Неточные совпадения
Ну, а прицепи-ка
он еще саблю: просто ничего не увидишь любопытнее; одного грома лучше музыки наслушаешься.
А
ну, как я перед
ним оконфужусь!
Устинья Наумовна.
Оно точно, жемчужная, дико сначала-то,
ну а потом привыкнешь, обойдетесь как-нибудь. Да вот с Самсон Силычем надо потолковать, может,
он его и знает, этого человека-то.
Аграфена Кондратьевна.
Ну, так, Сысой Псович, что ж
ему дальше-то было?
Взял я одно дело из суда домой, да дорогой-то с товарищем и завернули, человек слаб,
ну, понимаете… с позволенья сказать, хошь бы в погребок… там я
его оставил, да хмельной-то, должно быть, и забыл.
Большов.
Ну, а на Лазаря, так и пускай на
него;
он малый с понятием, да и капиталец есть.
Большов. Нет еще. Вот нынче потолкуем.
Он у меня парень-то дельный;
ему только мигни,
он и понимает. А уж сделает-то что, так пальца не подсунешь.
Ну, заложим мы дом, а потом что?
Рисположенский. А потом напишем реэстрик, что вот, мол, так и так, по двадцати пяти копеек за рубль:
ну, и ступайте по кредиторам. Коли кто больно заартачится, так можно и прибавить, а другому сердитому и все заплатить… Вы
ему все заплатите, а
он — чтобы писал, что по сделке получил по двадцати пяти копеек, так, для видимости, чтобы другим показать. Вот, мол, так и так;
ну, и другие, глядя на
них, согласятся.
Большов. А идет, так и пусть идет. (Помолчав.) А вот ты бы, Лазарь, когда на досуге баланц для меня сделал, учел бы розничную по панской-то части,
ну и остальное, что там еще. А то торгуем, торгуем, братец, а пользы ни на грош. Али сидельцы, что ли, грешат, таскают родным да любовницам;
их бы маленечко усовещивал. Что так, без барыша-то, небо коптить? Аль сноровки не знают? Пора бы, кажется.
Большов. Плохо дело, Лазарь.
Ну, да мне-то
он сполна отдаст по-приятельски.
Большов.
Ну! И четвертый тут, Самопалов. Да что
они, сговорились, что ли?
Большов. Эдак-то лучше! Черта ли там по грошам-то наживать! Махнул сразу, да и шабаш. Только напусти Бог смелости. Спасибо тебе, Лазарь! Удружил! (Встает.)
Ну, хлопочи! (Подходит к
нему и треплет по плечу.) Сделаешь дело аккуратно, так мы с тобой барышами-то поделимся. Награжу на всю жизнь. (Идет к двери.)
Вышла линия,
ну и не плошай:
он свою политику ведет, а ты свою статью гони.
Фоминишна. Да что
их разбирать-то!
Ну, известное дело, чтоб были люди свежие, не плешивые, чтоб не пахло ничем, а там какого ни возьми, все человек.
Устинья Наумовна.
Ну а коли есть, так и слава тебе Господи! Чуть мало-мальски жених, холостой ли
он, неженатый ли, вдовец ли какой — прямо и тащи ко мне.
Устинья Наумовна.
Ну, ты сам рассуди, с каким я рылом покажусь к Самсону-то Силычу? Наговорила
им с три короба, что и богат-то, и красавец-то, и влюблен-то так, что и жить не может: а теперь что скажу? Ведь ты сам знаешь, каково у вас чадочко Самсон-то Силыч; ведь
он, не ровён час, и чепчик помнет.
Подхалюзин. Вы, Самсон Силыч, возьмите в рассуждение. Я посторонний человек, не родной, а для вашего благополучия ни дня ни ночи себе покою не знаю, да и сердце-то у меня все изныло; а за
него отдают барышню, можно сказать, красоту неописанную; да и денег еще дают-с, а
он ломается да важничает,
ну есть ли в
нем душа после всего этого?
Большов.
Ну, ты ступай теперь в город, а ужотко заходи к невесте: мы над
ними шутку подшутим.
Устинья Наумовна. Уперся, как лошадь, — ни тпру ни
ну; слова от
него не добьешься путного.
Большов.
Ну и пускай
их выходят, а ты сиди у моря да жди погодки.
Большов. То-то же! Ты
им больше десяти копеек не давай. Будет с
них…
Ну, поцелуйтеся!
Подхалюзин.
Ну, нет-с: из ямы-то тятеньку не скоро выпустят; а надо полагать,
его в конкурс выписывали, так отпросился домой… Маменька-с! Аграфена Кондратьевна! Тятенька идет-с!
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного
его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «
Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Осип. Давай
их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё будем есть.
Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна.
Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом.
Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое голубое платье с мелкими оборками.
Анна Андреевна.
Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где
ему смотреть на тебя? И с какой стати
ему смотреть на тебя?
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «
Ну, — думаю себе, — слава богу!» И говорю
ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.