Новое Поколение. Книга четвёртая. Часть вторая

Даниель лежал в кровати, в их семейной спальне.

Не спал — ждал Нyтеллу.

Ему последнее время очень хотелось курить.

И сейчас он тоже чувствовал это мучительное желание — пойти, затянуться; растворить в дыме напряжение, развеять тревожные мысли.

«Может хоть на балкон выйти?» промелькнуло у него в голове. «Нет, потерплю. Бедный Глеб — мама рассказывала…»

Он обвёл взглядом комнату.

Очень просторная, а из мебели — только кровать стиля модерн и две тумбочки по сторонам.

«Как в отеле, блин,» в очередной раз подумал он.

Свет от лампы над изголовьем усиливал нежный и мягкий цвет стен, покрашенных причудливыми пятнами всевозможных тёплых оттенков — от едва уловимо розового до сочно-оранжевого.

Вошла Нyтелла, и Даниель невольно улыбнулся от восхищения.

Сегодня юная Демонесса одела байковую пижаму с ярким рисунком; на канареечно-жёлтом, цыплёночном фоне разбросаны апельсины и лимоны, целые и дольки. У Дэна дыхание перехватило, так умилили его рукавчики-крылышки и панталончики до колен с белыми кружавчиками.

«Феечка моя ненаглядная…»

Она легла на свою половину, под своё одеяло, выключила свет. Автоматически включился ночник — лавовая лампа в противоположном от кровати углу.

Даниель подвинулся к жене. Опершись на локоть, погладил её нежную, гладкую щёку. Лёг по-удобнее, перебирая тугие прядки её кудрявых, жёстких, как проволока волос.

— Ты заходила к Джине?

Нyтелла лежала, сомкнув ресницы, но от этого вопроса вздрогнула и взглянула на мужа. Её глаза сверкнули, как часто случается у демонов, но Дэна это никогда не пугало.

— Конечно! — прошипела она. — Хочешь сказать — я такая плохая мать?

— Ты — прекрасная мать, — отозвался Дэн спокойно. — Зачем же ты пугаешь другую мать? Я заходил к маме.

Нyтелла слегка подалась назад, с вызовом глядя на мужа.

— Что хотела, то и сказала! — бросила она с презрением в голосе. — Буду я ещё церемониться со смертными!

— Да уж, твоя мама, Анхелла, иной раз такое выдавала…

Нyтелла вдруг злобно рассмеялась.

— У нас настоящая семья! Выясняем, чья мать хуже.

— Прекрати! — Даниель сел в постели. — Для каждого ребёнка его мать — лучше всех на свете. Но ты же сама была беременна. Моя мама делала тебе только хорошее. Пожалуйста, постарайся не огорчать, а уж тем более не пугать её. Ну, хотя бы пока она не родит. Нyтелла, пожалей ты её…

— Я демон! — почти выкрикнула Нyтелла. — Я не могу жалеть!

— Ты — моя жена! — возразил Даниель, решительно обнимая её. Нyтелла не сопротивлялась, наоборот — прикорнула на его груди, всхлипывая, как обычная земная девчонка.

— Ты — самая лучшая на свете! — повторял Дэн, как заклинание. — Просто сейчас много дел, нервотрёпки. Всё наладится, всё будет хорошо… Самое главное мы вместе…

Он осёкся.

— Но если хочешь — я уйду, — Даниель сам не мог поверить, что произнёс это.

— Нет, — прошептала Нyтелла, начиная ласкаться к своему земному мужу. — Мне хорошо с тобою… Не уходи…

* * * * *

В конце утренней пробежки Даниель в прямом смысле забежал во двор нового дома матери, но замер при виде открывшейся ему картины.

Люси шагала по беговой дорожке — тренажёру, стоящему недалеко от крыльца.

Зоркие глаза Даниеля разглядели счастливое выражение её лица. А вот и причина…

Мигель Алехандро Фернандес-Родригес приплясывал перед ней, в точности как ковбой возле костра, с такими же ужимками и движениями.

Он наклонился, сгрёб охапку опавших листьев и, кинув в женщину, осыпал её с головы до ног.

