Неточные совпадения
Левин испытывал теперь, оставив позади себя все заботы семейные и хозяйственные, такое
сильное чувство радости
жизни и ожиданья, что ему не хотелось говорить.
Он чувствовал, что Яшвин один, несмотря на то, что, казалось, презирал всякое чувство, — один, казалось Вронскому, мог понимать ту
сильную страсть, которая теперь наполнила всю его
жизнь.
Левина уже не поражало теперь, как в первое время его
жизни в Москве, что для переезда с Воздвиженки на Сивцев Вражек нужно было запрягать в тяжелую карету пару
сильных лошадей, провезти эту карету по снежному месиву четверть версты и стоять там четыре часа, заплатив за это пять рублей. Теперь уже это казалось ему натурально.
Я в первый раз в
жизни изменил в любви и в первый раз испытал сладость этого чувства. Мне было отрадно переменить изношенное чувство привычной преданности на свежее чувство любви, исполненной таинственности и неизвестности. Сверх того, в одно и то же время разлюбить и полюбить — значит полюбить вдвое
сильнее, чем прежде.
Но в эту минуту она жила
сильнее и лучше, чем за всю
жизнь.
Неожиданные происшествия, имевшие важное влияние на всю мою
жизнь, дали вдруг моей душе
сильное и благое потрясение.
Жизнь очень похожа на Варвару, некрасивую, пестро одетую и — неумную. Наряжаясь в яркие слова, в стихи, она, в сущности, хочет только
сильного человека, который приласкал бы и оплодотворил ее. Он вспомнил, с какой смешной гордостью рассказывала Варвара про обыск у нее Лидии и Алине, вспомнил припев дяди Миши...
Клим в первый раз в
жизни испытывал охмеляющее наслаждение злости. Он любовался испуганным лицом Диомидова, его выпученными глазами и судорогой руки, которая тащила из-под головы подушку, в то время как голова притискивала подушку все
сильнее.
Гибкая,
сильная, она доказывала это с неутомимостью и усердием фокусника, который еще увлечен своим искусством и ценит его само по себе, а не только как средство к
жизни.
Он вызывал у Клима впечатление человека смущенного, и Климу приятно было чувствовать это, приятно убедиться еще раз, что простая
жизнь оказалась
сильнее мудрых книг, поглощенных братом.
— Когда полудикий Адам отнял, по праву
сильного, у Евы власть над
жизнью, он объявил все женское злом.
Может быть, сегодня утром мелькнул последний розовый ее луч, а там она будет уже — не блистать ярко, а согревать невидимо
жизнь;
жизнь поглотит ее, и она будет ее
сильною, конечно, но скрытою пружиной. И отныне проявления ее будут так просты, обыкновенны.
А если огонь не угаснет,
жизнь не умрет, если силы устоят и запросят свободы, если она взмахнет крыльями, как
сильная и зоркая орлица, на миг полоненная слабыми руками, и ринется на ту высокую скалу, где видит орла, который еще
сильнее и зорче ее?.. Бедный Илья!
Зато поэты задели его за живое: он стал юношей, как все. И для него настал счастливый, никому не изменяющий, всем улыбающийся момент
жизни, расцветания сил, надежд на бытие, желания блага, доблести, деятельности, эпоха
сильного биения сердца, пульса, трепета, восторженных речей и сладких слез. Ум и сердце просветлели: он стряхнул дремоту, душа запросила деятельности.
Еще
сильнее, нежели от упреков, просыпалась в нем бодрость, когда он замечал, что от его усталости уставала и она, делалась небрежною, холодною. Тогда в нем появлялась лихорадка
жизни, сил, деятельности, и тень исчезала опять, и симпатия била опять
сильным и ясным ключом.
От слов, от звуков, от этого чистого,
сильного девического голоса билось сердце, дрожали нервы, глаза искрились и заплывали слезами. В один и тот же момент хотелось умереть, не пробуждаться от звуков, и сейчас же опять сердце жаждало
жизни…
— Да, Марк, товарища, — пылко возразила она, — такого же
сильного, как вы — равного вам, — да, не ученицу, согласна, — но товарища на всю
жизнь! Так?
