих удобств для груза и покойного помещения как для офицеров, так и для служителей, имел ещё качества доброго морского судна».

9-го, когда «Восток» еле выдержал удар стихии, в районе плавания «Мирного» было как раз поспокойнее, но побежавшие по небу около 6 часов вечера облака насторожили Лазарева, и он приказал убрать все паруса, кроме грот-марселя и тех самых зарифлённых триселей. 10-го в 6 утра шторм грянул с новой силой, и грот-марсель тоже убрали. Даже когда ветер стих и (в полдень) показалось солнце, по морю по-прежнему ходили высокие волны. «Я не помню, чтобы мне случалось когда-либо видеть такое большое и такой чрезмерной высоты волнение, — признавался Лазарев. — Казалось, что при погружении судна с волны вниз, хребты высоких гор окружали нас со всех сторон… Вскоре после полудня с марса увидели льдяной остров к SO... Можно сказать, что великое счастье сопутствовало нам в продолжение сих бурь, ибо мы не встретили ни одной из льдяных громад, которые могли быть для нас бедственны, а теперь упомянутый остров показался уже тогда, когда равноденственных ветров… сила уменьшилась. Шлюп «Восток», по моему мнению, был в опаснейшем положении, ибо, ежели капитан Беллинсгаузен находился тремя градусами нас южнее, вероятно, он мог встретить льды, о коих я не один раз вспоминал с чувствами великого беспокойства».

Рисунок 37. В штормовом море

Шторм удалил «Мирный» почти на градус к югу от района, куда рассчитывал выйти Михаил Петрович. 17-го (29-го) установилась перед полуднем и стояла весь день ясная погода. Ею воспользовались для просушки одежды матросов и проветривания жилой палубы, где долго нельзя было ни топить камельков, ни открывать люков из-за сильной качки и вливавшейся потоками воды. От холода и сырости у некоторых матросов появились было симптомы простудной лихорадки и ревматизма. Однако стараниями медика Н.Галкина обострения и распространения этих заболеваний удалось избежать. «Он (Галкин — А.Л.), при обширных познаниях, отличался неусыпным старанием, неутомимыми трудами и крайнею заботливостью о сохранении здоровья всех служащих на шлюпе; я приношу ему изъявление чувствования совершенной моей благодарности, которая навсегда сохранится в сердце моём», — заявил командир «Мирного»: по его словам, 17 марта «всё приняло хороший вид, и больных на шлюпе не было».

21 — 23 марта Михаил Петрович занимался поисками острова Компанейского, якобы открытого испанцами, но у него получилось не лучше, чем у его начальника. 22-го в 18.30 достигли точки, в которой этот остров (Company’s Island) был обозначен на вышеупомянутой английской карте, да ещё с двумя меньшими островами, прилегавшими к нему с запада (широта 49°39’ южная, долгота 142°47‘ восточная) — и не обнаружили ничего, кроме водорослей и летающих в небе поморников. Решив проверить, не свидетельствуют ли эти растения и птицы о близости берега, продвинулись утром 23 марта (4 апреля) к востоку ещё на 2,5 градуса, но так и не увидели никакого острова. После этого Лазарев оставил поиски и пошёл к Вандименовой земле. Он с самого начала не верил, что злополучный остров удастся отыскать, потому что знал, с какими ошибками указывали испанские мореплаватели прошлых веков координаты даже действительно найденных ими земель, а реальность открытия острова Компанейского как минимум вызывала сомнения.

После того, как 27 марта миновали берега Тасмании (Вандименовой земли), их периодически задерживали то штили, то противные ветра. Австралийский берег «усмотрели» на рассвете 2 (14) апреля — это был мыс Георгия рядом с заливом Джарвиса. И тут выяснилось, что за последние сутки «Мирный» был отнесён на 37 миль (68,56 км) к югу противодействующим течением. Ночью, пережидая штиль напротив оконечности, названной обнаружившим её капитаном Куком Красной, видели на берегу огонь, «вероятно, — предположил Лазарев, — разведённый дикими новоголландцами (аборигенами Австралии — А.Л.), ибо в сих местах не было английских селений».

«Переменные тихие ветры, штили и течение, действовавшее к югу, причиною, что мы достигли к Порт-Жаксону не прежде ночи 6-го числа (18-го — А.Л.), — сообщал в донесении Михаил Петрович, — и тогда,…при сделавшемся безветрии, положили якорь во внутренности залива на глубине семнадцати сажен (31,11 м — А.Л.), грунт был белый песок… В 8 часов следующего утра при NW ветре и приливе снялись с якоря и лавировали в заливе до двух с половиною часов пополудни; внезапно переменившийся ветр доставил нам удовольствие вскоре бросить якорь вблизи шлюпа «Восток»…»

Приходом «Мирного» в гавань Сиднея завершился 1-й этап русской антарктической экспедиции. Главнейшая её цель была уже достигнута, но поскольку на кораблях об этом не знали, а если кто и догадывался, то не вполне доверял своей интуиции, наши исследователи готовились к новому «вояжу» в южные полярные моря.