Люси Гонзалес расхохоталась, слегка изогнувшись назад, и запела:

Воздух прозрачный, чистый и свежий,

Снова подарит счастье надежды,

Радость вернётся, Любовь сохранится…

Санта Лючия! Сантаааа Лючиииия!

Оба парня стояли замерев, очарованные.

Но Люси вдруг осеклась и резко наклонилась вперёд, ухватившись за поручни и почти обвиснув.

Мигель ринулся к ней, обхватил, поддерживая.

— Не смей лапать мою мать! — рявкнул подбежавший Даниель.

Не отвечая, Демон остановил его распахнувшимся иссиня-чёрным крылом.

— Остынь, жеребёнок! — процедил он презрительно. — Вишь, она на ногах не держится!

— Для тебя песенку пела? — саркастически отозвался Даниель. — Провокатор, как твой Хозяин! У тебя же, в теле Глеба, тоже проблемы с дыхалкой были!

— Прекратите, мальчики. — Женщина перевела дыхание, выпрямляясь. — Моя вина. Ничего, уже прошло.

Оба парня видели, как её супер-медальон вспыхнул на секунду, затем сияние медленно угасло.

— Блин, ну, зачем я так курила… — Люси всхлипнула.

— Нет, девочка, — нежно отозвался Ангел Смерти, помахивая крыльями, посветлевшими до цвета лучей восходящего солнца. — У беременных это бывает; кислород поступает прежде всего детёнышу.

— Детёёёёнышу, — протянула женщина мечтательно. — Как же сладко это звучит… Дэн! Уж не ревнуешь ли ты?

— Ревнует-ревнует. — Энтони Чёрнсын тоже возник рядом с ними. — Ох, братик! Люси, ты поаккуратнее! Не перетрудись…

— Лучше о ребёнке Линды беспокойся! — Даниель нахмурился.

— У неё есть жених, который о ней заботится, — мурлыкнул Купидон своим чарующим голом.

— У Люси — тоже! — бросил Мигель с вызовом.

— Браво! — Энтони рассмеялся. По его бурым, как у беркута, крыльям пробежали красновато-огненные всполохи.

— Мама! — возмущённо воскликнул Даниель.

— Что? — Она гордо повернула к нему голову. — Я что, слишком старая?

«Да он же моложе меня!» Даниель прикусил язык, не сказал это вслух. «Пусть она будет счастлива, пока может…»

— А что ж, свадьбу нам делаешь, а себе — нет? — Он изобразил что-то вроде улыбки. — Может, объединим?

— Мы не будем устраивать торжества по этому поводу, — отозвалась Люси со вздохом. — Если уж единственный сын…

— Мама! — выкрикнул Даниель. — Я никогда-никогда не буду осуждать тебя! Поздравляю… Я рад, что у тебя есть тот… кто поддерживает.

Он развернулся и убежал, не добавив ни слова.

А Демон Ревности остался.

* * * * *

Когда Даниель вернулся домой, маленькая Джина завтракала, сидя в своём детском стульчике.

Она ела почти сама, ложечкой, кашу с овощным пюре. Нянечка, тем не менее, сидела рядом, следя за девочкой.

На столе перед Джиной стоял ipad.

Так бывало часто, Дэн даже не обратил бы внимание… Но сегодня девочка смотрела не мультфильмы и не детскую передачу.

Шла видеозапись Майкла Брайта. Невозможно было понять — настоящий ли это Майкл или уже Змей-Искуситель в его теле, но он играл с Джиной; обнимал, подкидывал, тискал.

Даниель стоял, окаменев.

— Зачем… — Он не мог подыскать подходящих слов.

— Скучает она очень, — угрюмо отозвалась нянечка.

«Да, мне же мама рассказывала,» вспомнил Даниель. «Я прямо оживал, когда появлялся Глеб…»

— Пойдём к папе? — Джина доверчиво взглянула на Даниеля.

— Ты опять? — Нyтелла, уже одетая в бизнес платье, в изящных туфлях-лодочках, вбежала в кухню. Швырнув таблетку на пол, несколько раз наступила, разбив почти вдребезги.

