Неточные совпадения
Городничий (вытянувшись
и дрожа всем телом).Помилуйте, не погубите!
Жена, дети маленькие… не сделайте несчастным человека.
Городничий (тихо, Добчинскому).Слушайте: вы побегите, да бегом, во все лопатки,
и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую
жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к
жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская
жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому
и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
Анна Андреевна,
жена его, провинциальная кокетка, еще не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах
и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой
и девичьей. Очень любопытна
и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому только, что тот не находится, что отвечать ей; но власть эта распространяется только на мелочи
и состоит в выговорах
и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Здесь есть один помещик, Добчинский, которого вы изволили видеть;
и как только этот Добчинский куда-нибудь выйдет из дому, то он там уж
и сидит у
жены его, я присягнуть готов…
А Петр-то Иванович уж мигнул пальцем
и подозвал трактирщика-с, трактирщика Власа: у него
жена три недели назад тому родила,
и такой пребойкий мальчик, будет так же, как
и отец, содержать трактир.
Что тут, под этой липою,
Жена моя призналась мне,
Что тяжела она
Гаврюшей, нашим первенцем,
И спрятала на грудь мою
Как вишня покрасневшее
Прелестное лицо?..
Жена его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба
и рухнула —
Так оплошал Яким!
Еще подбавил Филюшка…
И всё тут! Не годилось бы
Жене побои мужнины
Считать; да уж сказала я:
Не скрою ничего!
Поехал в город парочкой!
Глядим, везет из города
Коробки, тюфяки;
Откудова ни взялися
У немца босоногого
Детишки
и жена.
Повел хлеб-соль с исправником
И с прочей земской властию,
Гостишек полон двор!
Отцы-пустынножители,
И жены непорочные,
И книжники-начетчики
Их ищут — не найдут!
Забегали наследники
И жены их — к Агапушке,
И к Климу,
и ко мне!
Молиться в ночь морозную
Под звездным небом Божиим
Люблю я с той поры.
Беда пристигнет — вспомните
И женам посоветуйте:
Усердней не помолишься
Нигде
и никогда.
Чем больше я молилася,
Тем легче становилося,
И силы прибавлялося,
Чем чаще я касалася
До белой, снежной скатерти
Горящей головой…
Мне зять — плевать,
и дочь смолчит,
Жена — плевать, пускай ворчит!
А внучку жаль!.. — Пошел опять
Про внучку! Убивается!..
— Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» — сказал Филипп.
А я не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» — молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
Недаром порывается
В Москву, в новорситет!»
А Влас его поглаживал:
«Дай Бог тебе
и серебра,
И золотца, дай умную,
Здоровую
жену!»
— Не надо мне ни серебра,
Ни золота, а дай Господь,
Чтоб землякам моим
И каждому крестьянину
Жилось вольготно-весело
На всей святой Руси!
— Любуется
Старик ботинкой крохотной,
Такую держит речь:
— Мне зять — плевать,
и дочь смолчит,
Жена — плевать, пускай ворчит!
Ждешь не дождешься осени,
Жена, детишки малые,
И те гадают, ссорятся...
Жена — раба любимая,
А дочка вместе с барышней
Училась
и французскому
И всяким языкам,
Садиться позволялось ей
В присутствии княжны…
Г-жа Простакова (увидя Кутейкина
и Цыфиркина). Вот
и учители! Митрофанушка мой ни днем, ни ночью покою не имеет. Свое дитя хвалить дурно, а куда не бессчастна будет та, которую приведет Бог быть его
женою.
В минуты, когда мысль их обращается на их состояние, какому аду должно быть в душах
и мужа
и жены!
Вместо искреннего
и снисходительного друга,
жена видит в муже своем грубого
и развращенного тирана.
Правдин (останавливая ее). Поостановитесь, сударыня. (Вынув бумагу
и важным голосом Простакову.) Именем правительства вам приказываю сей же час собрать людей
и крестьян ваших для объявления им указа, что за бесчеловечие
жены вашей, до которого попустило ее ваше крайнее слабомыслие, повелевает мне правительство принять в опеку дом ваш
и деревни.
Правдин. Когда же у вас могут быть счастливы одни только скоты, то
жене вашей от них
и от вас будет худой покой.
Скотинин. Сам ты, умный человек, порассуди. Привезла меня сестра сюда жениться. Теперь сама же подъехала с отводом: «Что-де тебе, братец, в
жене; была бы де у тебя, братец, хорошая свинья». Нет, сестра! Я
и своих поросят завести хочу. Меня не проведешь.
Стародум. Так. Только, пожалуй, не имей ты к мужу своему любви, которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на любовь бы походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в сердцах ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж благоразумный!
Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу,
и будете оба совершенно благополучны.
Посмотрим, как они исполняются, каковы, например, большею частию мужья нынешнего света, не забудем, каковы
и жены.
Даже спал только одним глазом, что приводило в немалое смущение его
жену, которая, несмотря на двадцатипятилетнее сожительство, не могла без содрогания видеть его другое, недремлющее, совершенно круглое
и любопытно на нее устремленное око.
