Все отнято: и сила и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
Русский язык так молод и гибок, что мы еще совсем недавно пишем стихи, что мы их любим и верим им.
Х. спросил меня, трудно или легко писать стихи. Я ответила: их или кто-то диктует, и тогда совсем легко, а когда не диктует — просто невозможно.
Цель никогда не достигается — за ней, как за горизонтом, другой горизонт. И так далее, и так далее — чем ближе, тем дальше. А главное, вблизи она нередко выглядит совсем не так привлекательно, как издали, когда еще неясно различима. Именно к неясно различимым целям с особою страстью устремляются и люди, и народы.
Прекрасная женщина всегда божество, особливо если мила и умна, если хочет нравиться. Но где она привлекательнее? — За арфой, за книгою, за пяльцами, за молитвою или в кадрили? — Нет совсем! — а за столом, когда делает салат.
Убеждение должно быть дорого потому только, что оно истинно, а совсем не потому, что оно наше.
Сейчас, вот сейчас может случиться <…> что-то совсем удивительное, настоящее диво.
Замечательное это ощущение, прекрасное состояние души. И, право, досадно, если оно глохнет у человека с возрастом, с личным жизненным опытом и усвоением науки — итога жизненного опыта, знаний всего человечества. Нет, знание никогда не должно убивать в человеке веру в то, что сегодня кажется нам тайной, дивом, а завтра будет всеми признано и объяснено!
Литературы великих мировых эпох таят в себе присутствие чего-то страшного, то приближающегося, то опять, отходящего, наконец разражающегося смерчем где-то совсем близко, так близко, что, кажется, почва уходит из-под ног: столб крутящейся пыли вырывает воронки в земле и уносит вверх окружающие цветы и травы. Тогда кажется, что близок конец и не может более существовать литература. Она сметена смерчем, разразившемся в душе писателя.
Люди совсем не одинаково чувствительны к смерти. Есть люди, что весь век живут под ее знаком, с младенчества имеют обостренное чувство смерти (чаще всего в силу столь же обостренного чувства жизни).
Догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал…
Догматизм в науке не прогрессивен; совсем напротив, он заставляет живое мышление осесть каменной корой около своих начал.
Трудных предметов нет, но есть бездна вещей, которых мы просто не знаем, и еще больше таких, которые знаем дурно, бессвязно, отрывочно, даже ложно. И эти-то ложные сведения еще больше нас останавливают и сбивают, чем те, которых мы совсем не знаем.
В ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было.
Очень мало людей жизнью пользуются… множеству их жить-то и некогда совсем… они только работают, куска хлеба ради…
Нелепости слишком нужны на земле. На нелепостях мир стоит, и без них, может быть, в нем совсем ничего бы не произошло.
Слова — это образы всей предметности и всех явлений вокруг человека; ими он защищается, ими же и наступает. Нет слова беспредметного и бестелесного, и оно так же неотъемлемо от бытия, как и все многорукое и многоглазое хозяйство искусства. Даже то искусство одежды, музыки и слова, которое совсем бесполезно, все-таки есть прямой продукт бытовых движений. Оно — попутчик быта.
Деньги играют и будут еще играть преогромную роль даже и в нашей жизни. И нам (совестно признаться) не совсем ясны те торжественные дни, когда этого не будет.
Бездарные люди — обыкновенно самые требовательные критики: не будучи в состоянии сделать простейшее из возможного, и не зная, что и как делать, они требуют от других совсем невозможного.
Как часто что-нибудь мы сделавши худого,
Кладем вину в том на другого,
И как нередко говорят:
«Когда б не он, и в ум бы мне не впало!»
А ежели людей не стало,
Так уж лукавый виноват,
Хоть тут его совсем и не бывало.
Куда людей на свете много есть,
Которые везде хотят себя приплесть
И любят хлопотать, где их совсем не просят.
Над смертью издали шути, как хочешь смело;
Но смерть вблизи — совсем другое дело.
У всякого талант есть свой.
Но часто, на успех прельщаяся чужой,
Хватается за то иной,
В чем он совсем не годен.
А мой совет такой:
Берись за то, к чему ты сроден,
Коль хочешь, чтоб в делах успешный был конец.
Война — совсем не фейерверк,
А просто трудная работа.
Всегда бывает так: познакомишься с человеком, изучишь его наружность, походку, голос, манеры, и все-таки всегда можешь вызвать в памяти его лицо таким, каким его видел в самый первый раз, совсем другим, отличным от настоящего.
А жизнь совсем невероятна!
Нет «ненужной мечты»,
Нет напрасного сна,
И ничто не пройдет «просто так».
Души верят в свою бесконечность. Она,
Эта вера — совсем не пустяк.
Дитя прекрасно. Ясно это?
Оно — совсем не то, что мы.
Все мы — из света и из тьмы,
Дитя — из одного лишь света.
Плохо, что вот так у нас иногда бывает, когда уж совсем до какой-то невыносимой подлости дойдет ответственный начальник — тогда только снимают его. А может, он вообще не годился в руководители, не теми методами действовал…
А если бы вы сами настоящую любовь и ласку от мужчины видели, совсем дело другое-с; душевность ваша не иссякнет, к людям вы не в пример мягче и добрей будете, все вам на свете будет понятней и доступней и все ваши благодеяния будут для всякого в десять дороже.
