Детские страхи пожилого юноши. Книга вторая. Бои с правилами и без правил

Учёба на сержанта продвигалась своим чередом. В первую очередь курсантов учили командовать. И это оказалось вовсе не просто. И дело даже не в том, что надо уметь подчинять себе других людей, которые ничем от тебя не отличаются, а в том, что каждый курсант сам ещё толком не умел выполнять все эти команды — направо, налево, кругом. Но если в строевой подготовке худо-бедно быстро разобрались почти все, даже азербайджанцы, которые плохо говорили по-русски, то вот когда начинались занятия по тактической или тактико-специальной подготовке, то там уже надо было знать, как действует отделение или взвод в наступлении или в обороне, уметь правильно выбирать позицию, знать, где нужно передвигаться в колонне, а где — разворачиваться в цепь, как штурмовать укрепления и как блокировать огневые точки противника. В общем, наука управлять людьми оказалась очень непростой.

Особенно трудно давался штурм самолёта с террористами. В принципе, основную роль играла рота специального назначения, где служили курсанты, которых обучали по специальности «командир отделения спецвзвода». Эти будущие сержанты должны были уметь освобождать заложников и ликвидировать террористов. Неподалёку от военного городка стоял самолёт Ил-62, старый, конечно. И вот там рота в полном составе и отрабатывала вводную «захват самолёта террористами». Часть курсантов роты спецназначения изображали террористов, а часть — спецназ.

Правда, в то время во внутренних войсках ещё не было такого слова — спецназ, а был термин «спецвзвод» и «спецрота». Понятное дело, что в эти подразделения включали только тех призывников, у которых были разряды по каким-либо видам спорта — не ниже второго, и, желательно, по таким, как стрельба, бокс или борьба, бег, многоборье. Попадали туда и те, кто занимался в то время уже запрещённым каратэ, которое, тем не менее, культивировалось в МВД и КГБ.

И вот спецвзвод штурмовал самолёт, а рота вторая рота Никиты осуществляли поддержку. Но, конечно же, учили штурмовать самолёт всех, в том числе и курсантов, учившихся на КСО — командиров стрелковых отделений. Понятное дело, что в учебной схватке с «террористами» синяки, ушибы, а иногда и переломы были вовсе не учебными.

Постепенно курсантов учили бегать в полной боевой экипировке — автомат, гранаты, саперная лопатка, а главное — бронежилет. И если первый свой марш-бросок — шесть километров до стрельбища — рота просто шла пешком, то в дальнейшем на стрельбище раз в неделю уже бегали. То есть, бегали и шли. Сто метров пешком, двести метров бегом — примерно так. Первый раз еле дошли — Никите показалось, что топали они целую вечность. С непривычки хотелось просто упасть и лежать. И не вставать.

А уже через два месяца он, сцепив зубы, нёсся вперёд, как молодой лось, да ещё и прихватив автомат своего товарища по отделению, Серика Исимбаева, татарина из Казани, который элементарно «сдох». И надо же такому случится — в этот день их рота очень плохо отстрелялась. Если Никита «завалил» и свои мишени и, по привычке, мишени соседей, то остальные не смогли выполнить упражнение даже на «тройку». Поэтому взбешённый ротный отправил в полк машины, которые должны были их забрать и отвезти в часть. После чего заставил роту обратно возвращаться в полк бегом. Хорошо хоть разрешил снять «броники» и отправить их на грузовиках. Только и без них роте пришлось тяжко.

Стоял март месяц, снег в горах уже начал таять, но на полях он еще лежал. Вернее, сверху был снег, а под ним — каша. И это курсанты очень быстро определили, так сказать, методом «тыка». Потому что во время бега по дороге старший лейтенант Коваленко то и дело командовал роте разворачиваться в цепь. А это означало, что из походной колонны первый и второй взвод сразу же разворачивался влево, а третий и четвертый — вправо.

