Неточные совпадения
Знакомство с деятельностью квакеров и их сочинениями: с Фоксом, Пэном и в особенности с книгой Даймонда (Dymond) 1827 г. — показало мне, что не только давным-давно сознана невозможность соединения христианства с насилием и войною, но что эта несовместимость давным-давно так ясно и несомненно доказана, что надо только удивляться, каким образом может продолжаться это невозможное соединение
христианского учения с насилием, которое проповедовалось и продолжает проповедоваться
церквами.
«Для объяснения этого закона Хельчицкий указывает на первобытное устройство
христианского общества, — то устройство, которое, говорит он, считается теперь в римской
церкви гнусным еретичеством.
Всякая
церковь выводит свое исповедание через непрерывное предание от Христа и апостолов. И действительно, всякое
христианское исповедание, происходя от Христа, неизбежно должно было дойти до настоящего поколения через известное предание. Но это не доказывает того, чтобы одно из этих преданий, исключая все другие, было несомненно истинно.
Как ни странно это кажется для нас, людей воспитанных в ложном учении о
церкви как о
христианском учреждении и в презрении к ереси, — но только в том, что называлось ересью и было истинное движение, т. е. истинное христианство, и только тогда переставало быть им, когда оно в этих ересях останавливалось в своем движении и так же закреплялось в неподвижные формы
церкви.
Всякая так называемая ересь, признавая истиной то, что она исповедует, может точно так же найти в истории
церквей последовательное выяснение того, что она исповедует, употребить для себя все аргументы Пресансе и называть только свое исповедание истинно
христианским, что и делали и делают все ереси.
Как ни странно это кажется,
церкви, как
церкви, всегда были и не могут не быть учреждениями не только чуждыми, но прямо враждебными учению Христа. Недаром Вольтер (Voltaire) называл ее l’infame (бесчестная); недаром все или почти все
христианские так называемые секты признавали и признают
церковь той блудницей, о которой пророчествует апокалипсис; недаром история
церкви есть история величайших жестокостей и ужасов.
Церкви, как
церкви, не суть некоторые учреждения, имеющие в основе своей
христианское начало, хотя и несколько отклонившиеся от прямого пути, как это думают многие;
церкви, как
церкви, как собрания, утверждающие свою непогрешимость, суть учреждения противохристианские.
Послушаешь и почитаешь статьи и проповеди, в которых церковные писатели нового времени всех исповеданий говорят о
христианских истинах и добродетелях, послушаешь и почитаешь эти веками выработанные искусные рассуждения, увещания, исповедания, иногда как будто похожие на искренние, и готов усомниться в том, чтобы
церкви могли быть враждебны христианству: «не может же быть того, чтобы эти люди, выставившие таких людей, как Златоусты, Фенелоны, Ботлеры, и других проповедников христианства, были враждебны ему».
Чтобы были приняты следующие решения: 1) Выразить удовлетворение по поводу официального предложения со стороны пресвитерианской
церкви в Соединенных Штатах верховным представителям каждого религиозного общества
христианского исповедания соединиться для общего обсуждения мер, могущих вести к замене войны международным третейским судом.
Одни верующие люди, признающие
христианское учение божественным, считают, что спасение наступит тогда, когда все люди поверят в Христа и приблизится второе пришествие; другие, также признающие божественность учения Христа, считают, что спасение это произойдет через
церковь, которая, подчинив себе всех людей, воспитает в них
христианские добродетели и преобразует их жизнь.
Положение
христианского человечества со своими тюрьмами, каторгами, виселицами, с своими фабриками, скоплениями капиталов, с своими податями,
церквами, кабаками, домами терпимости, всё растущими вооружениями и миллионами одуренных людей, готовых, как цепные собаки, броситься на тех, на кого их натравят хозяева, было бы ужасным, если бы оно было произведением насилия, но оно есть прежде всего произведение общественного мнения.
Положение
христианского человечества с его крепостями, пушками, динамитами, ружьями, торпедами, тюрьмами, виселицами,
церквами, фабриками, таможнями, дворцами действительно ужасно; но ведь ни крепости, ни пушки, ни ружья ни в кого сами не стреляют, тюрьмы никого сами не запирают, виселицы никого не вешают,
церкви никого сами не обманывают, таможни не задерживают, дворцы и фабрики сами не строятся и себя не содержат, а всё делают это люди.
Уже входя в детскую, он вспомнил, что такое было то, что он скрыл от себя. Это было то, что если главное доказательство Божества есть Его откровение о том, что есть добро, то почему это откровение ограничивается одною
христианскою церковью? Какое отношение к этому откровению имеют верования буддистов, магометан, тоже исповедующих и делающих добро?
Это и теперь, конечно, так в строгом смысле, но все-таки не объявлено, и совесть нынешнего преступника весьма и весьма часто вступает с собою в сделки: «Украл, дескать, но не на церковь иду, Христу не враг» — вот что говорит себе нынешний преступник сплошь да рядом, ну а тогда, когда церковь станет на место государства, тогда трудно было бы ему это сказать, разве с отрицанием всей церкви на всей земле: «Все, дескать, ошибаются, все уклонились, все ложная церковь, я один, убийца и вор, — справедливая
христианская церковь».
Неточные совпадения
— Но в
христианских обществах и у нас, сколько я знаю, развод допущен, — сказал Степан Аркадьич. — Развод допущен и нашею
церковью. И мы видим….
Нет, поднялась вся нация, ибо переполнилось терпение народа, — поднялась отмстить за посмеянье прав своих, за позорное унижение своих нравов, за оскорбление веры предков и святого обычая, за посрамление
церквей, за бесчинства чужеземных панов, за угнетенье, за унию, за позорное владычество жидовства на
христианской земле — за все, что копило и сугубило с давних времен суровую ненависть козаков.
Никого не уважили бы они на ту пору, ниже самого короля, но против своей
церкви христианской не посмели и уважили свое духовенство.