Муж ее, Дмитрий Прокофьев, занимался ямщиной
и был тоже под стать
жене: молод, крепок, красив.
— А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней
женой уводом живешь! — говорили они ему, — да
и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!
Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни
жен, ни дев
и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум.
Было у него
и семейство; но покуда он градоначальствовал, никто из обывателей не видал ни
жены, ни детей его.
Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять,
жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да
и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но
и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.
И еще доводим: которая у того бригадира, Фердыщенка, ямская
жена Аленка, то от нее беспременно всем нашим бедам источник приключился, а более того причины не видим.
Когда же Помпадурша была,"за слабое держание некоторой тайности", сослана в монастырь
и пострижена под именем инокини Нимфодоры, то он первый бросил в нее камнем
и написал"Повесть о некоторой многолюбивой
жене", в которой делал очень ясные намеки на прежнюю свою благодетельницу.
Двоекурову Семен Козырь полюбился по многим причинам. Во-первых, за то, что
жена Козыря, Анна, пекла превосходнейшие пироги; во-вторых, за то, что Семен, сочувствуя просветительным подвигам градоначальника, выстроил в Глупове пивоваренный завод
и пожертвовал сто рублей для основания в городе академии; в-третьих, наконец, за то, что Козырь не только не забывал ни Симеона-богоприимца, ни Гликерии-девы (дней тезоименитства градоначальника
и супруги его), но даже праздновал им дважды в год.
Когда читалась эта отписка, в толпе раздавались рыдания, а посадская
жена Аксинья Гунявая, воспалившись ревностью великою, тут же высыпала из кошеля два двугривенных
и положила основание капиталу, для поимки Дуньки предназначенному.
Так, например, если сказанная особа —
жена ученого, можно узнать, какие понятия имеет ее муж о строении миров, о предержащих властях
и т. д.
— Ничего я этого не знаю, — говорил он, — знаю только, что ты, старый пес, у меня
жену уводом увел,
и я тебе это, старому псу, прощаю… жри!
Кроме того, при разводе, даже при попытке развода, очевидно было, что
жена разрывала сношения с мужем
и соединялась с своим любовником.
Алексей Александрович ничего не хотел думать о поведении
и чувствах своей
жены,
и действительно он об этом ничего не думал.
«Ты бо изначала создал еси мужеский пол
и женский, — читал священник вслед за переменой колец, —
и от Тебе сочетавается мужу
жена, в помощь
и в восприятие рода человеча. Сам убо, Господи Боже наш, пославый истину на наследие Твое
и обетование Твое, на рабы Твоя отцы наша, в коемждо роде
и роде, избранныя Твоя: призри на раба Твоего Константина
и на рабу Твою Екатерину
и утверди обручение их в вере,
и единомыслии,
и истине,
и любви»….
— Я не сказала тебе вчера, — начала она, быстро
и тяжело дыша, — что, возвращаясь домой с Алексеем Александровичем, я объявила ему всё… сказала, что я не могу быть его
женой, что…
и всё сказала.
Упоминалось о том, что Бог сотворил
жену из ребра Адама,
и «сего ради оставит человек отца
и матерь
и прилепится к
жене, будет два в плоть едину»
и что «тайна сия велика есть»; просили, чтобы Бог дал им плодородие
и благословение, как Исааку
и Ревекке, Иосифу, Моисею
и Сепфоре,
и чтоб они видели сыны сынов своих.
Никогда он с таким жаром
и успехом не работал, как когда жизнь его шла плохо
и в особенности когда он ссорился с
женой.
Анна, думавшая, что она так хорошо знает своего мужа, была поражена его видом, когда он вошел к ней. Лоб его был нахмурен,
и глаза мрачно смотрели вперед себя, избегая ее взгляда; рот был твердо
и презрительно сжат. В походке, в движениях, в звуке голоса его была решительность
и твердость, каких
жена никогда не видала в нем. Он вошел в комнату
и, не поздоровавшись с нею, прямо направился к ее письменному столу
и, взяв ключи, отворил ящик.
— Ну полно, Саша, не сердись! — сказал он ей, робко
и нежно улыбаясь. — Ты была виновата. Я был виноват. Я всё устрою. —
И, помирившись с
женой, он надел оливковое с бархатным воротничком пальто
и шляпу
и пошел в студию. Удавшаяся фигура уже была забыта им. Теперь его радовало
и волновало посещение его студии этими важными Русскими, приехавшими в коляске.
— Откуда я? — отвечал он на вопрос
жены посланника. — Что же делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз,
и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до последней минуты досиживаю,
и весело. Нынче…
И старый князь,
и Львов, так полюбившийся ему,
и Сергей Иваныч,
и все женщины верили,
и жена его верила так, как он верил в первом детстве,
и девяносто девять сотых русского народа, весь тот народ, жизнь которого внушала ему наибольшее уважение, верили.
— Славу Богу, — сказал Матвей, этим ответом показывая, что он понимает так же, как
и барин, значение этого приезда, то есть что Анна Аркадьевна, любимая сестра Степана Аркадьича, может содействовать примирению мужа с
женой.