Арктическая одиссея

5 апреля.

О ужас! Нас оторвало! Сейчас мы находимся на огромном ледяном поле, которое движется в северном направлении, все дальше удаляясь от коренного припая. Как такое произошло? Расскажу все по порядку.

Спали хорошо, крепким здоровым сном. Но ближе к утру, перед рассветом, стали выть собаки. Они разбудили нас. Данилычу пришлось вылезти из своего мешка, чтобы успокоить собак. При нем собаки скулили и вели себя беспокойно. В чем дело? Если бы поблизости шастал медведь, то собаки лаяли бы и рвались бы к нему. Их беспокоило что-то другое. Правда, иногда слышались странные звуки, словно где стреляли: то глухие — в отдалении, то громкие и резкие — поблизости. Так лопается лед, и появляются трещины на нем. Море словно живой организм и по-своему постоянно дышит. Приливы сменяются отливами даже зимой, подо льдом. Происходит сжатие и торошение льда. Во время сильных приливов лед разрывается, образуются трещины, которые иногда тянутся на много километров.

С утра с юга потянул свежий ветерок. Мы не обратили на это внимания, занимались своим делом. За полдня выполнили девять станций. В полдень перекусили, немного отдохнули и снова за работу. Впереди, казалось, совсем близко было видно черное небо, т.е. водное поле, значит, там была открытая вода. Наша работа близилась к концу.

Резко уменьшилась толщина льда. Теперь она не превышала 120 сантиметров. Значит, под нами был более поздний припай, сравнительно молодой лед. На пути встречались небольшие трещины на льду. Одна трещина нас насторожила: она протянулась с запада на восток шириною пять-шесть сантиметров. Тут Данилыч сказал мне:

— Саша, дальше идти опасно. Эта трещина нехорошая, коварная. Здесь может развести лед, разводье будет. Ветер-то в спину нам, с материка. Опасный ветер.

Я понимал тревогу Данилыча, но открытое море было совсем рядом, осталось пройти каких-нибудь три-четыре километра — мы

уже чувствовали его по влажности воздуха. И я стал убеждать Данилыча в противном, что, дескать, за два или два с половиной часа мы обернемся и возвратимся назад, к этой трещине, и что за это время страшного ничего не случится, и что ветер пусть и упругий, но не сильный, всего 10-12 метров в секунду — он с утра такой дует… Меня поддержал Виктор. Уж так нам хотелось побывать у открытой воды, взглянуть на живое море!

Горько на душе людей бывает,

Когда надежда мимо пролетает.

— Ты у нас старший, Саша, тебе и решать. Будем надеяться на благополучный исход, — сдался Данилов.

Будем считать, что ледовый разрез мы закончили, задание выполнено. Разгружаем нарту и к кромке припая едем налегке, — сказал я ребятам.

Так и сделали.

Но мы несколько просчитались: до открытой воды было не три-четыре километра, как предполагали, а приблизительно пять-шесть, и торосистость была приличная. На эту «прогулку к морю» мы затратили полтора часа.

Вот оно — открытое море. По поверхности гуляли невысокие волны, на гребнях волн — белые барашки. Воздух влажный со своеобразным морским запахом. Холодное море. Какое-то чужое, враждебное. И страшное, если разбушуется. Вдали, по северному горизонту, видны сплошные торосистые льды, ледяные поля. Выходит, перед нами было не открытое свободное море, а огромная полынья, которая в любое время может исчезнуть, закрыться плавучим льдом.

Я хотел было записать в рабочий журнал визуальные наблюдения, но Данилыч стал торопить меня:

— Потом все опишешь, Саша, нам надо спешить. Ветер крепчает.