— Нyтелла! — Дэн схватил жену в объятия, но та оттолкнула его прочь.

Девочка уже плакала, а когда её мать указала на Даниеля, крикнув: «Вот Папа!» — разревелась в голос.

Она сбросила тарелку на пол и, извиваясь в своём стульчике, злобно стучала ложкой по поверхности стола.

«Блин, вот в чём дело!» промелькнуло в голове Даниеля. «А я со своей любовью лезу. Нyтелла-то из-за дочки так переживает, а я, эгоист, только на себя всё ``примерял``. Вот что значит не родной отец…»

— Нyтелла! — Он снова ухватил жену. Она дёрнулась в его руках, словно пойманная рыбка, но замерла, тоже всхлипнула.

— Не надо отнимать у неё отца! — Даниель говорил так мягко, как мог.

— Он был мерзавец, и я не хочу о нём вспоминать! — парировала его жена.

— Это часть жизни на земле, — Дэн перевёл дыхание. — От прошлого невозможно избавиться. Иногда уходят не годы — десятилетия, чтобы научиться жить с этим. А тебе должно быть проще. У тебя впереди — Вечность! Что тебе какой-то ботан? Через пару тысячелетий он просто растворится в остальных твоих воспоминаниях.

— Мне стыдно моих чувств к нему, — шепнула Нyтелла, пряча лицо на груди мужа.

— Они совершенно естественны. — Даниель вздохнул. — Я думал, что люблю Диану. Я свято верил, что люблю Лору… Ты тогда схватилась за Майкла, как за спасательный круг. Тебя прекрасно можно понять.

— Да, а как сделать, чтобы Джина смогла понять?

Нyтелла мягко отстранила Даниеля, и они оба взглянули на Малышку.

Та уже сидела со смартфоном нянечки и снова смотрела на своего биологического отца.

— С глаз долой из сердца вон! — прошипела Нyтелла. — Я считаю, надо прекратить бередить старые раны.

— Ну, давай, хотя бы постепенно! — взмолился Дэн. — Специально показывать не будем. Она же маленькая, может сама забудет? Потом скажем, что к папе нельзя… Ну, сидят же некоторые отцы в тюрьме!

Нyтелла кивнула, отводя взгляд, и вышла из кухни, а Даниель устроился рядом со своей приёмной дочкой.

Она смотрела, как они с Майклом сидели, рисовали вместе.

— Вот! — Дэн указал на столик на экране. — Пойдём, порисуем?

— С папой? — девочка перевела на него свои волшебные голубенькие глазки, словно светящиеся на фоне тёмной кожи.

— К папе сейчас нельзя, — спокойно объяснил Даниель. — Пойдём нарисуем ему картинку.

— Пойдём, — согласилась малышка.

Даниель вынул её из стульчика и унёс, а нянечка забрала свой телефон.

* * * * *

Когда Даниель выбежал из дворика, Мигель, по-прежнему, ласково поддерживая Люси Гонзалес, отвёл её в дом; усадив в гостиной, в кресло, прошёл в кухню и вернулся с её коктейлем.

Энтони Чёрнсын внёс сложенный тренажёр.

— Это куда? — уточнил он.

— Да в прихожей оставь, там, сбоку, — отозвалась Люси, потягивая напиток через соломинку.

— Мне на службу пора, — грустно уточнил Алехандро Родригес.

Он снова обнял Люси на секунду, прижавшись щекою к её голове, и вышел, экономя Энергетику.

Помахивая крыльями для баланса, Купидон присел на ручку соседнего с Люси кресла, и женщина заметила — он потёр губы, в точности, как когда-то Глеб.

— Ты в порядке? — ласково поинтересовалась женщина. — Ты не волнуйся, я всё сделаю, чтобы сыночку было хорошо… У него правда будут такие красивые глаза? Как у его матери?

— Плохо, что у него волосы будут, как у Валентины Макаровны, — вдруг ответил Энтони, слегка передёрнувшись. — Мы опасаемся, что наркозависимость закручена где-то в том же блоке хромосомы. Я… Я понял, что не могу бросить курить. Теперь к спиртному боюсь даже прикасаться.

