Неточные совпадения
—
В неделе-то, барин, шесть
дней, а мы шесть раз
в неделю ходим на барщину; да под вечером возим оставшее
в лесу сено на господский двор, коли погода хороша; а бабы и девки для прогулки ходят по праздникам
в лес по грибы да по ягоды.
Одни судятся своими равными; а другие
в законе мертвы, разве по
делам уголовным.
В Кронштате прожил я два
дня с великим удовольствием, насыщаяся зрением множества иностранных кораблей, каменной одежды крепости Кронштатской и строений, стремительно возвышающихся.
Нередко помышляли мы вытти из судна и шествовать по каменной гряде к берегу, но пребывание одного из наших сопутников на камне уже несколько часов и скрытие другого из виду представляло нам опасность перехода более, может быть, нежели она была
в самом
деле.
Едва у городских ворот услышали звон почтового колокольчика, караульный офицер бежит уже к наместнику (то ли
дело, как где все
в порядке) и рапортует ему, что вдали видна кибитка и слышен звон колокольчика.
Не более недели тому назад я был весел,
в удовольствии, недостатка не чувствовал, был любим или так казалося; ибо дом мой всякий
день был полон людьми, заслужившими уже знаки почестей; стол мой был всегда как великолепное некое торжество.
— Неужели вы не знаете, что
дело нашего хозяина
в уголовной палате уже решено… —
Стряпчий казенных
дел сделал на меня донос, что я, избегая платежа казенной недоимки, дом продал, обманул гражданскую палату, назвавшись тем званием,
в коем я был, а не тем,
в котором находился при покупке дома.
Все сие было отринуто, продажа дому уничтожена, меня осудили за ложной мой поступок лишить чинов, — и требуют теперь, — говорил повествователь, — хозяина здешнего
в суд, дабы посадить под стражу до окончания
дела.
Дело мое и осуждение
в горести позабыл совершенно.
— Возвести до дальнейших пределов моея области, — рек я хранителю законов, — се
день рождения моего, да ознаменится он
в летописях навеки отпущением повсеместным.
Вспомнил я, что некогда блаженной памяти нянюшка моя Клементьевна, по имени Прасковья, нареченная Пятница, охотница была до кофею и говаривала, что помогает он от головной боли. Как чашек пять выпью, — говаривала она, — так и свет вижу, а без того умерла бы
в три
дни.
Но не все думать о старине, не все думать о завтрашнем
дне. Если беспрестанно буду глядеть на небо, не смотря на то, что под ногами, то скоро споткнусь и упаду
в грязь… размышлял я. Как ни тужи, а Новагорода по-прежнему не населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к Карпу Дементьичу.
В компании сидит, потупя глаза, но во весь
день от окошка не отходит и пялит глаза на всякого мужчину.
Не было бы места легковерию, не было бы, может быть, плутовства
в вексельных
делах…
Если
в заблуждении своем смертные, казалося, не тебя чтили единого, но боготворили они твои несравненные силы, твои неуподобляемые
дела.
В короткое время он заслужил похвалу скорым решением залежавшихся
дел; а я прослыл копотким.
Но он, чувствуя свою неспособность к
делам, выпросился
в отставку и награжден чином коллежского асессора, с которым он приехал
в то место, где родился, то есть
в нашу губернию, лет шесть тому назад.
Дело было выведено очень ясно, и виновные во всем признавалися,
в оправдание свое приводя только мучительские поступки своих господ, о которых уже вся губерния была известна.
Скоро наместник известен стал о моем по сему
делу мнении, известен, что я старался преклонить сотоварищей моих на мои мысли и что они начинали колебаться
в своих рассуждениях, к чему, однако же, не твердость и убедительность моих доводов способствовали, но деньги асессорши.
Будучи сам воспитан
в правилах неоспоримой над крестьянами власти, с моими рассуждениями он не мог быть согласен и вознегодовал, усмотрев, что они начинали
в суждении сего
дела преимуществовать, хотя ради различных причин.
Он избрал нарочно
день торжественный, когда у него много людей было
в собрании; избрал нарочно для слова своего публичное собрание, надеяся, что тем разительнее убедит меня.
Сей
день путешествие мое было неудачно; лошади были худы, выпрягались поминутно; наконец, спускаяся с небольшой горы, ось у кибитки переломилась, и я далее ехать не мог. — Пешком ходить мне
в привычку. Взяв посошок, отправился я вперед к почтовому стану. Но прогулка по большой дороге не очень приятна для петербургского жителя, не похожа на гулянье
в Летнем саду или
в Баба, скоро она меня утомила, и я принужден был сесть.