Действительно, ветер заметно усилился. Мы заспешили назад, не пробыв у воды и четверти часа. Ветер крепчал с каждой минутой. Тревожно было на душе. Мы торопились, но продвигались довольно медленно: сказывалась усталость. Устали и собаки. Когда перевалили последнюю гряду торосов — ужаснулись: на месте трещины была видна черная полоса воды. Подъезжаем к своим вещам — перед нами полынья шириною метров шесть-семь. Что делать? Виктор предложил через полынью переплыть, предварительно перебросив необходимые в дороге вещи. Я согласился с Виктором, но с поправкой. Быстро перебрасываем через разводье полешки дров, а их немного, и бур. Остальные вещи упакуем в спальные мешки, завертываем в плащ-палатку и — на нарту. К нарте привязываем веревку-бечеву и ставим ее на край льдины. В нижнем белье, а лучше нагишом, быстро переплываем разводье и сразу же вытягиваем груженую нарту. Развертываем груз, быстро одеваемся и разводим костер. На эту процедуру уйдет не больше пяти минут, а за это время мы не успеем окоченеть. На этот случай у нас есть НЗ — бутылка спирта. Конечно, тяжело и очень неприятно плыть в ледяной воде, но другого выхода у нас нет.

Но Данилыч забраковал мой план.

— Во-первых, я не умею плавать, — обескуражил он нас. — Во-вторых, стронем нарту с грузом в воду — она сразу пойдет ко дну; когда будем вытаскивать, может оборваться бечевка. И мы останемся на льду нагишом. В-третьих, собаки не пойдут в воду.

— Что же ты предлагаешь?

— Я предлагаю перебраться на ту сторону по сухому. Когда отрывается ледяное поле от основного льда, то его разводит, то есть один край отходит, а другой упирается в припай. Нам надо определить этот край.

Мы решили, что нашу льдину разводит с западной стороны, и, захватив с собой самое необходимое, мы двинулись вдоль разводья на восток. Разводье тянулось по ровному полю, но собаки еле плелись, с трудом тащили нарту. Они очень устали, как и мы. К тому же дул очень сильный и холодный ветер. Мы сидели на нарте, каюр шел рядом. Данилыч был выносливее нас.

Проехав с полчаса в восточном направлении, мы наконец убедились, что едем неправильно. Разводье расширялось на глазах, и небо впереди было черное. Повернули назад. Когда дотащились до места, где мы оставили часть груза, сделали пятиминутную передышку. В этом месте разводье было уже вдвое шире прежнего, и теперь о том, чтобы переправиться через него вплавь, не могло быть и речи. Была слабая надежда на западную сторону, и мы двинулись туда. Но скоро разводье свернуло вправо и пошло по торосам. Наш путь преграждали мощные гряды торосов, преодолеть которые мы уже не могли. Собаки валились с ног от усталости. Пришлось вернуться.

Ветер достиг ураганной силы. На месте груза лежал только металлический бур; дрова и палатка отнесены ветром к ближайшим торосам. Среди торосов мы отыскали место, где ветер был значительно тише; с большим трудом установили и закрепили палатку и, не разжигая огня, вскрыли по банке мороженой тушенки, наспех поели и залезли в спальные мешки. А Данилычу еще нужно было накормить собак. Когда каюр закончил свое дело, мы спали.

Ночью проснулись от сильного шума и грохота. Палатка наша трепетала и хлопала от неистовых порывов ветра. Где-то рядом очень громко скрипело, скрежетало и бухало: шло интенсивное торошение, с грохотом ломался лед. Мы освободились от спальных мешков и стали решать, что нам предпринять. Находиться среди торосов было опасно, но здесь была хоть какая-то защита от ветра, и палатка пока еще держалась. Можно бы выбраться на ровное, более безопасное место, но там нам долго не продержаться под ураганным ветром. Решили пока оставаться, где находились, но быть начеку. Привязанные к потягу собаки тоже бодрствовали и беспокойно поскуливали. Было четыре часа утра. Темнота кромешная. Это перед рассветом.

