Манипулятор. Глава 009 финальный вариант

ГЛАВА 9

— Блять, я все-таки развожусь, Рамзес! — Вовка начал грубо тереть рукой глаз и яростно мотать распахнутой дверью нашей «газели».

— Вов, блять, оторвешь дверь нахуй! Хорош! — выкрикнул я, отца не было рядом.

— Приварим, блять! Будет как новая! У нас тут свои сварщики в «Пеликане» есть, целыми днями че-то варят тут, двери, стеллажи, хуйню всякую! — Вовка подугомонился, но не успокоился, продолжал внутренне кипеть.

— Блин, че ты разводишься-то!? — я вылез из «газели» размяться, сидеть надоело, через стекло солнце пекло нестерпимо. — У тебя такая жена кайфовая! Мне понравилась!

— Да, блять, Рамзес, сложно там все! — Вовка затер глаз до красноты и взъерошил волосы на голове до состояния торчащей во все стороны соломы. — Хуй его знает! С тестем у нас заебись отношения, а вот с тещей… Ну, она этой дуре и ссыт в уши!

Я глянул на свои ноги в кожаных сандалиях. «Совсем грязные, по щиколотку все в пыли, пойти, помыть, что ли?» — подумал я, бросил взгляд на кран в стене в пяти метрах напротив. Наша «газель» привычно стояла у склада бытовой химии. Был конец рабочего дня. Покупатели разъехались. Лишь уставшие и потные грузчики слонялись по базе.

— Похуй, разведусь! — Вовка рубанул рукой воздух, лицо его застыло озадаченно с нахмуренными бровями и при этом упрямо поднятыми домиком вверх.

— Ну, а че, совсем прям невмоготу, не любите друг друга? — направился я к крану, бросил через плечо на ходу.

— Да, у нас вроде нормально все! Блять, да теща там все мутит! Постоянно меня пилит, вот, живешь у нас, своей квартиры нет, зачем ушел из армии, сейчас бы уже служебная квартира была, а потом бы и свою дали! Ей было бы заебись, если б мы с женой и дальше жили, блять, в Чите и только приезжали в отпуск, мамочка, мамулечка, ути-пути! — Вовка, кривляясь, изобразил томные фальшивые родственные поцелуи зятя с тещей. — А так, хуле там, живу, типа, у нее, на ее харчах, объедаю ее! Да ну ее нахуй!

За время эмоционального спича я вымыл ноги и пошлепал обратно к машине.

— Ладно, Вов, все, что не делается — все к лучшему! — попытался я хоть как-то его подбодрить. — Жаль, конечно, раз с тестем отношения нормальные, да и с женой тоже.

— Да как нормальные! — Вовка вспыхнул снова. — Лежим, спим на одном диване уже два года вот так и не трахаемся!

Вовка, вытянувшись в струнку, изобразил двух людей лежащих близко-близко друг к другу, словно на одноместной кровати.

— Как это не трахаетесь!? — я аж забыл куда шел. — Все два года что ли!?

— Ну да, блять! Двааа года!! Двааа! — Вовка растопырил V-образно пальцы на руке и сунул мне под самый нос.

— Хуясе! Жесть! — сформулировал я свое удивление и обернулся на шум шагов.

Со стороны офиса шел отец.

— Ну, чего, взял остатки? — сказал я.

Тот махнул рукой с бумажкой. Я кивнул. Отец прошел к «газели», выудил из-под руля сигареты, закурил. У меня заныл желудок. С утра ничего не ел, так, два стакана чая из киосков общепита и плитка шоколада. Я поморщился и полез в кабину на свое место. Заметил давно, когда сидел, желудок сдавливался и переставал болеть. Я так и устроился, выбирая удобную сидячую позу. Свесил ноги наружу, обернулся назад. Отец отошел от кабины, курил, изучал бумажку.

— Ну, че там у тебя еще интересного? — сказал я негромко Вовке.

Тот снова начал дергать дверь, но несильно. Перестал.

— Да, Петрович, пидор, заебал… — раздалось мрачно в ответ.

— Да что это тебя все заебали? — я беззвучно рассмеялся.

— Сука, вот он поступает как мудак… — Вовка нервно затоптался на месте. — Блять!

Я молчал. Еще раз оглянулся. Отец был на расстоянии и не мог слышать нас.

— Я вот когда своё получаю с поставщиков или еще откуда, всегда с Петровичем делюсь. И он тоже со мной делится всегда. Делился. Ясно, ему больше, он же директор. А это утаил! Бабки получил с одного такого же жулика, как и вы… — ощерился довольно Вовка, выпятил нижнюю челюсть и засмеялся ехидно. — А мне хуй сказал, а я узнааал!

Вовка тягостно вздохнул, мотнул головой, словно сбрасывая наваждение, и замолк.

— Ну, как-то не очень хорошо он поступил, все-таки вместе работаете, — слепил я пресную фразу в попытке поддержать его.

Вовка молчал, стоял, уперев руки в боки, и зло вращал глазами.

— В пизду! — вновь рубанул рукой он по воздуху. — Сдам этого пидора к хуям Папе! Тот его выгонит нахуй! А меня на его место! Стану директором, Рамзес!

Вовка резко схватил меня за запястье своей грубой клешней, сжал и эмоционально затряс руку. Вцепился второй рукой и затряс сильнее.

— Рамзееес!! Директором станууу!! — завыл протяжно он, маленькие и цепкие глазки радостно сверлили мои зрачки.

