Неточные совпадения
Впрочем,
хотя эти деревца были
не выше тростника, о них было сказано в газетах при описании иллюминации, что «город наш украсился, благодаря попечению гражданского правителя, садом, состоящим из тенистых, широковетвистых дерев, дающих прохладу в знойный день», и что при этом «было очень умилительно глядеть, как сердца граждан трепетали в избытке благодарности и струили потоки слез в знак признательности к господину градоначальнику».
Хотя, конечно, они лица
не так заметные, и то, что называют второстепенные или даже третьестепенные,
хотя главные ходы и пружины поэмы
не на них утверждены и разве кое-где касаются и легко зацепляют их, — но автор любит чрезвычайно быть обстоятельным во всем и с этой стороны, несмотря на то что сам человек русский,
хочет быть аккуратен, как немец.
Хотя время, в продолжение которого они будут проходить сени, переднюю и столовую, несколько коротковато, но попробуем,
не успеем ли как-нибудь им воспользоваться и сказать кое-что о хозяине дома.
В иной комнате и вовсе
не было мебели,
хотя и было говорено в первые дни после женитьбы: «Душенька, нужно будет завтра похлопотать, чтобы в эту комнату хоть на время поставить мебель».
Ввечеру подавался на стол очень щегольской подсвечник из темной бронзы с тремя античными грациями, с перламутным щегольским щитом, и рядом с ним ставился какой-то просто медный инвалид, хромой, свернувшийся на сторону и весь в сале,
хотя этого
не замечал ни хозяин, ни хозяйка, ни слуги.
— О, вы еще
не знаете его, — отвечал Манилов, — у него чрезвычайно много остроумия. Вот меньшой, Алкид, тот
не так быстр, а этот сейчас, если что-нибудь встретит, букашку, козявку, так уж у него вдруг глазенки и забегают; побежит за ней следом и тотчас обратит внимание. Я его прочу по дипломатической части. Фемистоклюс, — продолжал он, снова обратясь к нему, —
хочешь быть посланником?
— Вы спрашиваете, для каких причин? причины вот какие: я
хотел бы купить крестьян… — сказал Чичиков, заикнулся и
не кончил речи.
— А, нет! — сказал Чичиков. — Мы напишем, что они живы, так, как стоит действительно в ревизской сказке. Я привык ни в чем
не отступать от гражданских законов,
хотя за это и потерпел на службе, но уж извините: обязанность для меня дело священное, закон — я немею пред законом.
Последние слова понравились Манилову, но в толк самого дела он все-таки никак
не вник и вместо ответа принялся насасывать свой чубук так сильно, что тот начал наконец хрипеть, как фагот. Казалось, как будто он
хотел вытянуть из него мнение относительно такого неслыханного обстоятельства; но чубук хрипел, и больше ничего.
— Прощайте, миленькие малютки! — сказал Чичиков, увидевши Алкида и Фемистоклюса, которые занимались каким-то деревянным гусаром, у которого уже
не было ни руки, ни носа. — Прощайте, мои крошки. Вы извините меня, что я
не привез вам гостинца, потому что, признаюсь,
не знал даже, живете ли вы на свете, но теперь, как приеду, непременно привезу. Тебе привезу саблю;
хочешь саблю?
За огородами следовали крестьянские избы, которые
хотя были выстроены врассыпную и
не заключены в правильные улицы, но, по замечанию, сделанному Чичиковым, показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; ворота нигде
не покосились, а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную почти новую телегу, а где и две.
Француз или немец век
не смекнет и
не поймет всех его особенностей и различий; он почти тем же голосом и тем же языком станет говорить и с миллионщиком, и с мелким табачным торгашом,
хотя, конечно, в душе поподличает в меру перед первым.
— Да как же? Я, право, в толк-то
не возьму. Нешто
хочешь ты их откапывать из земли?
— Я дивлюсь, как они вам десятками
не снятся. Из одного христианского человеколюбия
хотел: вижу, бедная вдова убивается, терпит нужду… да пропади и околей со всей вашей деревней!..