Скоро забрезжил рассвет. Мы не стали терять время, не стали завтракать, вывели собачью упряжку из торосов. Ветер гудел и мешал идти. Быстро светало. Разводье в ширину теперь достигало не менее 500-600 метров и к востоку еще больше расширялось. Но к западу, заметно было, оно несколько сужалось. Значит, там наше ледяное поле упирается в коренной лед, припай. Скорее вперед — на запад! Вчерашняя ровная неширокая полоса вдоль разводья была местами сильно исторошена, и торошение продолжалось: видно было, как шевелились, вставали торчком льдины, громоздясь друг на друга. Двигаться по такому льду было опасно, но нужно и надо было спешить, чего бы это ни стоило. И мы с опаской для жизни перебирались через живые гряды молодых торосов, если не было возможности их обойти. Вот и то место, где разводье отклонялось вправо, и откуда вчера мы повернули назад. Разводье стало значительно уже, ширина его здесь не превышала и двухсот метров. Это обрадовало нас. Крепла надежда, что мы наконец-то вырвемся из ледяного плена. Дорогу нам преграждали несколько гряд старого торосистого льда. Преодолев их, мы ужаснулись. Проклятье! Как же нам не повезло! И если действительно есть на свете Бог, то почему он так жестоко решил нас покарать?! Перед нами было другое новое разводье шириною не менее 25-30 метров, которое почти под прямым углом отходило от разводья, вдоль которого мы двигались, и уходило в сторону моря, на север.

Все. Приехали, ребята, — безнадежно сказал Данилыч, первым увидевший коварную полынью.

Что же нам делать?! — громко, с отчаянием проговорил Виктор, и на глазах его выступили слезы.

Не надо отчаиваться, Витя. Возьми себя в руки, — стараясь казаться спокойным, сказал я, хотя тоже был потрясен увиденным.

Начинался пасмурный апрельский день. По небу плыли низкие рыхлые сплошные облака, по востоку и северу полукружьем небо было черное от водного поля. Торошение заканчивалось. Иногда где-то за полыньей среди припайного льда послышится скрежет или треск разламывающейся льдины, и снова все затихает. Слабел и ветер. Этот ветер, будь он трижды проклят, сделал свое дело: изолировал нас от человеческого общества, засадил нас в такую страшную тюрьму, какой и недругу не пожелаешь.

Мы стояли на своей льдине и молча смотрели на ту сторону, теперь недосягаемое для нас ледяное соседнее поле, которое, теперь с уверенностью можно сказать, примыкало к припаю. Окажись мы на той стороне разводья, и наша жизнь пошла бы по другому руслу. По разводью ходили упругие волны в белых барашках и шлепками бились о ледяные берега. До нас долетали соленые брызги.

— Так что же будем делать, Николай Осипович? — нарушил я тягостное молчание. — Может, это разводье не доходит до большой воды и поля смыкаются?

— Вряд ли. Это разводье сквозное. А, впрочем, давай прокатимся вдоль него. Теперь нам спешить некуда. Два часа пробивались мы сквозь торосы к открытому морю. И пробились. Разводье оказалось сквозным. Только теперь оно было значительно шире, метров до двухсот ширины. Наша льдина удаляется от кромки припая и несет нас куда-то в Ледовитый океан, куда — одному богу известно.

По 10-балльной шкале торосистость нашей плавучей льдины соответствовала примерно пяти баллам, и направление торосов было преимущественно с запада на восток. Используя открытые пространства между торосами, мы без особого труда переехали на восточный край льдины, отыскали подходящее место для стоянки, установили палатку. В море открытой воды почти не было, откуда-то нагнало много плавучего льда. Отдельные льдины достигали несколько сот метров в поперечнике.

Ближе к вечеру каждый из нас занялся своими делами: я — за дневник, Данилыч поехал на южный берег льдины за оставленными нами дровами и буром, а Виктор забрался в спальный мешок: то ли спать, то ли думать горькую думу. Скорее всего, второе.

Ветер приутих: 12-13 метров в секунду, такой не страшен для нашего быта, для палатки нашей… Но то, что он довольно быстро отгоняет нашу льдинку куда-то на север, — уже страшно.

6 апреля.

Проснулись рано, но долго молча лежали в своих спальных мешках-берлогах, и каждый думал о своем. Неопределенность, некоторая растерянность и страх, душевная боль… А что думать? Теперь уже ничего не придумаешь.