Совсем разница женатый человек, нежели холостой.
Уж лучше разочароваться и страдать, чем совсем не верить в людей.
Когда пустой и слабый человек слышит лестный отзыв насчет своих сомнительных достоинств, он упивается своим тщеславием, зазнается и совсем теряет свою крошечную способность относиться критически к своим поступкам и к своей особе.
Нельзя поставить себе целью счастье: невозможно на земле личное счастье как цель. Счастье дается совсем даром тому, кто ставит какую-нибудь цель и достигает ее после большого труда.
Чувство бессмертия — прирожденное чувство, иначе как бы мы жили беспечно до невозможности и безумно жестоко, или отдавали бы иногда совсем даром другому свою короткую жизнь.
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной важной дуры,
Слишком чопорной цензуры?
Слишком менялось представление о счастьи в веках, чтобы осмеливаться подготовлять его заранее. Каблуками давя белые буханки и захлебываясь молоком — мы совсем не будем счастливы. А делясь недостающим — уже сегодня будем!
Говорят, что каждую секунду на земле рождается человек и умирает человек. Да, но умирают очень часто наши знакомые и даже друзья, рождаются же совсем неизвестные для нас люди.
Совсем от бед и напастей мир не спасешь — они были, они будут! Сколько бы умные люди ни раздумывали, как бы удачнее устроить жизнь на земле, как прибавить всем счастья, — все равно и при новом счастье, и при удобно налаженной жизни дети будут оплакивать умерших родителей, красные девки лить слезы, что суженному понравилась другая…
Люди совсем не любят, они злые, мстительные, нужно оскорблять их…
Жизнь не может иметь другой цели, как благо, как радость. Только эта цель — радость — вполне достойна жизни. Отречение, крест, отдать жизнь, все это для радости. И радость есть и может быть ничем ненарушимая и постоянная. И смерть переходит к новой, неизведанной, совсем новой, другой, большей радости. И есть источники радости, никогда не иссякающие: красота природы, животных, людей, никогда не отсутствующая.
Человек может только двояко судить о себе: считать себя совсем правым или совсем виноватым. Считает себя совсем правым тот, кто не хочет изменять своей жизни и разум свой употребляет на оправдание того, что было, и считает себя совсем виноватым тот, кто хочет совершенствоваться и разум свой употребляет на познание того, что должно быть…
Да, русская старина нам дорога, дороже, чем думают иные. Мы стараемся понять ее ясно и просто; мы не превращаем ее в систему, не втягиваем в полемику; мы ее любим не фантастически вычурною, старческой любовью: мы изучаем ее в живой связи с действительностью, с нашим настоящим и нашим будущим, которое совсем не так оторвано от нашего прошедшего, как опять-таки думают иные.
В будничной жизни глухого русского уголка нет, как мне кажется, других более тягостных минут в течение целого дня, как те, которые определяются словами «посидеть вечерком на крылечке», «отдохнуть вечерком», словом — побыть так, ничего не делая, несколько вечерних часов. Везде, где есть настоящая жизнь, хоть и трудная и неприглядная, в самых глухих уголках европейских больших городов, на каторжных фабриках, вечер — действительное время отдыха, потому что день — действительно время тяжелого труда, время устали, и как ни труден этот рабочий день, но вечер весел или, по крайней мере, тих… Совсем не то в глухом русском уголке.
Цивилизации возникают и рушатся, верования, которые питали веками человечество заменяются новыми или исчезают совсем.
Говоря о России, постоянно воображают, будто говорят о таком же государстве, как и другие; на самом деле это совсем не так. Россия — целый особый мир, покорный воле, произволению, фантазии одного человека, — именуется ли он Петром или Иваном, не в том дело: во всех случаях одинаково это — олицетворение произвола.
Христианское бессмертие это жизнь без смерти, совсем не так, как думают, жизнь после смерти.
Господствует мелочная погоня за эффектностью отдельных слов, отдельных фраз и целых эпизодов, расцвечивание не совсем натуральными, но резкими красками лиц и событий.
Нельзя же отрицать истину только потому, что она лично мне не совсем приятна.
Как тяжко бывает одинокому человеку. Даже когда так прекрасно вокруг, и такая теплая, родная земля, и совсем нестрашно на ней.
Источник: Словарь афоризмов русских писателей. Составители: А. В. Королькова, А. Г. Ломов, А. Н. Тихонов
СОВСЕ́М, нареч. 1. Совершенно, полностью. Совсем новая вещь. Совсем темно. Совсем забыл.
Все значения слова «совсем»Тем временем кони оказались уже совсем рядом с мостом и, похоже, намеревались проскакать по нему…
– Нам нужно ещё кое-что обсудить с инязором, – сказал я. – Ещё совсем немного осталось вам подождать. Мы не договорили о самом главном.
Боги светлой половины года ещё имеют силу, но время зимних богов уже совсем рядом.