Одержимость справедливостью

Уже через час мы были в поле. Девчонки рылись в грязи, подбирая картошку, оставшуюся от картофелеуборочного комбайна, и складывали в вёдра, а парни эти вёдра таскали к трактору. А после обеда меня с Димкой перебросили грузить картошку в новенький грузовик, с длиннющим прицепом. Сказали, что влезет двенадцать с половиной тонн картошки, и нам это надо загрузить. Крутились ещё какие-то люди, помогали, а бригадир погонял, чтобы закончили до темноты. Шофёр грузовика сидел тут же, наблюдал процесс. Мужчина в годах, солидный, убелённый сединой. Рядом с ним стоял ящик с каким-то дешёвым пойлом, которое предлагалось всем желающим участникам погрузки. Это было несколько необычно, и настораживало. Вино и водка, в рацион прибывших на уборку картошки студенческих отрядов, не входили. За это даже наказывали. А тут, пожалуйста. С погрузкой управились быстрее, чем ожидалось. К концу, все вокруг едва ноги волочили, кто от усталости, а кто от пьянства. Бригадир едва стоял на ногах. Меньше других был пьян шофёр, он хоть и пил, но тяжести не таскал. Наоборот, у него развязался язык, и он искал собеседника.

— Труд, это счастье, труд, это радость, — сказал Димка, плюхнувшись рядом с шофёром. Похоже, он тоже дозрел, наконец, до того, чтобы отведать пойла, которым всех потчевал шофёр.

— Правильно говорите, молодой человек, — отозвался шофёр, — труд, это — счастье! Только, от него растёт горб, и выпадают зубы.

— За двенадцать тонн картошки, одного ящика портвейна, мало! — заявил подошедший бригадир и тут же упал, и сразу вырубился.

— Умаялся человек, — сочувственно сказал шофёр, — работает тяжело. Не переживай товарищ, будет тебе ещё ящик портвейна.

Димка остался выяснять, почему за погрузку дают вино, а я пошёл домой. Меня ждала Роза, сегодня она принадлежала мне.

— Слава труженицам полей! — девчонки-дуры, в мою сторону даже не посмотрели, делали вид, что меня нет.

А я и не навязывался. Пока пили чай, я всё думал, как подкатиться, как начать контакт, если не реагируют даже на мои шутки. Эх, надо было бутылку того пойла прихватить. Как же это я не подумал.

На улице уже полностью стемнело. Единственная лампочка под потолком тускло мерцала, даже книжку не почитаешь. Была ещё свеча. Попытался читать, но никого настроения не было. Девчонки затихли, я тоже лёг и сразу вырубился. Но вскоре проснулся. С Розой надо было что-то решать, а то Димка завтра засмеёт. Выпуклая попка не оставляла в покое. Подумал, какая ей разница, чем я хуже Димки и решил поговорить с ней прямо сейчас. Я тихонько залез на печку и лёг рядом. Роза спала лёжа на животе. Она не возражала, только буркнула, что хочет спать. Я хотел объясниться и стал шептать ей в ухо, — Роза…, Роза…. Она молчала. Тогда я погладил её по спине и положил руку на ту самую выпуклую попку.

— Дима? — она повернулась ко мне, прислушивалась, вероятно, со сна, — кто здесь? Дима это ты?

— Да, это я, Дима, не пугайся.

— Отвали, урод! — она взвизгнула и стала толкаться локтями и коленями, — я буду кричать! Уйди урод!

— Успокойся, Роза, успокойся, я ничего тебе не сделаю, — шептал я, но она продолжала толкаться.

Я отодвинулся и сел, чтобы она перестала визжать. В этот момент она сильно ударила меня ногой, вязаным носком, прямо в лицо. Носок был грязным, она ходила в нём по избе, вместо тапочек. Я не удержался и слетел с печки, больно ударившись при этом скулой о скамейку. Хорошо, что зубы не выбил.

— Только подойди, урод! — шипела она сверху.

— Кому ты нужна, дура набитая! — почему «урод», почему она меня уродом зовёт? Я даже очки не ношу. Чем Димка лучше меня?

Усталость, наконец, сделала своё дело, и я заснул тяжёлым сном. Утром Светка растолкала к завтраку. Девчонки уже успели сварить на керосинке кашу из концентрата. Вспомнив ночное происшествие, я невольно избегал их взглядов. А Светка, как нарочно, крутилась перед носом и лезла в глаза. Мне казалось, что она заигрывает, что немало удивило. Было не похоже, чтобы она издевалась. Но как только Светка вышла, и мы с Розой остались одни, она вдруг сказала:

— Вот что Дима, если я узнаю, что ты сплетничаешь, я скажу, что ты хотел меня изнасиловать. Вылетишь из училища! Понял?

— Ты не права, я только хотел….

— Я знаю, что ты хотел. Заткнись, понял? — её чёрные глаза сверкали злобой.

Я понял, что меня разыграли. Они сговорились, чтобы подставить меня. Когда только успели. И не сделаешь ничего.

— Привет ребята, — в дом ввалился Димка, — каша ещё осталась? Жрать хочу! Со вчерашнего дня ничего во рту не было.

— Жрите, пожалуйста! — вместе с Димкой вернулась Светка, и отдала ему свою кашу. Она снова нагло стрельнула глазами в мою сторону.

— А откуда это у тебя такой фингал под глазом? Вчера вроде не было, — ляпнул Димка продолжая жрать свою кашу.

— Какой ещё фингал? — внутри меня всё сжалось. Вспомнил, как налетел ночью на скамейку, когда Роза, дрянь такая, меня с печки столкнула. Подскочив к облезлому хозяйскому зеркалу, что висело на двери, я увидел на щеке под глазом, здоровый синяк. Вот оно, доказательство «изнасилования». Не спрячешь, все будут спрашивать. Сейчас Роза всё ему расскажет. Исподтишка я посмотрел на девчонок, они делала вид, что не слышат. Может, Димка уже знает…. Наверное, смеются надо мной, когда отвернусь. Развели, как лоха.

— Чего застыл? Заканчивай с кашей, — Димка жрал, как ни в чём ни бывало, — опоздаем. Нам вдвоём снова на погрузку, утром придёт другой такой же грузовик. Председатель колхоза мне лично сказал. Приезжал вчера, а бригадир, в стельку.

Мы топали по грязи пару километров, а когда пришли, никакого грузовика ещё не было. И вообще никого не было.

— Ну, как там, с Розой разобрался? — от скуки спросил Димка.

— Ай, знаешь, я посмотрел. Потаскушка она обыкновенная. Пропал интерес.

— Ну, ты даёшь, вчера был влюблён, а сегодня она, значит, потаскушка? Быстро ты. С чего это?

— Ну сказал же, чего спрашиваешь? Тебе нравиться? Балуйтесь, мне наплевать, — не мог же я сам рассказывать ему, как она меня грязным носком, в лицо!

— Я бы на твоём месте к Светке присмотрелся, мне кажется, она на тебя как на буфет прёт, а ты не замечаешь. И совсем она не плоская. Хорошая девчонка.

Да ладно, что же ты сам на неё не полез, засранец, — подумал я про себя. Сочувствует сволочь. Себе Розу, а мне эту мымру, — ну, и где грузовик? — я хотел сменить тему.

— А с грузовиком, тут интересно, — Димка хитро улыбался, — картошку-то, воруют.