Как спастись? Спасение в одном — взять себя в руки, мужественно и терпеливо ждать, что будет дальше, надеяться на случай… Люди попадали и в худшие ситуации. Правда, и наше положение не из лучших. Впереди ожидание, переживание, бездеятельность и голод, самый страшный фактор — голод. Наши продовольственные запасы на исходе. Что осталось — экономить, с сегодняшнего утра — на полуголодный паек. Экономить горючее. И не скулить. Противостоять суровой и капризной стихии, бороться за свою жизнь, бороться до конца.

Вот об этом мы и говорили утром за завтраком.

Днем осматривали свою льдину, в двух местах бурили. Толщина льда 85-90 см. Сравнительно молодой лед. Зона активного торошения, так что находиться на нем небезопасно. Но сейчас у нас нет возможности перейти на более устойчивый паковый лед.

7 апреля.

Сегодня или завтра, как предполагали, мы должны бы возвратиться на полярную станцию. Послезавтра будут о нас беспокоиться, и тревога будет возрастать с каждым днем. Пройдет еще несколько дней тревожного ожидания, и начальник станции пошлет на Шмидт, на имя начальника района, тревожную телеграмму. Вероятно, будет послан самолет на поиски.

Днем от нечего делать слонялись по льдине, больше около открытой воды. Несколько раз видели всплывавшую нерпу, я даже стрелял по одной, но напрасно. Сейчас весной убитая нерпа держится на плаву минуту-другую, а затем тонет. Достать ее нет возможности. Нужна выброска, то есть деревянный, утыканный гвоздями колючий шар на длинной бечевке. Он забрасывается чуть дальше убитого зверя, цепляет его, и туша подтягивается к берегу. Кстати, Данилыч из полена что-то мастерит наподобие выброски. У него нашелся гвоздь, который он загоняет в полукруглую чурку, вытаскивает гвоздь и в отверстие протаскивает кусочек проволоки.

Вчера и сегодня питаемся впроголодь. И собаки на голодном пайке. «Постарайся, Данилыч, выручай своей выброской. Сейчас нам позарез нужна убитая нерпа».

8 апреля.

Охотились на нерпу, но неудачно. Зверь чаще появлялся на поверхности на почтительном расстоянии и был недосягаем для нашей выброски. Данилыч убил нерпу близко от берега (ледяного), не дальше 25 метров. Трижды забрасывал выброску: один раз недолет, дважды деревянная болванка падала около туши зверя, но не зацепила, и вскоре убитая нерпа скрылась под водой. Ближе к вечеру Виктор убил еще одну нерпу на почтительном расстоянии, метрах в пятидесяти от припая, за что Данилыч поругал охотника: зачем без пользы бить зверя.

Во второй половине дня появилось солнце, вскоре небо очистилось от облаков, ветра нет, температура воздуха минус 18 градусов — прекрасная погода.

А на душе тяжело. Тревожно.

9 апреля.

Подстрелили еще одну нерпу, и снова неудача. Она продержалась на поверхности воды меньше минуты и затонула. Нерпа любопытна, но и осторожна. После оглушительных выстрелов из карабинов зверь теперь показывает свою морду из воды на почтительном расстоянии от берега. На нерпу следует охотиться с малокалиберной винтовкой.

Ведем полуголодный образ жизни. Но пока держимся в норме. Собакам труднее. Когда мы поедаем свой скудный продукт, то прячемся от собак в палатку или за палатку. Но их трудно обмануть. В это время они скулят и повизгивают. Они тоже получают всего четверть суточного рациона.

Предполагаем, что наша льдина дрейфует в северо-восточном направлении. Вокруг нее со всех сторон плавучий лед. Теперь от берегового припая льдина ушла на десятки километров, и он едва просматривается в бинокль за плавучими льдами.

10 апреля.

Стоит чудесная погода. На чистом небе — лучезарное солнце. Оно пригревает и слепит. Пользуемся светозащитными очками. С охотой на нерпу ничего не получается. Да ее что-то меньше стало. Пока есть небольшой запас продуктов. А как кончится? Вся надежда на охоту. Постоянно хочется есть. Организм пока держится за счет ранее приобретенных «соцнакоплений».

Есть надежда, что нас будут искать и обнаружат. Сегодня мы присмотрели площадку для посадки самолета. Хорошая площадка. Завтра на ней поработаем, удалим неровности, посшибаем заструги.