Если же посередине шёл один взвод — а такое тоже практиковалось, то взвод разворачивался в цепь ёлочкой — первый бежал вправо, второй — влево, третий — тоже вправо, но уже дальше, чем первый, четвёртый — тоже влево, но дальше, чем второй. Тяжелее всего было последним — им приходилось бежать дальше всех. Но первому и четвёртому взводам было вообще хреново — они должны были за то же время, за которое разворачивался в цепь второй и третий взвода, успеть пробежать в 10 раз большее расстояние аж до самого края поля. И бежали они не по утрамбованной дороге, а по полю, где по колено было снега. Точнее, снег был сверху, а под ним — размокшая земля.

Вам никогда не доводилось ходить весной по свежевспаханному полю? В грязи по колено никогда не стояли? Ну, тогда вам не понять, как это физически тяжело. Даже бежать по песку намного тяжелее, нежели по твердой поверхности. А здесь эта грязюка, чвакая под ногами, облепляла сапоги и держала их, как будто это не грязь была, а свежезамешанный цемент. Некоторые курсанты во время выполнения команды «рота — в атаку» умудрялись оставлять в этой каше сапоги. И потом босиком бежали на дорогу, держа сапоги перед собой. Понятное дело, что потом, в расположении они получали свои наряды вне очереди.

Все эти трудности с горем пополам Никита стойко переносил. А вот с физической подготовкой у него дела обстояли очень плохо. Подтягивался он, в принципе, неплохо — как-никак, скалолаз, так что в норматив укладывался. Но вот подъём переворотом, хоть ты тресни, сделать не мог. Не получалось у него. Зато упражнения на брусьях он освоил быстро. Бегал он, в принципе, неплохо — спасибо секции альпинизма, кроссы там бегали регулярно. Полосу препятствий Никита освоил не сразу. Долго приноравливался, присматривался, как её пробежать быстро и не упасть. Потому что падать было куда. Но и полосу он таки освоил. А подъём переворотом — никак.

Понятно, что теоретические дисциплины курсант Васнецов сдавал на «отлично». Проблемы были с уставами — там надо было просто зубрить. И если худо-бедно «Устав гарнизонной и караульной служб» он освоил, то «Дисциплинарный устав» и «Боевой устав пехоты» запомнить было сложно. Отдельные положения — ещё туда-сюда, но всё!… А комроты, который часто проводил политзанятия, постоянно на нём отыгрывался, видать, запомнил стрельбище. И ведь нельзя было сказать — вот, чего ко мне прицепились, вон Азизов сидит, он вообще не бельмеса в ваших уставах. Нельзя! Потому что западло — сам отвечай, а товарища не подставляй. Так что приходилось как-то крутиться!

Строевая подготовка тоже шла так-сяк — наверное, потому что в первый же день по прибытию в учебный полк кто-то ночью поменял Никите его новенькие сапоги на какие-то растоптанные говнодавы. В них не то, что строевой шаг — в них вообще нельзя было ходить. И так курсант Васнецов намаялся со своими сапогами, что старшина роты сжалился над ним и выдал ему более-менее нормальные сапоги. Они, хотя тоже были ношенные, но все же не на два размера больше и выглядели нормально. В общем, с сапогами проблему решили.

Таким образом как-то так получилось, что курсант Васнецов постепенно стал вытягивать на отличника боевой и политической подготовки. Главное — стрелял он отлично, а это во внутренних войсках всегда шло, как главный показатель. Стреляешь метко, политическую подготовку рубишь, на турнике, как мешок с г… не болтаешься — значит, дадут сразу «три сопли». То есть, три лычки на погоны, а не две — сразу получишь звание сержанта.

И вот наступил апрель месяц. Курсантов стали готовить для выезда в войска — они должны были разъехаться по обыкновенным конвойным полкам, чтобы проходить там практику: водить караулы, командовать отделениями и даже взводами, обучать молодых солдат. Понятное дело, что за практику также выставлялись оценки.