— Да я-то тут причем!? — улыбнулся я и стал отдирать пальцы Вовки от себя. — Руку-то отдай, оторвешь же!

Тот отцепился, отошел, вроде угомонился.

— Заебись! — ответил Вовка своим мыслям и жадно потер руки. — Так и сделаю!

Я обернулся. Отец уже не курил, просто стоял и явно ждал меня.

— Ну, чего? — кивнул я ему.

— Поедем? — предложил отец.

Я кивнул и глянул на Вовку. Тот намек понял.

— Ладно, езжайте, жулики! — добродушно отмахнулся Вовка, скалясь и хихикая. — Денег, небось, заработали за неделю! Да заработали, заработали! Смотрел я ваши продажи утром! Хм, не ожидал, хорошо продается все это ваше говно.

Я протянул Вовке руку, тот пожал ее, затем пожал отцу.

— Давай, пока, — кивнул я, Вовка развернулся и потопал к офисному зданию мимо крана, истекающего тонкой струйкой воды на знойный асфальт.

«Газель» взревела, обогнала идущего Вовку. Я привычно глянул в боковое зеркало, Вовка махнул мне рукой. Выехав из базы, мы притормозили на Т-образном перекрестке.

— А Вовка-то пасёт наши продажи, — сказал я.

— Все он там смотрит. Должен смотреть, — произнес отец и повернул вправо.

«Чистое небо» продолжало затягивать. Я не сразу сообразил, что способствовал этому изменившийся режим работы — она стала монотонной: утром на склад, погрузка, сначала в кузов товар для оптовых клиентов, позади для киоска; выгрузка товара в киоск, остальное в опт и после домой. За весь день где-то как-то два-три быстрых перекуса. Зачастую я обходился стаканом чая с шоколадкой. Позже прихватывало желудок. Отец, каждый раз наблюдая мое скривившееся лицо, либо недовольно отворачивался, либо выговаривал за столь пренебрежительное отношение к своему здоровью. Я все понимал, но нравоучений хватало на пару дней, и я снова принимался лопать шоколад плитками. Боли сразу возвращались и усиливались. Я уже мог похвастаться многими практическими знаниями желудочных болей — выкуренная сигарета их притупляла, бутылка пива жарким летним днем боли возвращала. Я стал возить с собой обезболивающий сироп и принимать на ходу. Он притуплял боль, но появлялось чувство рвоты, ощущения непроходимости и тяжести в желудке. Через два-три дня боли отступали, я забрасывал прием тошнотворного лекарства, и они возвращались. Я понимал, что веду себя глупо, но упорствовал в своем идиотизме. Мать упорствовала в своем — ее ссоры с отцом стали нормой и усилились до ожесточения. Через раз доставалось и мне.

— Ма, а что у нас есть поесть? — сказал я с порога квартиры вечером, рабочий день закончился, в желудке сосало и ныло, думалось только о еде.

— В холодильнике посмотри! Не маленький уже! — рявкнула мать, проходя из кухни по коридору мимо меня и отца.

«Не в духе», — понял я, разулся и пошел мыть руки. Что меня напрягало в работе, так это одежда. Поскольку приходилось делать все — и общаться с управленцами и носить товар, то одеться адекватно было сложно. Одеться под работы, значило выглядеть весь день как грузчик. Совсем непрезентабельно. Одеться в расчете на общение с «белыми воротничками», означало угробить нормальную одежду на первой же погрузке товара. Переодеваться посреди дня? В машине? Утопия. Мы старались лавировать, разделяли рабочие дни и дни встреч. Получалось неважно, почти всегда дни выходили смешанными. Приходилось одеваться как-то средне. Если зимой выручал снег, то в остальное время одежда пачкалась быстро. Мать ворчала о «нескончаемой стирке». Если скандал доходил до криков, и мать в запале отказывалась стирать, я или отец, говорили ей, что стирать будем сами. Заявление всегда имело обратный эффект — мать умолкала и принималась закидывать наши вещи в барабан стиральной машины. До следующего скандала.

Я открыл холодильник. Котлеты и макароны. Две кастрюли. Я потянул их наружу.

— Дай сюда! — мать грубо отпихнула меня и выхватила кастрюли из рук.

Я пожал плечами и пошел в душ, на ходу снимая с себя пыльную майку. Когда я вернулся, отец ужинал. Матери на кухне не было. Моя порция стояла на столе. Все как обычно — наскоро вываленные в тарелку слипшиеся еще в кастрюле вчерашние макароны и две котлеты сверху. Вид еды не вызывал желание.

— Че смотришь!? Ешь! — раздался позади раздраженный голос матери.

Мне не хотелось ничего говорить ей поперек. Хотелось просто куда-нибудь уйти. Я знал куда. Летний пятничный вечер был моим спасением. Я налил чаю. Мать покрутилась на кухне и, не получив ответа, вышла. Затолкав в себя ужин и залив его чаем, я натянул джинсы и уже через час был в центре. Проболтавшись пару часов в центре, после захода солнца я спустился в клуб. Народу внутри было уже достаточно. Я протиснулся к малой стойке. Толчея кругом, очередь за спиртным. Получив двойную «отвертку», я с полчаса протрепался с парочкой знакомых девушек. Народ все прибывал. Музыка грохотала. Я дрыгал коленками в такт. Хотелось выпить как следует. Я закурил. Сигареты помогали алкоголю. Коктейль растворился во мне, зародил эйфорию, и я направился в бар.

Конец ознакомительного фрагмента.