— Ух ты! — Люси почувствовала холодок по спине. — Ну и ладно. Перемена тела, конечно, болезненный процесс… А что тебя останавливает?

— Черты лица моей матери, — отозвался Энтони грустно. — Мама, конечно, выбрала себе очень красивую оболочку. Но первые мои впечатления в этом теле связаны именно с тем лицом. Да, у меня в этой жизни уже триста восемь детей, но никто никак не заполучит ЕЁ глаза.

— Глаза… — задумчиво повторила Гонзалес. — Какие же потрясающие глаза были у этой девочки! Бог милостив, будут и у Олега… Ты так спокойно отнёсся к тому, что они сделали с её телом?

Энтони пожал плечами.

— Мы в любом случае не имели право забирать его — вмешательство в дела людей. Поэтому пришлось вернуть по первому требованию. К сожалению, многие матери моих детей и умирают и погибают, но то, что я потерял Лору — для меня гораздо более мучительно. Я так мечтал! Я так верил… Всё. Пустота.

— Демон Смерти тоже так себя чувствует? — Люси сама не узнавала своего голоса. — И Рон?

Демон Ревности только кивнул.

— Именно поэтому Наш Создатель не хотел, чтобы мы получали физические тела. — объяснил он со вздохом. — Но, зачастую, сколь ребёнка не убеждай не трогать огонь — хватает манящее пламя! Кого упрекать, кого винить за ожоги?

В его руке возникла пачка сигарет, и Энтони, всхлипнув, протянул её Люси.

Женщина молча взяла, сунула в карман тренировочного костюма.

— Я понимаю, почему Демон Смерти так привязался к тебе, Люси Гонзалес, — шепнул Купидон, растворяясь в воздухе.

* * * * *

Нyтелла, уже в пижаме; скромной, розовой с голубыми цветочками, вошла в спальню дочери и обмерла, обнаружив её пустой.

На подушке записка «Приходи!» — почерком Даниеля.

Она мгновенно телепортировалась в их семейную спальню и снова замерла, поражённая; Джина-Малышка лежала, подпёртая подушками посередине, а Даниель, улыбаясь, смотрел на жену.

— Ты ублюдок! — Нyтелла метнулась, выхватила дочь, торопливо осматривая. — Он не тронул тебя?

— Да что ты, Нyтелла? — Дэн сел, неверяще покачивая головой. — Как ты могла даже подумать такое?

— А что? — Демонесса, прижимая к себе дочь, взглянула на мужа. — Мало таких случаев, среди вас, людей! Даже твой родной дедушка. Тут об этом все знают!

Даниель перевёл дыхание; его трясло, но он уже давно научился предотвращать нервные припадки, которые до сих пор иногда прихватывали его.

— Прости, я не подумал об этом, — произнёс он сдержано, на испанском. — Просто ты сама хотела отвлекать её от мыслей о… Ну, ты понимаешь. Мы утром рисовали — она забыла. Я оставил её с няней. А в бассейне она увидела Хозяина, Роберта Мэска, тоже залезла на руки… И спросила, где… Опять-таки.

Нyтелла слушала, окаменев.

Джина что-то лопотала, играя прядками маминых густых волос, струящихся до плеч.

— И у себя она капризничала, — продолжил Даниель. — Я и подумал, почему мы никогда не клали её к нам?

— Потому что мы — не нищие, не дикари и не животные, чтобы спать вповалку! — с вызовом бросила Нyтелла, направляясь к выходу.

— К папе хотю! — завизжала Джина по-английски. Она начала извиваться в руках у матери, и та, в растерянности, спустила дочку на пол.

Малышка снова забралась в постель и устроилась поудобнее.

— Мы же не животные… — растерянно повторила Нyтелла.

— Мы — зверюшки! — воскликнул Дэн бодро и весело. — Правда, Джина? Мы — зверюшки?

— Звеюски, — охотно согласилась девочка.

— Я — папа-лев…

— Львы убивают детёнышей от предыдущего самца! — тут же выдала Демонесса.