Когда Никита приехал со своей группой в Экибастузский батальон внутренних войск, он поначалу просто офигел. Первое, что он увидел, когда зашёл в роту — в ленинской комнате сидели в одном нательном белье двое солдат и курили! А бычки щелчком отправляли прямо в бюст Ленина. Конечно, сегодня многие, не жившие в то время, даже не понимают всей тяжести такого преступления. А ведь тогда даже за утерю комсомольского билета, например, могла выгнать из комсомола. Что моментально отражалась на очень многих сторонах жизни советского человека. Ленинская комната в любой части тогда — это что-то вроде церкви в нынешних армейских подразделениях. Впрочем, коммунистическая идеология в то время как раз и заменяла советским людям религию.

Курсанты, увидев, что на самом деле творится в армии, когда всё не по уставу, а по понятиям, когда не сержант главный, а «деды», стали как-то приспосабливаться к печальной действительности. Никите ещё повезло — ему достались в подчинение адекватные и уравновешенные солдаты, часть эта была на самом деле более-менее нормальная и диких выходок там не наблюдалось. Конечно, были попытки проверить будущих курсантов «на вшивость», но ребята держались дружно, на провокации не поддавались и гнули свою линию.

К тому же Васнецов изобрёл метод совместного давления и обучил ему своих товарищей. Метод был прост — когда какой-то рядовой отказывался подчиняться курсанту, к нему тут же присоединялся еще один, и они уже вдвоём морально подавляли отказника. Нет, никакого рукоприкладства — на этот счёт курсантов строго предупредили. Но и жаловаться идти к начальству — это считалось «западло», то есть — недостойно и бесчестно. Доносчиков в армии не уважали. Поэтому вот такое совместное давление приносило свои плоды — солдаты неохотно, но подчинялись.

В остальном практика пролетала быстро — курсанты заступали на службу по охране исправительно-трудовых колоний в качестве помощников начальников караулов, водили личный состав на занятия, в том числе и на стрельбы, и просто жили армейской жизнью. Точнее, отдыхали от жизни в учебке — без постоянной муштры, без каждодневных изматывающих занятий по строевой, а главное — без постоянного страха быть наказанным. Здесь, в войсках, курсанты поняли, что такое быть сержантом — это значит, иметь над людьми власть. И если ты сможешь эту власть удержать — будешь жить достойно. А нет — будешь существовать.

Пример такого существования они тоже лицезрели. Младший сержант по фамилии Карнаухов абсолютно не пользовался уважением солдат батальона. Он, кстати, не учился в сержантской школе, а был произведен в сержанты из ефрейторов. Маленький, плюгавенький, а главное — какой-то весь из себя склизкий и неприятный — он толком не мог отдать приказание ни одному из своих подчинённых. Взвод он строил минут десять — его просто посылали и не желали выходить на построение, в столовую ходили кое-как, даже не строем, а толпой. Ну, а в карауле Карнаухов не мог заставить своих солдат даже убрать караульное помещение — его подчинённые не хотели мыть полы.

Но Никита быстро просёк ситуацию и при смене караула просто отказался принимать караульное помещение у Карнаухова. Мол, грязно. А процедура такая — пока новый помначкар не распишется в ведомости и журнале, помещение караульное считается не сданным. И старая смена не имеет права его покинуть. Полчаса взвод стоял в караульном дворике и не заходил внутрь. Потом терпение солдат лопнуло и они, зло глядя на неуступчивого курсанта, отправились мыть полы, перед этим обматерив своего сержанта.

В общем, служба таки казалась курсантам мёдом и не напоминала их существование в учебке. Потому и вспоминать особо было нечего — караул-батальон, караул-батальон. И всё же одно событие курсантам очень сильно запомнилось. В Экибастузе они отметили свои первые полгода службы в армии. И, так сказать, прошли обряд инициации.

В любом сообществе есть свои степени градации. Если это школа, там есть свои лидеры — формальные и неформальные, и свои изгои. Если это институт, то, в принципе, то же самое — за исключением того, что изгоев не гнобят, а просто не общаются с ними. Если это какой-то производственный коллектив, спортивная секция или же клуб по интересам — от авторской песни до туристической секции, то в любом таком коллективе есть определённые уровни, которые проходят в нём неофиты. Сначала ты новичок, потом посвящённый и так далее. Опять же, везде важны твои личные качества и достижения.

