Морской курорт

— То есть вы хотите сказать, что это не починить.

— Ну так я не говорил, поэтому не надо тут.

— Не надо тут? Вы о чем? А как надо? Вы же говорите, что…

— Что машина в плачевном состоянии и только всего.

— Только и всего? А можете расшифровать для меня, что означает это на вашем языке.

— А вы что не местный?

— При чем тут это?

— Ну я думал, что мы сейчас на одном языке говорим.

— А вот мне интересно, что такой умный и остроумный человек забыл в занюханном автомобильном салоне? Ах, да, он просто сраный механик, который чинит машины. Ну что, сраный механик, починишь машину?

— А если я этого делать не буду, мажорик, то что? Купишь этот сервис и уволишь меня?

— Какой же ты кусок…

— Кееен.

— Марки, матерь божья, я уж думал, что ты все, откинешься.

— Ну да, скорую же вызвать нельзя.

— Слышь, сраханик, еще слово вякнешь, ты будешь в плачевном состоянии.

— Так и будешь трепаться или уже к делу перейдешь, форбсик?

— Кен, пожалуйста, давайте прекратим это? Марку действительно нужна помощь, я поймала сигнал и вызвала врачей, но я не знаю, сколько они будут ехать. Он пришел в себя?

— Спасибо, Хелен. Не знаю, наверное, но нас он точно слышит.

— Откуда ты знаешь?

— Я наркоман с большим стажем, я как был в таком состоянии, так и видел таких со стороны. Когда они приходят в себя после жесткой отключки. Смотри, если щелкнуть у него над ухом, то у него дергается глаз. Это значит, что на звуки он реагирует хорошо.

— Какая-то сомнительная гипотеза.

— Да нет, правда, смотри, сейчас у другого уха пальцами щелкну.

— И это будет последнее…

— Марки?

— Что ты сделаешь ими.

— Ах, ты чертенок. Я же говорил, что он нас слышит. Есть польза от моего прошлого. Как ты, братишка?

— Где мы?

— В какой-то сраной дыре со сраным механиком, который не хочет починить нашу машину.

— Что с ней?

— С машиной то? Ну она… в плачевном, мать его, состоянии.

— Почему?

— Потому что так физика устроена в нашем мире.

— Может уже нормально скажешь?

— Да в этих потемках ни черта не видно.

— Ты в кого-то въехал?

— Не в кого-то, а в сраного оленя. Я фигею с них, я думал это просто шутки, что их часто сбивают, а они реально прям под машину бросаются, суицидники чертовы.

— Олень?

— Ну да, олень, махина такая с рогами. Он нам весь перед разворотил.

— А со мной что?

— Я не врач, Марк… может ты после своей больничке такой хилый, а может ударился сильно. Это явно вопрос не ко мне. Сейчас врачи приедут и у них спросишь.

— Мы много проехали?

— Ну да, порядком, но я вот даже не знаю, насколько задержимся тут. Тачку нужно серьезно чинить, но ждать мы этого точно не будем, тем более с таким сраным механиком.

— Вызовешь новую?

— Ну да, не ждать же нам, пока эту починят. Подгонят новую и поедем дальше, подумаешь, не первый раз такая хрень. Ну ладно, Марки, я рад. Что ты пришел в себя, полежи тут чуток, я пойду все же решу проблему с ремонтом и тачку нам вызову, лады?

— Ага.

— Ну и топец!

Топец? Какого хрена это значит? Всегда бесили его идиотские словечки. Откуда он их только берет? Сколько его помню, всегда выдавал какую-то чушь. Постоянно, как ляпнет что-то и потом еще долго отходишь. Но стоит отметить, что меня это немного отвлекло от того, что у меня болит абсолютно все, даже моргать больно. Видимо, я и правда хорошенько влетел в торпеду. Вот только непонятно, почему до сих пор нет скорой помощи, почему они не вызвали ее сразу. Ведь прошло порядком времени, мы уже не посреди шоссе, а в каком-то автосервисе. А если машина и правда в нерабочем виде, то нас отбуксировали сюда. Ох, чертовы вопросы, от них только сильнее начинает болеть голова.

— Он вон там лежит. Он, кажется, сильно ударился, потому что дважды отключался.

Дважды? То есть я еще и какой-то раз не помню? Ох, все веселее и веселее.

— Здравствуйте.

— Вечер добрый, доктор.

— Как вы себя чувствуете.

— Ровно так же, как и выгляжу, очень и очень хреново.

— Ну еще бы… носилки несите сюда и капельницу.

— Еще бы? Вы о чем?

— Еще спрашиваете? Не шевелитесь. Подготовьте шприц и тест.

— А что такое? Вы его увезете? Зачем носилки?

— Вы смеетесь сейчас?

— Нет, нам ехать нужно.