— Блин! — Дэн уже еле сдержал себя. — У вас, демонов, вообще бывает воображение? Можешь ты отключиться от вашей Информационной Базы и просто подыграть?

Нyтелла молчала.

Даниель поправил одеяло на Джине.

— А ты — чёрная пантерка! — заявил он. — Рррррр!

Он зарычал, слегка толкая девочку. Та улыбнулась.

— Мы — звеюски, — заявила она. — Я — пателя.

— А я кто? — недоумённо пробормотала Нyтелла, тоже забираясь под общее одеяло.

— А ты — Мама! — спокойно объяснила, девочка, обнимая мать.

Но та смотрела не на неё — на противоположной стене юная женщина увидела постер в рамке; они, втроём: Нyтелла, Джина-Малышка и Даниель, обнимали друг друга и улыбались.

У тебя — настоящая, настоящая семья…

И Нyтелла не поняла, прошептал это её земной муж или собственный внутренний голос.

* * * * *

Люси проснулась в своей спальне — тоненькие палочки-лапки прошлись по её ногам, подобно копытцам, и существо легло к ней под бок, ткнувшись ей в подбородок каракулевым, как у ягнёнка лобиком.

— Плюш! — прошептала женщина, улыбаясь и лаская свою любимицу. — Ах ты, заблудшая овечка!

— — Ба! — Гонзалес взглянула на часы. — Ещё же и четырёх нет…

Она потихоньку оглянулась.

Мигель Родригес по-прежнему спал, уткнувшись в её плечо.

Люси расстегнула свою пижамную байковую кофточку; ловко, по-змеиному извиваясь, осторожно вылезла из неё.

Села на краю кровати, любуясь пареньком — спящим ангелом, хотя в данном случае так оно и было в прямом смысле.

Пробормотав что-то во сне, он подтянул кофточку к себе, прижал, обнимая, словно ребёнок — игрушку.

Люси покачала головой. Томное чувство нежности ко всему миру, желание принимать и дарить ласки, волнами расходилось по её телу.

Кружилась голова, а груди наливались пульсирующей тяжестью, слегка болезненной, но дурманящей разум, как перед настоящим оргазмом.

Некоторое время женщина просто сидела, растворяясь в наслаждении этими ощущениями.

Но кошечка тёрлась и толкалась всё настойчивее, так что Люси Гонзалес, снова вздохнув, поднялась и вышла из спальни.

Плюш побежала за ней.

* * * * *

В кухне Люси поставила блюдце с кошачьей едой на тумбочку, а сама села рядом, потягивая свой спец-коктейль.

— Где ж ты бродила, гулёна? — спросила она машинально, и поразилась, осознав, что поняла ответ.

~ Последние тёплые дни, — отозвалась кошка, мурлыча и наворачивая корм. — Хорошо.

Гонзалес растерялась на секунду, но, почувствовала лёгкую вибрацию на груди.

«А,» догадалась женщина. «Медальон работает…»

— А что ты не у Даниеля? — обратилась к Плюшу Люси.

~ Не хочу, — спокойно отозвалась кошка, усаживаясь и начиная умываться. — Мне этот дом нравится больше. Я тебе принесу мышь. Сейчас столько мышей. Жирные, в листьях прячутся.

— Спасибо! — Люси рассмеялась.

— У, девочки, ранние пташки! — Мигель, уже в спортивном зелёном костюме с ярко-оранжевыми лампасами и вертикальными полосами на рукавах, стоял на пороге кухни.

Он приблизился к Гонзалес и игриво обнял её, тычась лицом, сам, словно, как кот. — Не хочу идти на службу…

— Давай-давай! — Рассмеявшись, женщина ласково оттолкнула его прочь. — Тебе ещё — в зал, пробежка, ну, или в обратном порядке. Смотри, я даже Даниелю не позволяла школу прогуливать! Дисциплина должна быть!

— А, понравилось? — Он подмигнул и, чмокнув Люси в щёку, направился к выходу. Кошка спрыгнула с тумбочки и побежала за ним следом.

— Тебе что на завтрак приготовить? — окликнула женщина.

— Не надо! — отозвался Родригес, выходя. — Приду — орехового масла намажу… Пожалуй… Омлет с овощами надоел.