Если же это закрытое мужское сообщество, то часто правила в нём более жёсткие, присутствует чёткая субординация, а главное — в нём есть кастовость. Это как та же кастовая система в Индии — шудры, неприкасаемые, брахманы… Только в Индии каста — это на всю жизнь. А в армии это просто этапы мужского взросления. И через два года мужчина о них забывает.

В Советской Армии ступени армейской иерархии проходили в течении двух лет срочной службы. Никита пришёл в армию «духом», стал «щеглом» и вот теперь, во время выезда в войска ему и его товарищам-курсантом предстояло стать «молодыми». И это не просто так — стать. Мол, как Новый год: часы пробили — и он наступил. Ни фига! Хотя насчёт «пробили» ассоциация похожая. В буквальном смысле этого слова — через битиё, которое определяет сознание. Потому что в случае с переходом от одного армейского этапа в другому претендент на новое звание обязательно должен был пройти некий обряд. Причём, обряд довольно болезненный.

Неизвестно, откуда пошла эта традиция. Старики рассказывали такие же байки о службе в царской армии. Да и писатель Михаил Шолохов в своем романе «Тихий Дон» описал подобную процедуру, которую применяли у себя казаки. Так что, вероятно, все эти традиции древние и были основаны давным-давно, может, еще в Древнем Риме. Где молодые воины, получив право с оружием в руках сражаться за Отечество, должны были доказать, что достойны этого. Поэтому проходили ряд испытаний.

В внутренних войсках, как и везде в Советской Армии, никому ничего не нужно было доказывать. Ведь всё равно служить ещё полтора года. Но вот солдатам, с которыми ты будешь всё это время служить, доказывать кое-что всё-таки приходилось. В армии это называлось «поставить себя в коллективе». В Экибастузском батальоне, куда попали курсанты, им предстояло доказать, что они достойно смогут стать «молодыми». И хотя сержанты их предупреждали, мол, не поддавайтесь на провокации и не позволяйте себя унизить, курсанты понимали — если они не пройдут посвящение в «молодые», уважать их потом никто не будет. Даже их сержанты.

Дух не просто превращался в молодого — его в «молодые» должны были принимать «деды». И как принимать! Фантазия мужчин, которые два года живут без женщин, не знает границ. Рецепт прост: берется ложка обыкновенная, к ней добавляется задница новоиспеченного «щегла» и дедушка этой самой ложкой лупит по этой самой заднице. Не важно, сколько там раз, главное, что больно. Мало того, некоторые додумались крепить эту ложку к армейскому ремню. И с размаху лупили этим ремнём с этой ложкой, как пращей.

К слову, когда в Советской Армии, а также во внутренних войсках солдат служил уже год, то он проходил другой обряд посвящения — в «черпаки». И его уже лупили этим самым черпаком. Перед каждым приказом министра обороны, который говорил об увольнении в запас очередного призыва и служил точкой отсчета для всех солдат срочной службы, ротный замполит все черпаки в столовой изымал и оставлял только один. Но все равно где-то добывали и лупили. Задницы всего личного состава были синие — а какие они могли быть, если вот такой железной дурой лупили по заднице?

Ложкой тоже было больно. Правда, Никиту в части уважали и отбили по заду какое-то количество раз чисто символически. Зато его приятеля Костю Самохина отметили так, что несколько дней он присаживался в столовой за стол очень-очень аккуратно.

В конце апреля курсанты вернулись в свой учебный полк и стали готовиться к экзаменам. В первую очередь им предстоял полевой выход, где они три дня должны были жить в палатках, сдавать все экзамены, начиная со стрельбы и тактико-специальной подготовки, а в конце этого полевого выхода должны были выдвигаться по тревоге в заданный квадрат, после чего найти и задержать вражескую разведгруппу.