Погода хорошая — тихая, солнечная, днем температура воздуха повышается до минус 16 градусов. Подольше бы постояла такая погода!

11 апреля.

Весь день проработали на льду, готовили посадочную площадку. На всякий случай. Снежные заструги стали как бы ледяными — так под воздействием ветра уплотнился снег.

Идет десятый день нашего пребывания во льдах. И, конечно, Василий Петрович забил тревогу, сообщил о нас на Шмидт. Должны же нас искать! Может, и так получится: пока в райцентре начальство раскачается, найдут самолет, а за него надо платить, начнут поиски с запозданием, а благоприятная погода ждать не будет. Сегодня она была солнечная и безветренная, но к вечеру на небе появились облака среднего яруса и уже закрыли полнеба. Резко снижается температура воздуха. Сейчас 9 часов вечера, термометр показывает 27 градусов ниже нуля.

12 апреля.

Утром температура воздуха понизилась до минус 34 градусов. С запада стал надвигаться туман, погода меняется. И весь день в тумане, видимость не превышает трехсот метров.

Ох и тошно проводить время в бездействии да еще голодными! А что поделаешь? Надо привыкать, свыкаться с этим.

13 апреля.

Весь день — туман. Неба не видно. Температура воздуха в полдень 26 градусов.

14 апреля.

Чего боялись, то и случилось. Слышали шум пролетающего немного западнее нашего лагеря самолета, но из-за тумана мы его не могли видеть. Конечно, не видели и нас. Настроение у нас не из лучших. Возможно, нас ищут не первый день. Конечно, туман, что накрыл нас, локальный и занимает незначительную часть территории по сравнению с огромным сектором Восточно-Сибирского моря. И нас ищут в основном на «бестуманной» части ледового пространства. Не найдут и успокоятся. И спишут нас, как без вести пропавших.

Для подкрепления сил и духа сегодня съели двойную норму по сравнению с прошлыми днями, или половину нормального дневного рациона. Так же покормили и собак. Все же мы надеемся на фарт в охоте.

15 апреля.

Туман. Видимость увеличилась до 500 метров. Но небо почти не просматривается. Оно закрыто облаками, солнца нет. Ветра нет, но льдина, чувствуется, не стоит на месте, а движется куда-то на север… с какой скоростью, мы не знаем.

То и дело ходим к открытой воде, надеясь подстрелить нерпу, но ее не видно. Правда, видели лахтака (морского зайца), но на почтительном расстоянии. Этот морской зверь значительно крупнее нерпы, но более осторожен.

К северу и востоку от нашей льдины много мелкого плавучего льда.

16 апреля.

Вчера поздно вечером, ближе к ночи, туман рассеялся; обнажилось небо в тяжелых лохматых облаках. Утром повалил густой крупный снег при западном ветре. И весь день идет снег, ветер усиливается. Пурга во льдах. Тяжёлое для нас явление. Палатку заносит снегом. Для нас это и лучше. Теплее в палатке, и ее не сорвет ветром. На ровных местах снег не задерживается. Ветром его сметает к грядам торосов или сносит в открытое море.

Коротаем время, как можем. То лежим в спальных мешках, то вылезаем из них поразмять кости, что-нибудь рассказываем друг другу о своем прошлом, а из палатки носа не высунуть. Только Данилычу пришлось дважды выходить из палатки кормить собачек. Собаки жмутся ближе друг к другу, лежат, свернувшись клубочком. А их постепенно заносит снегом.

Температура воздуха — 21 градус, температура в палатке — 11 градусов. Для приготовления пищи мы пользуемся примусом, что повышает температуру воздуха в нашем тесном убогом помещении.

18 апреля.