Оставшись одна, Люси потянулась и включила небольшой телевизор, посмотреть новости, в том числе и местные.

* * * * *

После бизнес-заседания, Энтони и Тереза Чёрнсыны зашли к ней в офис.

Энтони тут же закурил. Тереза не сразу заметила это.

— Так, — заговорила она, включая проектор. — То, что Роберта так легко избрали Генеральным Менеджером не снимает с тебя ответственности! Ты…

Она замолчала, с тревогой глядя на сына.

— Мальчик мой, — пробормотала женщина, вглядываясь в его грустное, словно погасшее лицо. — Ну, сними жилет, уже можно… Крылышки болят?

— Душа болит, — тот отозвался со стоном, но скинул пиджак, рубашку и жилет, запиравший его в человеческом теле.

Он раскинул крылья — бордовые, тусклые, словно запёкшаяся кровь.

— Мы не имеем право сделать что-либо Сыну Шейха, — напомнила Тереза.

— Не важно, — шепнул Купидон. — Лору это не вернёт. Ничего. Я привыкну. А как только кто-либо унаследует глаза Мэри — я сменю тело. Мамочка, как же я тебя люблю!

Он опустился на колени, уткнувшись лицом ей в живот, и разрыдался, а женщина могла только гладить его, плечи и волосы, и её собственное сердце болело гораздо сильнее, чем его.

* * * * *

Гонзалес уже собиралась ложиться, когда Энтони и Мигель, переговариваясь, вошли в кухню.

Родригес, на секунду обняв Люси, вышел переодеться, а Энтони Чёрнсын замер, прислонившись спиной к стене. Бледно-серые крылья делали его похожим на статую, даже не в музее, а в каком-либо задрипанном парке.

— Что ты, Энтони? — ласково окликнула его женщина. — Я смотрела… Правда не целиком, репортаж с заседания. Ты должен гордиться своими родителями.

— Я горжусь, — отозвался тот со вздохом. — Просто противно, когда тобой прикрываются, как ширмой. Досадно быть марионеткой. Совладелец Корпорации, блин!

— Да большинство так. — Люси пожала плечами. — От Президента до какого-либо ``представителя`` благотворительной организации. Тебе нельзя подвести… Прежде всего твою маму.

Энтони кивнул; он с досадой раздавил ногой пачку сигарет, возникшую в его руке.

— Врач говорит, всё хорошо? — полувопросительно произнёс он. — А как ты, субъективно?

— Я рада этому ребёнку, — спокойно ответила женщина.

— Ну, и ладно, я пойду, пожалуй. Хотя…

Он вдруг приблизился к Люси и обнял её, лукаво ухмыляясь. — Нравлюсь я тебе?

Женщина на секунду растерялась, но тут же расхохоталась.

— Хочешь, чтобы Мигель поревновал? — Она, погрустнев, погладила его щёку и передёрнулась, брезгливо поморщившись. — Бррр. Словно меня Мэри обняла…

Энтони отступил назад.

— Блин… — Он дёрнул воротник футболки, а его крылья переливались всеми цветами радуги. — Пойти что ли, Потрошителю морду набить…

— Хорошая идея! — Мигель вернулся в кухню, интенсивно вытирая волосы. Другое полотенце он обмотал вокруг бёдер. — Ты не против, Люси?

— Ой, да резвитесь хоть всю ночь напролёт! — Она всплеснула руками. — А я спать! Я сегодня весь день пыталась договориться именно об оранжевых букетах. У меня уже перед глазами плывут рыжие пятна. Восемнадцать вариантов показала Нyтелле! Она так и не остановилась ни на одном. Я же уже ленты заказала… Тьфу! Можно подумать, вам это интересно. Катитесь отсюда! Всё, меня нет!

Она подхватила на руки Кошечку Плюша и вышла, оставив двух демонов вдвоём.

— Пошли лучше к Рону, — предложил Родригес. — Вместе погорюем. ``На троих сообразим``.

— Издевайся-издевайся. — Энтони закурил. — Блин, мотаем отсюда, а то дым в спальню потянет.