От Плутарха и «Путешествия Анахарсиса Младшего» он перешел к Титу Ливию и Тациту, зарываясь в мелких деталях первого и в
сильных сказаниях второго, спал с Гомером, с Дантом и часто забывал
жизнь около себя, живя в анналах, сагах, даже в русских сказках…
— Зачем гроза в природе!.. Страсть — гроза
жизни… О, если б испытать эту
сильную грозу! — с увлечением сказал он и задумался.
Она введет нового и
сильного человека в общество. Он умен, настойчив, и если будет прост и деятелен, как Тушин, тогда… и ее
жизнь угадана. Она не даром жила. А там она не знала, что будет.
А он думал часто, сидя как убитый, в злом молчании, около нее, не слушая ее простодушного лепета, не отвечая на кроткие ласки: «Нет — это не та женщина, которая, как
сильная река, ворвется в
жизнь, унесет все преграды, разольется по полям.
Иногда вдруг появлялось в ней что-то
сильное, властное, гордое: она выпрямлялась, лицо озарялось какою-то внезапною строгою или важною мыслию, как будто уносившею ее далеко от этой мелкой
жизни в какую-то другую
жизнь.
Полгода томилась мать на постели и умерла. Этот гроб, ставши между ими и браком — глубокий траур, вдруг облекший ее молодую
жизнь, надломил и ее хрупкий, наследственно-болезненный организм, в котором, еще
сильнее скорби и недуга, горела любовь и волновала нетерпением и жаждой счастья.
Его новые правда и
жизнь не тянули к себе ее здоровую и
сильную натуру, а послужили только к тому, что она разобрала их по клочкам и осталась вернее своей истине.
От этого она только
сильнее уверовала в последнее и убедилась, что — как далеко человек ни иди вперед, он не уйдет от него, если только не бросится с прямой дороги в сторону или не пойдет назад, что самые противники его черпают из него же, что, наконец, учение это — есть единственный, непогрешительный, совершеннейший идеал
жизни, вне которого остаются только ошибки.
Они — не жертвы общественного темперамента, как те несчастные создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат животному голоду. Нет: там жрицы
сильных, хотя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют в любовь и
жизнь, как игрок в карты.
И везде, среди этой горячей артистической
жизни, он не изменял своей семье, своей группе, не врастал в чужую почву, все чувствовал себя гостем и пришельцем там. Часто, в часы досуга от работ и отрезвления от новых и
сильных впечатлений раздражительных красок юга — его тянуло назад, домой. Ему хотелось бы набраться этой вечной красоты природы и искусства, пропитаться насквозь духом окаменелых преданий и унести все с собой туда, в свою Малиновку…
Полтора года назад Версилов, став через старого князя Сокольского другом дома Ахмаковых (все тогда находились за границей, в Эмсе), произвел
сильное впечатление, во-первых, на самого Ахмакова, генерала и еще нестарого человека, но проигравшего все богатое приданое своей жены, Катерины Николаевны, в три года супружества в карты и от невоздержной
жизни уже имевшего удар.
Сильные и наиболее дикие племена, теснимые цивилизацией и войною, углубились далеко внутрь; другие, послабее и посмирнее, теснимые первыми изнутри и европейцами от берегов, поддались не цивилизации, а силе обстоятельств и оружия и идут в услужение к европейцам, разделяя их образ
жизни, пищу, обычаи и даже религию, несмотря на то, что в 1834 г. они освобождены от рабства и, кажется, могли бы выбрать сами себе место жительства и промысл.
Много ужасных драм происходило в разные времена с кораблями и на кораблях. Кто ищет в книгах
сильных ощущений, за неимением последних в самой
жизни, тот найдет большую пищу для воображения в «Истории кораблекрушений», где в нескольких томах собраны и описаны многие случаи замечательных крушений у разных народов. Погибали на море от бурь, от жажды, от голода и холода, от болезней, от возмущений экипажа.
Всю
жизнь потом эта заутреня осталась для Нехлюдова одним из самых светлых и
сильных воспоминаний.
Не говоря уже о том, что по лицу этому видно было, какие возможности духовной
жизни были погублены в этом человеке, — по тонким костям рук и скованных ног и по
сильным мышцам всех пропорциональных членов видно было, какое это было прекрасное,
сильное, ловкое человеческое животное, как животное, в своем роде гораздо более совершенное, чем тот буланый жеребец, зa порчу которого так сердился брандмайор.