Поздно вечером 16-го снег перестал, но ветер усилился, и началось мощное торошение. Внушительное и грозное это явление природы — ледовое торошение. Толстые, различной величины мокрые льдины выдавливаются изнутри вверх по склонам движущейся гряды торосов. Некоторые крупные льдины поднимаются так высоко, что переваливаются через вершину гряды и с глухим грохотом скатываются на противоположную сторону. Кругом стоит оглушительный грохот, слышны зловещие стоны и скрипы. Картина не для слабонервных. Мы удалились метров на триста от эпицентра торошения, установили палатку. Залезли в спальные мешки, но уснуть не успели. Где-то рядом раздался оглушительный треск. Мы мигом — из спальных мешков и вон из палатки. Совсем рядом, шагах в десяти от нас, вспучился лед. Смотрим, как со стоном и скрежетом лезет вверх зеленоватая тупорылая льдина, рядом еще. Зашевелился лед. Торосит молодой лед, на котором торошение более интенсивное.

Забеспокоились, заскулили и завыли собаки, но мы держались, спокойно обсудили создавшуюся обстановку. Решили выждать, что будет дальше, и быть начеку. А куда идти, когда кругом лед торосит и не знаешь, где лучше будет. А здесь рядом торосит, но на глазах, и в случае чего — мы успеем вовремя уйти отсюда.

Эту ночь мы не спали. В темноте жутковато слушать эти зловещие стоны и скрипы, и собаки беснуются: взлаивают, воют. Ад кромешный. Терпим, выжидаем. Ближе к утру Данилыч вышел из палатки и через несколько минут вернулся встревоженный.

— Вставайте, парни, — громко сказал он. — Надо уходить. Совсем рядом шевелится. Гряда торосов расходится, шире стала, к палатке подходит, не накрыло бы нас.

На небе между редких облаков — всполохи полярного сияния. Рядом мы чувствуем близость ледового вала и слышим, как с хрустом перемалывается молодой лед. Быстро свертываем палатку и отходим от коварного места еще метров на двести. Закрепили нарту, собаки успокоились. Расстелили палатку на льду, залезли в спальные мешки. Холодно. Ветер с боков холодит, а куда денешься? Лежим, ждем. На грохот торошения теперь уже не обращаем внимания.

Наступило утро, но ветер не стихал, и торошение продолжалось. Иногда среди общего грохота раздавались как бы пушечные выстрелы — так лопается лед. В этот день мы дважды меняли стоянку лагеря — нас сгоняло с места начинающееся рядом с палаткой вспучивание льда.

К вечеру ветер стал стихать, но торошение льда продолжалось с прежней силой. И вторую ночь мы не спали. Только к утру торошение прекратилось и стих ветер. А когда рассвело, установился полный штиль. И тишина…

Льдина наша вся была обезображена торосами и испещрена множеством трещин. Некоторые трещины достигали 10-12 сантиметров ширины. Ясно было, что это поле из молодого льда скоро будет разодрано на множество более мелких льдин, так что оставаться здесь было опасно. Нам нужно искать более безопасный многолетний паковый лед.

Так куда же нам направить свой путь? На юг и восток пути отрезаны огромными разводьями, на запад — сплошные торосы, а за ними, по всей вероятности, тоже вода. А что к северу? Там тоже была широкая полынья, но накануне она заполнялась плавучим льдом.

Мы преодолели несколько гряд торосов и вышли к бывшему разводью. Теперь здесь было не разводье, а какое-то ледяное месиво. Отдельные льдины, а их было очень много, были как бы сцементированы плотной ледяной крошкой, сплошной шугой. Такое месиво простиралось километра на четыре до следующего ледяного поля, вероятно, пакового льда. В бинокль было видно, что торосы там были старые, сглаженные и белые от затвердевшего на них снега. Да, это наверняка был многолетний полярный паковый лед. Мы решили перебираться на этот лед.

Шуга была плотная и хорошо выдерживала человека, но выдержит ли нарты с грузом? Решили рискнуть. Пустили собачью упряжку, придерживаясь близости вмерзших в месиво льдин. Я шел впереди, за мной Данилыч с упряжкой, сзади, держась за баран нарты, Виктор. Шли осторожно, с опаской, но и старались скорее перейти это опасное место. Ведь достаточно было переместиться большим льдинам — и поле молодого льда уже расползалось, как шуга, по которой мы двигались, зашевелится и тоже начнет расползаться… но все обошлось. Правда, как выйти на твердый лед, возникла преграда — неширокая, примерно 20-метровая полынья. Но мы обошли ее с западной стороны и благополучно вышли на огромную многолетнюю льдину. Вглубь удаляться не стали. Разбили лагерь в ста шагах от кромки ледяного поля на уютной небольшой ровной площадке, со всех сторон окаймленной невысокими торосами.