— Ну если нужно, то можете ехать, но вот ваш друг далеко уехать не сможет.

— Почему?

— На грудь его смотрели?

— Будь он симпатичной девчонкой, то только бы туда и смотрел, а так зачем мне туда смотреть?

— Ну хотя бы потому что она у него вся в крови.

— Ну да, я тоже весь в крови, в машину олень влетел, всех нас своими мозгами обрызгал.

— Это его кровь.

— Чего?

— Того, он спереди сидел?

— Ну да, а что?

— А то, что в нем сейчас столько стекла, что впору вместо окна использовать. Чудо, что он от кровопотери еще не умер. Но если вам надо ехать, то, конечно же, задерживать не буду.

— Вы серьезно?

— Сами посмотрите.

— Твою ж!

Встревать в разговор уже нет сил, слова просто не выходят из меня. Самое странное то, что я совершенно не чувствую того, что во мне какое-то стекло и что я теряю кровь. У меня просто странная слабость по всему телу, будто я упал плашмя на бетонный мост. Слова врача и Кена слышны отчетливо, но будто кроме них ничего и не существует. Никаких других звуков, как в пустой комнате.

— Так, как вас зовут?

— Марк.

— Хорошо, Марк, сейчас мы вас переложим на носилки. Будет больно.

— Аааах, ты ж!

— Тише, тише, сейчас мы вас поместим в машину и там вколем обезболивающие.

— А почему до этого нельзя было?

— Чтобы вы не отключились раньше времени. Лучше, если вы будете всегда в сознании.

Хоть эта хрень и на колесах, но я почему-то чувствую каждый их шаг, будто они по мне шагают своими ботинками с очень плотной и тяжелой подошвой. Всегда забавляла одежда простых и честных рабочих, что она недалеко ушла от той же самой военной экипировки. Плотная, но легкая ткань, большая тяжелая обувь, десятки килограммов экипировки сверху. Если это не подсознательная подготовка к тому, чтобы в любой момент пойти маршировать с винтовкой в какую-нибудь восточную страну, то я даже не знаю.

— Марк, слышишь меня? Не отключайся.

— Я тут, просто задумался.

— Ох, дружище, именно этого делать сейчас не стоит. Сначала задумался, потому просто закрыл глаза, чтобы удобнее думать было, а потом думают уже за тебя и о тебе каждое двадцать седьмое число, когда случайно встречаются родственники. Так что давай-ка ты свои размышления отложишь и просто поболтаешь со мной. А лучше все размышления вслух, пожалуйста. Услышал?

— Да, господин врач. Кстати…

— Кларк.

— Кларк?

— Кларк.

— Интересно.

— Что именно?

— Меня мама так хотела назвать?

— Почему передумала?

— Потому что умерла.

— Хреново это.

— Не стоит.

— Чего не стоит?

— Обычно говорят, что соболезнуют или что очень жаль.

— А, ты про это. Не, мне плевать, я же чужой человек. Не знаю ни тебя, ни твою мать не знал.

— Согласен полностью. Примерно так и отвечаю всем.

— Только не говори сейчас, что между нами очень много общего и всякое такое.

— Даже в мыслях не было.

— Врешь.

— Ну есть немного.

— За то долгое время работы на скорой помощи, я повидал таких, которые в, якобы, их самый тяжелый момент начинают во всем видеть знаки и влияние руки судьбы.

— Это не самый.

— Не самый?

— Не самый.

— Что не самый?

— Ну ты сказал, что люди обычно в самый тяжелый момент своей жизни начинают вот этой херней заниматься. Так вот, это мой не самый тяжелый момент.

— Правда? Скажу тебе честно, что я не уверен, что мы тебя довезем.

— Даже, если ты начнешь меня сейчас душить или избивать капельницей, все равно не самый.

— Серьезно? Что же в твоей жизни такого случилось?

— Ну если исключить ту часть, где я год с лишним провел в окружении наркоманов и психов за железными воротами, то даже тогда наберется десяток историй покруче, чем этот дрянной пит стоп. Дело в том, что я из очень состоятельной семьи, а отцу было на меня плевать, вот и приходилось себя как-то занимать, в то время, как всех других детей, папаши учили кататься на велосипеде и пользоваться презервативами.

— Ну и какая история самая жесткая?

— Периодически в моей жизни появлялся один человек, который полностью переворачивает мою жизнь и выводит тусовки и возможность получение кайфа на совершенно иной уровень. Как-то мне приходилось выживать в пустыни три недели, потому что в мой самолет попал бульдозер.

— Кхм… прости что?

— Самый обыкновенный бульдозер, желтый такой.

— Ты серьезно?

— Ну да. Если ты хочешь узнать, откуда он взялся в небе…

— Да неее, ты что, тут все итак понятно.

