Неточные совпадения
— А и
бог с ним!.. — отозвался Еспер Иваныч, отходя от астролябии и садясь на прежнее место. — А
ты вот что! — прибавил он Анне Гавриловне, показывая на Павла. — Принеси-ка подарок, который мы приготовили ему.
— Не разберешь
тебя, парень, хорошенько;
бог тебя знает! — сказал он и начал неторопливо стряхивать
с себя стружки и напяливать на себя свой вицмундиришко.
— Оттого, что я здесь слыву богоотступником. Уверяю вас! — отнесся Александр Иванович к Павлу. — Когда я
с Кавказа приехал к одной моей тетке, она вдруг мне говорит: — «Саша, перекрестись, пожалуйста, при мне!» Я перекрестился. — «Ах, говорит, слава
богу, как я рада, а мне говорили, что
ты и перекреститься совсем не можешь, потому что продал черту душу!»
—
Бог с ними, ничего этого я видеть не хочу; батюшка, милый мой, бесценный! Я никогда
тебя уже больше не увижу! — говорил
с слезами на глазах Павел, всплескивая горестно руками.
«Мой дорогой друг, Поль!.. Я была на похоронах вашего отца, съездила испросить у его трупа прощение за любовь мою к
тебе: я слышала, он очень возмущался этим… Меня, бедную, все, видно, гонят и ненавидят, точно как будто бы уж я совсем такая ужасная женщина!
Бог с ними,
с другими, но я желаю возвратить если не любовь твою ко мне, то, по крайней мере, уважение, в котором
ты, надеюсь, и не откажешь мне, узнав все ужасы, которые я перенесла в моей жизни… Слушай...
— О, да благословит
тебя бог, добрый друг! — воскликнул Салов
с комическим чувством, крепко пожимая руку Вихрова. — Ехать нам всего лучше в Купеческий клуб, сегодня там совершается великое дело: господа купцы вывозят в первый раз в собрание своих супруг; первая Петровская ассамблея будет для Замоскворечья, — но только не по высочайшему повелению, а по собственному желанию! Прогресс!.. Дворянству не хотят уступить.
— А какой случай! — сказал он. — Вчера я, возвращаясь от
тебя, встретил Захаревского
с дочерью и, между прочим, рассказал им, что вот мы
с тобой идем
богу молиться; они стали, братец, проситься, чтобы и их взять, и особенно Юлия Ардальоновна. «Что ж, я говорю, мы очень рады». Ну, они и просили, чтобы зайти к ним; хочешь — зайдем, не хочешь — нет.
— Да, слава
богу, — отвечал Живин почти набожным тоном. — А
ты у этой барыни — не у пристани? — прибавил он не совсем смело и
с усмешкой.
— Я много в жизни вынес неудач и несчастий, — толковал он Вихрову, идя
с ним, — но теперь почти за все вознагражден;
ты рассуди: я не умен очень, я не
бог знает какой юрист, у меня нет связей особенных, а меня назначили!.. За что же? За то, что я всегда был честен во всю мою службу.
«Ступай, ступай себе только с глаз моих,
бог с тобой!» — говорил бедный Тентетников и вослед за тем имел удовольствие видеть, как больная, вышед за ворота, схватывалась с соседкой за какую-нибудь репу и так отламывала ей бока, как не сумеет и здоровый мужик.
Неточные совпадения
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо
тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин.
Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), —
бог с ним! я человек простой».
Глеб — он жаден был — соблазняется: // Завещание сожигается! // На десятки лет, до недавних дней // Восемь тысяч душ закрепил злодей, //
С родом,
с племенем; что народу-то! // Что народу-то!
с камнем в воду-то! // Все прощает
Бог, а Иудин грех // Не прощается. // Ой мужик! мужик!
ты грешнее всех, // И за то
тебе вечно маяться!
Пошли порядки старые! // Последышу-то нашему, // Как на беду, приказаны // Прогулки. Что ни день, // Через деревню катится // Рессорная колясочка: // Вставай! картуз долой! //
Бог весть
с чего накинется, // Бранит, корит;
с угрозою // Подступит —
ты молчи! // Увидит в поле пахаря // И за его же полосу // Облает: и лентяи-то, // И лежебоки мы! // А полоса сработана, // Как никогда на барина // Не работал мужик, // Да невдомек Последышу, // Что уж давно не барская, // А наша полоса!
Да, видно,
Бог прогневался. // Как восемь лет исполнилось // Сыночку моему, // В подпаски свекор сдал его. // Однажды жду Федотушку — // Скотина уж пригналася, // На улицу иду. // Там видимо-невидимо // Народу! Я прислушалась // И бросилась в толпу. // Гляжу, Федота бледного // Силантий держит за ухо. // «Что держишь
ты его?» // — Посечь хотим маненичко: // Овечками прикармливать // Надумал он волков! — // Я вырвала Федотушку, // Да
с ног Силантья-старосту // И сбила невзначай.
— Не знаю я, Матренушка. // Покамест тягу страшную // Поднять-то поднял он, // Да в землю сам ушел по грудь //
С натуги! По лицу его // Не слезы — кровь течет! // Не знаю, не придумаю, // Что будет?
Богу ведомо! // А про себя скажу: // Как выли вьюги зимние, // Как ныли кости старые, // Лежал я на печи; // Полеживал, подумывал: // Куда
ты, сила, делася? // На что
ты пригодилася? — // Под розгами, под палками // По мелочам ушла!