Неточные совпадения
Прекрасный человек Иван Иванович! Его знает и комиссар полтавский! Дорош Тарасович Пухивочка, когда едет из Хорола,
то всегда заезжает к нему.
А протопоп отец Петр, что живет в Колиберде, когда соберется у него человек пяток гостей, всегда говорит, что он никого
не знает, кто бы так исполнял долг христианский и умел жить, как Иван Иванович.
А какой богомольный человек Иван Иванович! Каждый воскресный день надевает он бекешу и идет в церковь. Взошедши в нее, Иван Иванович, раскланявшись на все стороны, обыкновенно помещается на крылосе и очень хорошо подтягивает басом. Когда же окончится служба, Иван Иванович никак
не утерпит, чтоб
не обойти всех нищих. Он бы, может быть, и
не хотел заняться таким скучным делом, если бы
не побуждала его к
тому природная доброта.
— Как можно! это ружье дорогое. Таких ружьев теперь
не сыщете нигде. Я, еще как собирался в милицию, купил его у турчина.
А теперь бы
то так вдруг и отдать его? Как можно? это вещь необходимая.
— Как же, вы бы сами посудили хорошенько. Это-таки ружье, вещь известная;
а то — черт знает что такое: свинья! Коли бы вы
не говорили, я бы мог это принять в обидную для себя сторону.
Он даже изменял при ней, невольно, обыкновенный свой образ жизни:
не так долго лежал на солнце, если же и лежал,
то не в натуре,
а всегда надевал рубашку и шаровары, хотя Агафия Федосеевна совершенно этого
не требовала.
Позвольте, я перечту всех, которые были там: Тарас Тарасович, Евпл Акинфович, Евтихий Евтихиевич, Иван Иванович —
не тот Иван Иванович,
а другой, Савва Гаврилович, наш Иван Иванович, Елевферий Елевфериевич, Макар Назарьевич, Фома Григорьевич…
Наконец Иван Иванович —
не тот Иван Иванович,
а другой, у которого один глаз крив, — сказал...
За это наслаждение он уже
не может разъезжать по деревням,
а должен оставаться в городе и ночевать в разных домах, особенно
тех дворян, которые находили удовольствие щелкать его по носу.
Городничий даже бился об заклад с кривым Иваном Ивановичем, что
не придет, но разошелся только потому, что кривой Иван Иванович требовал, чтобы
тот поставил в заклад подстреленную свою ногу,
а он кривое око, — чем городничий очень обиделся,
а компания потихоньку смеялась.
Едва только Антон Прокофьевич появился в дверях, как в
то же мгновение был обступлен всеми. Антон Прокофьевич на все вопросы закричал одним решительным словом: «
Не будет». Едва только он это произнес, и уже град выговоров, браней,
а может быть, и щелчков, готовился посыпаться на его голову за неудачу посольства, как вдруг дверь отворилась и — вошел Иван Никифорович.
Если бы показался сам сатана или мертвец,
то они бы
не произвели такого изумления на все общество, в какое повергнул его неожиданный приход Ивана Никифоровича.
А Антон Прокофьевич только заливался, ухватившись за бока, от радости, что так подшутил над всею компаниею.
Тогда городничий мигнул, и Иван Иванович, —
не тот Иван Иванович,
а другой, что с кривым глазом, — стал за спиною Ивана Никифоровича,
а городничий зашел за спину Ивана Ивановича, и оба начали подталкивать их сзади, чтобы спихнуть их вместе и
не выпускать до
тех пор, пока
не подадут рук.
Осип (выходит и говорит за сценой).Эй, послушай, брат! Отнесешь письмо на почту, и скажи почтмейстеру, чтоб он принял без денег; да скажи, чтоб сейчас привели к барину самую лучшую тройку, курьерскую; а прогону, скажи, барин не плотит: прогон, мол, скажи, казенный. Да чтоб все живее,
а не то, мол, барин сердится. Стой, еще письмо не готово.
Смешно и нелепо даже помыслить таковую нескладицу,
а не то чтобы оную вслух проповедовать, как делают некоторые вольнолюбцы, которые потому свои мысли вольными полагают, что они у них в голове, словно мухи без пристанища, там и сям вольно летают.
Герои наши видели много бумаги, и черновой и белой, наклонившиеся головы, широкие затылки, фраки, сертуки губернского покроя и даже просто какую-то светло-серую куртку, отделившуюся весьма резко, которая, своротив голову набок и положив ее почти на самую бумагу, выписывала бойко и замашисто какой-нибудь протокол об оттяганье земли или описке имения, захваченного каким-нибудь мирным помещиком, покойно доживающим век свой под судом, нажившим себе и детей и внуков под его покровом, да слышались урывками короткие выражения, произносимые хриплым голосом: «Одолжите, Федосей Федосеевич, дельце за № 368!» — «Вы всегда куда-нибудь затаскаете пробку с казенной чернильницы!» Иногда голос более величавый, без сомнения одного из начальников, раздавался повелительно: «На, перепиши!
а не то снимут сапоги и просидишь ты у меня шесть суток не евши».
Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести,
то есть
не двести,
а четыреста, — я
не хочу воспользоваться вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
(Насвистывает сначала из «Роберта», потом «
Не шей ты мне, матушка»,
а наконец ни се ни
то.
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник?
А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это!
А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали!
А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с
той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится,
а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб знали: что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, — что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека,
а за такого, что и на свете еще
не было, что может все сделать, все, все, все!
Городничий.
Тем лучше: молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт,
а молодой весь наверху. Вы, господа, приготовляйтесь по своей части,
а я отправлюсь сам или вот хоть с Петром Ивановичем, приватно, для прогулки, наведаться,
не терпят ли проезжающие неприятностей. Эй, Свистунов!