После непродолжительного отдыха я более двух часов ходил по незнакомому ледяному полю. Здесь гряды торосов почти равномерно чередуются с довольно просторными снежными равнинами. Здесь тоже видны следы торошения, но менее интенсивного, чем на молодом льду. Встречаются и небольшие трещины. Я пришел к выводу, что эта льдина надежна и безопасна. Далеко к северу темнелось водное небо. Там чистая вода.

Ближе к вечеру мы обсудили план дальнейших наших действий. Лед находится в постоянном движении: ледяные поля расходятся и снова смыкаются. Решили, что, как только на юге исчезнет водное небо, а это означает — лед сомкнулся, будем двигаться в сторону материка. Только бы не развело нашу льдину здесь, около шуги. Но есть надежда, что шуга смерзнется окончательно, укрепится и превратится в молодой лед.

Мороз крепчает. Температура воздуха уже достигла 32 градусов.

19 апреля.

Сегодня в полдень нашу льдину оторвало от шугового поля. Разводье увеличивается на глазах. И на этот раз нам не повезло. Продуктов осталось на день. Послезавтра переходим на собачий корм. Будем делиться с собаками, а, пожалуй, вернее, собачки будут делиться с нами своим кормом. Но и собачьего корма даже по урезанной норме нам едва ли хватит на неделю.

20 апреля.

Льдина наша далеко ушла от шугового поля. Теперь оно еле-еле просматривается простым глазом. Обнаружили свежий след медведя. Но самого хозяина Арктики пока не видели.

21 апреля.

Перешли на собачий корм — старую промороженную нерпятину. Сварили и попробовали: ничего, есть можно. Начинает сказываться полуголодание. Порой находит недомогание, хочется прилечь, а то появляется слабость в ногах. Самый слабый из нас Виктор. Сегодня днем у него закружилась голова, он побледнел, и мы его уложили на спальные мешки. Спустя полчаса прошло, встал на ноги.

Часто ходим к воде, да вот нерпы нет.

23 апреля.

Однообразные дни. Сегодняшний день похож на вчерашний, и впредь дни будут такие же. У нас все помыслы о еде. Давно нет хлеба, сахара, масла и других продуктов. Едим мерзлятину-нерпятину, и то далеко не досыта. Данилыч сегодня убил отощавшую, самую слабую из собак, разрубил ее на мелкие куски, не снимая шкуры, и кормил собак, а те с жадностью пожирали своего собрата.

Я заметил Данилычу, что это не выход, что если мы будем собак кормить собаками, то останемся совсем без собак.

— Другого выхода нет, — говорит практичный каюр. — Лучше пожертвовать несколькими собаками, чтобы другие остались в живых. Иначе все они сдохнут от голода. А если наша охота так будет продолжаться, то и нам придется собаку жрать.

— Да ты в уме ли, Николай Осипович? Как это можно! — с возмущением говорю ему.

— Голод заставит. Он уже сейчас нас за глотку берет. Нерпятинки-то осталось на два дня; килограмм растянем на два дня? А дальше как будем жить?

— Может, подстрелим кого, — говорю в ответ неуверенно.

— Хорошо бы. А если нет? Недели через две копыта откинем, сдохнем вместе с собаками, — Данилыч как бы ругался. Я впервые видел его таким возбужденным и озлобленным.

Мы слабеем с каждым днем, слабнут ноги. При ходьбе ноги тяжелеют, может и качнуть. Утром голова тяжелая, часто шум в ушах. Но это цветики, ягодки-то впереди.

А льдина наша уходит на север в сопровождении сонмища мелких льдин. На самолет больше не надеемся. Допустим, что нас сейчас ищут, но невозможно на огромном пространстве среди разводий и хаоса торосов отыскать, увидеть маленькую палатку, кучку людей и собак.

Надеяться на чудо?