Неточные совпадения
Вдали, сквозь утренний туман, сверкали верхи позлащенных спицов адмиралтейства и высокой колокольни Петропавловского собора; но солнце еще не показалось из-за частой сосновой рощи, и густая тень лежала на кровле двухэтажного дома старинной архитектуры,
в котором помещался трактир, известный под названием «
Руки» или «Средней рогатки».
— Да так! — продолжал молодой парень. — Он возил со мной проезжих
в Подсолнечное, да и ну там буянить
в трактире и с смотрителем-то схватился: вот так к роже и лезет. На грех проезжал исправник, застал все, как было, да и ну его жаловать
из своих
рук. Уж он его маил, маил…
Рославлев не говорил ни слова, но он не сводил глаз с своей невесты; он был вместе с нею;
рука его касалась ее
руки; он чувствовал каждое биение ее сердца; и когда тихой вздох, вылетая
из груди ее, сливался с воздухом, которым он дышал, когда взоры их встречались… о!
в эту минуту он не желал, он не мог желать другого блаженства!
Дворецкой бегал
из комнаты
в комнату, шумел, бранился и щедрой
рукой раздавал тузы лакеям и дворовым женщинам, которые подметали пыль, натирали полы и мыли стекла во всем доме.
Гости сели; оркестр грянул »гром победы раздавайся!» — и две огромные кулебяки развлекли на несколько минут внимание гостей, устремленное на великолепное зеркальное плато, края которого были уставлены фарфоровыми китайскими куклами, а средина занята горкою, слепленною
из раковин и изрытою небольшими впадинами;
в каждой
из них поставлен был или фарфоровый пастушок
в французском кафтане, с флейтою
в руках, или пастушка
в фижмах, с овечкою у ног.
В совершенном неистовстве, скрежеща зубами, он ухватился за железную скобу; но от сильного напряжения перевязки лопнули на
руке его, кровь хлынула ручьем
из раны, и он лишился всех чувств.
— Я или не я, какое вам до этого дело; только перевод недурен, за это я вам ручаюсь, — прибавил с гордой улыбкою красноречивый незнакомец, вынимая
из кармана исписанную кругом бумагу. Купец протянул
руку; но
в ту самую минуту молодой человек поднял глаза и — взоры их встретились. Кипящий гневом и исполненный презрения взгляд купца, который не мог уже долее скрывать своего негодования, поразил изменника; он поспешил спрятать бумагу опять
в карман и отступил шаг назад.
Молодой человек побледнел как смерть, рванулся
из всей силы и, оставив
в руке купца лоскут своего сюртука, ударился бежать.
Конвой, состоящий
из полуроты пехотных солдат, шел позади, а сбоку ехал на казацкой лошади начальник их, толстый, лет сорока офицер,
в форменном армейском сюртуке; рядом с ним ехали двое русских офицеров: один раненный
в руку,
в плаще и уланской шапке; другой
в гусарском мундире, фуражке и с обвязанной щекою.
— О,
в таком случае… Господин Данвиль! я признаю себя совершенно виноватым. Но эта проклятая сабля!.. Признаюсь, я и теперь не постигаю, как мог Дюран решиться продать саблю, которую получил
из рук своей невесты… Согласитесь, что я скорей должен был предполагать, что он убит… что его лошадь и оружие достались неприятелю… что вы… Но если граф вас знает, то конечно…
— Вот, батюшка, тогда дело другое: и подраться-то было куражнее! Знал, что живой
в руки не дамся; а теперь что я?.. малой ребенок одолеет. Пробовал вчера стрелять
из ружья — куда-те? Так
в руках ходуном и ходит! Метил
в забор, а подстрелил батькину корову. Да что отец Егор, вернулся, что ль?
У мирской избы сидел на скамье начальник отряда и некоторые
из его офицеров. Кругом толпился народ, а подле самой скамьи стояли сержант и семинарист. Узнав
в бледном молодом человеке, который
в изорванной фризовой шинели походил более на нищего, чем на русского офицера, старинного своего знакомца, начальник отряда обнял по-дружески Рославлева и, пожимая ему
руку, не мог удержаться от невольного восклицания...
Один
из них принял меня под
руку из саней и, введя
в просторную и весьма чисто убранную столовую, побежал доложить хозяину, что приехал русской офицер.
Мы прошли длинным коридором на другой конец дома; слуга отпер дверь и ввел нас
в нетопленую комнату, которую, как заметно было, превратили на скорую
руку из кладовой
в спальню.
Один
из них, с смуглым лицом, без
руки, казался очень печальным; другой, краснощекой толстяк, прихлебывал с расстановкою свой кофей, как человек, отдыхающий после сытного обеда; а третий, молодой кавалерист, с веселой и открытой физиономиею, обмакивая свой хлеб
в чашку, напевал сквозь зубы какие-то куплеты.
Несколько раз обручаемые хотели догадаться, что надо сделать, и каждый раз ошибались, и священник шопотом поправлял их. Наконец, сделав, что нужно было, перекрестив их кольцами, он опять передал Кити большое, а Левину маленькое; опять они запутались и два раза передавали кольцо
из руки в руку, и всё-таки выходило не то, что требовалось.
Устраняя себя передачею письма
из рук в руки, и именно молча, я уж тем самым тотчас бы выиграл, поставив себя в высшее над Версиловым положение, ибо, отказавшись, насколько это касается меня, от всех выгод по наследству (потому что мне, как сыну Версилова, уж конечно, что-нибудь перепало бы из этих денег, не сейчас, так потом), я сохранил бы за собою навеки высший нравственный взгляд на будущий поступок Версилова.
Неточные совпадения
Гаврило Афанасьевич //
Из тарантаса выпрыгнул, // К крестьянам подошел: // Как лекарь,
руку каждому // Пощупал,
в лица глянул им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
Крестьяне речь ту слушали, // Поддакивали барину. // Павлуша что-то
в книжечку // Хотел уже писать. // Да выискался пьяненький // Мужик, — он против барина // На животе лежал, //
В глаза ему поглядывал, // Помалчивал — да вдруг // Как вскочит! Прямо к барину — // Хвать карандаш
из рук! // — Постой, башка порожняя! // Шальных вестей, бессовестных // Про нас не разноси! // Чему ты позавидовал! // Что веселится бедная // Крестьянская душа?
Так вот что с парнем сталося. // Пришел
в село да, глупенький, // Все сам и рассказал, // За то и сечь надумали. // Да благо подоспела я… // Силантий осерчал, // Кричит: «Чего толкаешься? // Самой под розги хочется?» // А Марья, та свое: // «Дай, пусть проучат глупого!» // И рвет
из рук Федотушку. // Федот как лист дрожит.
В следующую речь Стародума Простаков с сыном, вышедшие
из средней двери, стали позади Стародума. Отец готов его обнять, как скоро дойдет очередь, а сын подойти к
руке. Еремеевна взяла место
в стороне и, сложа
руки, стала как вкопанная, выпяля глаза на Стародума, с рабским подобострастием.
Скотинин. Смотри ж, не отпирайся, чтоб я
в сердцах с одного разу не вышиб
из тебя духу. Тут уж
руки не подставишь. Мой грех. Виноват Богу и государю. Смотри, не клепли ж и на себя, чтоб напрасных побой не принять.