То, что в продолжение этих трех месяцев видел Нехлюдов, представлялось ему в следующем виде: из всех живущих на воле людей посредством суда и администрации отбирались самые нервные, горячие, возбудимые, даровитые и
сильные и менее, чем другие, хитрые и осторожные люди, и люди эти, никак не более виновные или опасные для общества, чем те, которые оставались на воле, во-первых, запирались в тюрьмы, этапы, каторги, где и содержались месяцами и годами в полной праздности, материальной обеспеченности и в удалении от природы, семьи, труда, т. е. вне всех условий естественной и нравственной
жизни человеческой.
Война 1914 года глубже и
сильнее вводит Россию в водоворот мировой
жизни и спаивает европейский Восток с европейским Западом, чем война 1812 года.
Человек живет коллективным сознанием, создаваемыми им мифами, ставшими очень
сильными реальностями, управляющими его
жизнью.
Быть
сильным духом, не бояться ужасов и испытаний
жизни, принимать неизбежное и очистительное страдание, бороться против зла — остается императивом истинно-христианского сознания.
Менее всего можно было бы сказать, что такое частно-женственное отношение к
жизни есть результат
сильного чувства личности.
Популярна ли она настолько, чтобы быть
сильной и изменять
жизнь?
Из этих других, старший — есть один из современных молодых людей с блестящим образованием, с умом довольно
сильным, уже ни во что, однако, не верующим, многое, слишком уже многое в
жизни отвергшим и похерившим, точь-в-точь как и родитель его.
Знайте же, что ничего нет выше, и
сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для
жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание, и особенно вынесенное еще из детства, из родительского дома.
3 часа мы шли без отдыха, пока в стороне не послышался шум воды. Вероятно, это была та самая река Чау-сун, о которой говорил китаец-охотник. Солнце достигло своей кульминационной точки на небе и палило вовсю. Лошади шли, тяжело дыша и понурив головы. В воздухе стояла такая жара, что далее в тени могучих кедровников нельзя было найти прохлады. Не слышно было ни зверей, ни птиц; только одни насекомые носились в воздухе, и чем
сильнее припекало солнце, тем больше они проявляли
жизни.
Имея от природы романтическое воображение, я всех
сильнее прежде сего был привязан к человеку, коего
жизнь была загадкою и который казался мне героем таинственной какой-то повести.
Ум
сильный, подвижный, богатый средствами и неразборчивый на них, богатый памятью и быстрым соображением, он горячо и неутомимо проспорил всю свою
жизнь.
Московская
жизнь, сначала слишком рассеянная, не могла благотворно действовать, ни успокоить. Я не только не помог ей в это время, а, напротив, дал повод развиться
сильнее и глубже всем Grubelei…
Ум
сильный, но больше порывистый и страстный, чем диалектический, он с строптивой нетерпеливостью хотел вынудить истину, и притом практическую, сейчас прилагаемую к
жизни.
В мире не было ничего противуположнее славянам, как безнадежный взгляд Чаадаева, которым он мстил русской
жизни, как его обдуманное, выстраданное проклятие ей, которым он замыкал свое печальное существование и существование целого периода русской истории. Он должен был возбудить в них
сильную оппозицию, он горько и уныло-зло оскорблял все дорогое им, начиная с Москвы.
Третий месяц Федот уж не вставал с печи. Хотя ему было за шестьдесят, но перед тем он смотрел еще совсем бодро, и потому никому не приходило в голову, что эту
сильную, исполненную труда
жизнь ждет скорая развязка. О причинах своей болезни он отзывался неопределенно: «В нутре будто оборвалось».
Вспоминая свою
жизнь, я могу сказать, что ни одна атмосфера, иногда пронизанная
сильными токами, меня не захватывала до глубины.
Духовное общение не только продолжается, но оно делается особенно
сильным и напряженным, оно даже
сильнее, чем при
жизни.
Это связано еще с тем, что религиозная ортодоксия заключает в себе
сильный элемент религиозного материализма, который и есть наиболее авторитарный элемент религиозной
жизни.