Не дивись, мой друг! на свете все колесом вертится. Сегодня умное, завтра глупое
в моде. Надеюсь, что и ты много увидишь дурындиных. Если не женитьбою всегда они отличаются, то другим чем-либо. А без дурындиных свет не простоял бы трех
дней.
Власть моя, да пекуся о воскормлении вашем или небрегу о нем; да сохраню
дни ваши или расточителем
в них буду; оставлю вас живых или дам умрети завременно — есть ясное доказательство, что вы мне не обязаны
в том, что живы.
Вошед
в свет, узнаете скоро, что
в обществе существует обычай посещать
в праздничные
дни по утрам знатных особ; обычай скаредный, ничего не значащий, показующий
в посетителях дух робости, а
в посещаемом дух надменности и слабый рассудок.
Если случится, что смерть пресечет
дни мои прежде, нежели
в благом пути отвердеете, и, юны еще, восхитят вас страсти из стези рассудка, — то не отчаивайтеся, соглядая иногда превратное ваше шествие!
Если, забыв мои наставления, поспешать будешь на злые
дела, обыкшая душа добродетели востревожится; явлюся тебе
в мечте.
Я, я един прекратил
дни его, излияв томный яд
в начало его.
Во все время жития своего не наслаждался он здравием ни
дня единого; и томящегося
в силах своих разверстие яда пресекло течение жизни.
Кто уверит вас и меня, что вы не носите
в крови вашей сокровенного жала, определенного, да скончает
дни ваши безвременно?
Я без дальних околичностей ей сказал, что я желаю, чтобы дочь ее была замужем за Иваном, и для того принес ей то, что надобно для отвлечения препятствия
в сем
деле.
И мы, сыны славы, мы, именем и
делами словуты
в коленах земнородных, пораженные невежества мраком, восприяли обычай сей; и ко стыду нашему, ко стыду прошедших веков, ко стыду сего разумного времяточия, сохранили его нерушимо даже до сего
дня.
Жестокость времени он одолевает бодрственно; часы, на упокоение определенные, проводит
в трудах; во
дни, на веселие определенные, оного чуждается.
Оставили мы гордое различие, нас толико времени от вас отделявшее, забыли мы существовавшее между нами неравенство, восторжествуем ныне о победе нашей, и сей
день,
в он же сокрушаются оковы сограждан нам любезных, да будет знаменитейший
в летописях наших.
Время летит;
дни наши преходят
в недействии.
Те, которые не имели семейств, месячины не получали, а по обыкновению лакедемонян пировали вместе на господском дворе, употребляя для соблюдения желудка
в мясоед пустые шти, а
в посты и постные
дни хлеб с квасом.
Но нередкий
в справедливом негодовании своем скажет нам: тот, кто рачит о устройстве твоих чертогов, тот, кто их нагревает, тот, кто огненную пряность полуденных растений сочетает с хладною вязкостию северных туков для услаждения расслабленного твоего желудка и оцепенелого твоего вкуса; тот, кто воспеняет
в сосуде твоем сладкий сок африканского винограда; тот, кто умащает окружие твоей колесницы, кормит и напояет коней твоих; тот, кто во имя твое кровавую битву ведет со зверями дубравными и птицами небесными, — все сии тунеядцы, все сии лелеятели, как и многие другие, твоея надменности высятся надо мною: над источившим потоки кровей на ратном поле, над потерявшим нужнейшие члены тела моего, защищая грады твои и чертоги,
в них же сокрытая твоя робость завесою величавости мужеством казалася; над провождающим
дни веселий, юности и утех во сбережении малейшия полушки, да облегчится, елико то возможно, общее бремя налогов; над не рачившим о имении своем, трудяся деннонощно
в снискании средств к достижению блаженств общественных; над попирающим родством, приязнь, союз сердца и крови, вещая правду на суде во имя твое, да возлюблен будеши.
Но да не падет на нас таковая укоризна. С младенчества нашего возненавидев ласкательство, мы соблюли сердце наше от ядовитой его сладости, даже до сего
дня; и ныне новый опыт
в любви нашей к вам и преданности явен да будет. Мы уничтожаем ныне сравнение царедворского служения с военным и гражданским. Истребися на памяти обыкновение, во стыд наш толико лет существовавшее. Истинные заслуги и достоинства, рачение о пользе общей да получают награду
в трудах своих и едины да отличаются.