— Над нами пролетал самолет, который перевозил строительную технику. И вот у них случилась там авария, после чего пошел дождь из фургонов, тягачей, тракторов и так далее. Один из бульдозеров влетел в наш самолет, и мы рухнули в пустыню.

— Интересно узнать, как ты там выживал.

— Да выбирать особо не приходилось. По правилам перевозки, всю технику транспортировали без топлива, поэтому она была максимально бесполезна, кроме как укрытие от солнца и ветра.

— А чем же питался ты там?

— К моему счастью на дожде из тачек авария на том борту не закончилась и в итоге он и сам упал. Когда в моем самолете уже нечего было есть, пришлось идти в сторону крушения второго.

— И там была еда?

— Ну почти.

— Это как?

— Еды на грузовом самолете не оказалось, но к моему спасению там было много работн…

— Эй, Кларк! У нас колесо пробило!

— Вот же черт! Что с запаской?

— Запаску мы утром поставили, в сервис только вечером.

— Ну что ты будешь делать. Как же нам везет сегодня.

— Я свяжусь с диспетчером и вызову нам подмогу.

— Что, не доеду я?

— Доедешь, Марк, не дрейфь. Если не везет нам, это не значит, что тебе тоже. Твое время еще придет, но не сегодня.

— Звучит весьма судьбоносно.

— Звучит весьма по шаблону. Сейчас я тебе свою кровь солью, у нас она одна.

— Я все оплачу потом.

— Если выживешь, конечно.

— Ну да, если выживу, естественно.

Занятно, что мы и правда чем-то отдаленно похожи. Внешность его описать сейчас сложно, потому что я почти ни черта не вижу, только мутные пятна и проблески света повсюду. Но голос, некая манера речи, то как он голосом играет. За время пребывания среди психов после бурных отрывов, я нашел себе такое развлечение, как изучение повадков и манеры речи. Поэтому уже знаю, на что нужно обращать внимание и как это все исследовать. Хотя, если вдруг я действительно тут подохну, то этот мой навык совершенно бесполезен… хотя, даже, если я выживу, то он все равно бесполезен.

— У тебя когда-нибудь умирали люди в машине?

— На вызове, ты имеешь в виду?

— Ну вообще да, но теперь стало интересно и о случаях, где ты просто катался по делам и у тебя кто-то откинулся в машине.

— Умирали.

— Много?

— Много.

— А как часто?

— Часто.

— Когда был последний раз?

— Сегодня… утром.

— Ты такой плохой врач?

— Я такой невезучий врач.

— А почему так случилось?

— Почему я невезуч? Или почему умер?

— Вот, второе. Умер почему?

— Потому что машина очень старая.

— А, это то, про что говорил водила?

— Да.

— Подмога очень долго ехала? Меня тоже ждет это? Ты же говорил, что ваше невезение на меня не распространяется.

— Так уж случилось, что утром в машине не оказалось никого с такой же группой крови, как у того парня. Поэтому я тебе не соврал.

— Даа, тогда мне и правда повезло. Я бы не дождался?

— Ты бы уже давно не смог такие длинные предложения произносить.

Какое-то странное ощущение внутри… возможно, это из-за переливания или это и ощущают те, кто вот-вот скоро откинется. В любом случае я первый раз испытываю такое сильное чувство, которое совсем не хочу испытывать. Даже учитывая то, что я никак не могу найти собственный смысл для своего бытия, я бы хотел сейчас продолжить его искать, а не загнуться в этой старой тачке где-то, непонятно где.

— Кларк, ты офигеешь, они будут через минут пять у нас уже!

— Серьезно? Почему так быстро?

— Говорят, что они были по другому вызову рядом тут!

— Хорошо, я подготовлю все к передачи пока.

— Мое везение в деле?

— Не иначе. Обычно такого не случается.

— А почему так?

— Потому что всем насрать на нас.

— Средства не выделяются?

— А ты выделил? Или кто, по-твоему, их должен выделить? Если ты из состоятельной семьи, как ты сказала, то, мне кажется, у тебя не должно возникнуть таких вопросов.

— Ну да, что-то сглупил. Значит ты меня сейчас передашь другим?

— Ой, Марк, только не грусти. Надеюсь, номер просить не будешь.

— Знал бы ты мою фамилию, то сам бы попросил номерок.

— Марк, далеко не все происходит так, как ты себе это представляешь. У всех людей свой взгляд на абсолютно все, предугадать каждый не возможно.

— Ну статистика показывает другое.

— Хахаха, статистика? А знаешь, чтобы произошло, если бы ты узнал мою фамилию?

— Что же?

— Нихрена бы не произошло, а я сегодня тебе жизнь спас, и далеко не фамилией, Марк. Вот надави рукой тут, я затяну и сейчас мы с тобой распрощаемся.