Но не правительства
дело вступаться за судию, хотя бы он поносился и
в правом
деле.
Судия же пред светом и пред поставившим его судиею да оправдится едиными
делами [Г. Дикинсон, имевший участие
в бывшей
в Америке перемене и тем прославившийся, будучи после
в Пенсильвании президентом, не возгнушался сражаться с наступавшими на него.
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором
дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение,
в какой бы науке, художестве или знании ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не было на немецкий язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания
в свет не будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание
в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха
в касающемся до богословии, от Александра Дидриха
в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего
в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Если кто сие наше попечительное постановление презрит или против такового нашего указа подаст совет, помощь или благоприятство своим лицом или посторонним, — тем самым подвергает себя осуждению на проклятие, да сверх того лишен быть имеет тех книг и заплатит сто золотых гульденов пени
в казну нашу. И сего решения никто без особого повеления да нарушить не дерзает. Дано
в замке С. Мартына, во граде нашем Майнце, с приложением печати нашей. Месяца януария,
в четвертый
день 1486 года».
И так изобретенное на заключение истины и просвещения
в теснейшие пределы, изобретенное недоверяющею властию ко своему могуществу, изобретенное на продолжение невежества и мрака, ныне во
дни наук и любомудрия, когда разум отряс несродные ему пути суеверия, когда истина блистает столично паче и паче, когда источник учения протекает до дальнейших отраслей общества, когда старания правительств стремятся на истребление заблуждений и на отверстие беспреткновенных путей рассудку к истине, — постыдное монашеское изобретение трепещущей власти принято ныне повсеместно, укоренено и благою приемлется преградою блуждению.
Буллу свою начинает он жалобою на диавола, который куколь сеет во пшенице, и говорит: «Узнав, что посредством сказанного искусства многие книги и сочинения,
в разных частях света, наипаче
в Кельне, Майнце, Триере, Магдебурге напечатанные, содержат
в себе разные заблуждения, учения пагубные, христианскому закону враждебные, и ныне еще
в некоторых местах печатаются, желая без отлагательства предварить сей ненавистной язве, всем и каждому сказанного искусства печатникам и к ним принадлежащим и всем, кто
в печатном
деле обращается
в помянутых областях, под наказанием проклятия и денежныя пени, определяемой и взыскиваемой почтенными братиями нашими, Кельнским, Майнцким, Триерским и Магдебургским архиепископами или их наместниками
в областях, их,
в пользу апостольской камеры, апостольскою властию наистрожайше запрещаем, чтобы не дерзали книг, сочинений или писаний печатать или отдавать
в печать без доклада вышесказанным архиепископам или наместникам и без их особливого и точного безденежно испрошенного дозволения; их же совесть обременяем, да прежде, нежели дадут таковое дозволение, назначенное к печатанию прилежно рассмотрят или чрез ученых и православных велят рассмотреть и да прилежно пекутся, чтобы не было печатано противного вере православной, безбожное и соблазн производящего».
Никакой книгопечатник да не потребуется к суду за то, что издал
в свет примечания, цененея, наблюдения о поступках общего собрания, о разных частях правления, о
делах общих или о поведении служащих, поколику оное касается до исполнения их должностей».
Публикуется: «Сего…
дня пополуночи
в 10 часов, по определению уездного суда или городового магистрата, продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г… недвижимое имение, дом, состоящий
в… части, под №… и при нем шесть душ мужеского и женского полу; продажа будет при оном доме.
Не ты ли, не возмогши прельщением и обещаниями уловить ее невинности, ни устрашить ее непоколебимости угрозами и казнию, наконец употребил обман, обвенчав ее за спутника твоих мерзостей, и
в виде его насладился веселием, которого она
делить с тобой гнушалася.
О счастие! почто ты так обидело меня
в твоем
разделе?
О! дар небес благословенный,
Источник всех великих
дел;
О вольность, вольность, дар бесценный!
Позволь, чтоб раб тебя воспел.
Исполни сердце твоим жаром,
В нем сильных мышц твоих ударом
Во свет рабства тьму претвори,
Да Брут и Телль еще проснутся,
Седяй во власти, да смятутся
От гласа твоего цари.