— Да
не найдешь слов с вами! Право, словно какая-нибудь,
не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама
не ест сена, и другим
не дает. Я
хотел было закупать у вас хозяйственные продукты разные, потому что я и казенные подряды тоже веду… — Здесь он прилгнул, хоть и вскользь, и без всякого дальнейшего размышления, но неожиданно удачно. Казенные подряды подействовали сильно на Настасью Петровну, по крайней мере, она произнесла уже почти просительным голосом...
Во всю дорогу был он молчалив, только похлестывал кнутом и
не обращал никакой поучительной речи к лошадям,
хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудь наставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались в руках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин.
Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни в чем
не бывало садятся за стол в какое
хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «хвост у сома, весь из жира».
Чичиков узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал у прокурора и который с ним в несколько минут сошелся на такую короткую ногу, что начал уже говорить «ты»,
хотя, впрочем, он с своей стороны
не подал к тому никакого повода.
— Ты можешь себе говорить, что
хочешь, а я тебе говорю, что и десяти
не выпьешь.
— Ну, как ты себе
хочешь, а
не сделаю, пока
не скажешь, на что.
— Ну, так я ж тебе скажу прямее, — сказал он, поправившись, — только, пожалуйста,
не проговорись никому. Я задумал жениться; но нужно тебе знать, что отец и мать невесты преамбиционные люди. Такая, право, комиссия:
не рад, что связался,
хотят непременно, чтоб у жениха было никак
не меньше трехсот душ, а так как у меня целых почти полутораста крестьян недостает…
— Ну уж, пожалуйста,
не говори. Теперь я очень хорошо тебя знаю. Такая, право, ракалия! Ну, послушай,
хочешь метнем банчик? Я поставлю всех умерших на карту, шарманку тоже.
Несмотря, однако ж, на такую размолвку, гость и хозяин поужинали вместе,
хотя на этот раз
не стояло на столе никаких вин с затейливыми именами. Торчала одна только бутылка с каким-то кипрским, которое было то, что называют кислятина во всех отношениях. После ужина Ноздрев сказал Чичикову, отведя его в боковую комнату, где была приготовлена для него постель...
— А! так ты
не можешь, подлец! когда увидел, что
не твоя берет, так и
не можешь! Бейте его! — кричал он исступленно, обратившись к Порфирию и Павлушке, а сам схватил в руку черешневый чубук. Чичиков стал бледен как полотно. Он
хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.
Хотя ему на часть и доставался всегда овес похуже и Селифан
не иначе всыпал ему в корыто, как сказавши прежде: «Эх ты, подлец!» — но, однако ж, это все-таки был овес, а
не простое сено, он жевал его с удовольствием и часто засовывал длинную морду свою в корытца к товарищам поотведать, какое у них было продовольствие, особливо когда Селифана
не было в конюшне, но теперь одно сено… нехорошо; все были недовольны.
Везде поперек каким бы ни было печалям, из которых плетется жизнь наша, весело промчится блистающая радость, как иногда блестящий экипаж с золотой упряжью, картинными конями и сверкающим блеском стекол вдруг неожиданно пронесется мимо какой-нибудь заглохнувшей бедной деревушки,
не видавшей ничего, кроме сельской телеги, и долго мужики стоят, зевая, с открытыми ртами,
не надевая шапок,
хотя давно уже унесся и пропал из виду дивный экипаж.
После таких похвальных,
хотя несколько кратких биографий Чичиков увидел, что о других чиновниках нечего упоминать, и вспомнил, что Собакевич
не любил ни о ком хорошо отзываться.
— Ну нет,
не мечта! Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей
не сыщете: машинища такая, что в эту комнату
не войдет; нет, это
не мечта! А в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади;
хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту!
Но нет: я думаю, ты все был бы тот же,
хотя бы даже воспитали тебя по моде, пустили бы в ход и жил бы ты в Петербурге, а
не в захолустье.
Кажется, сами хозяева снесли с них дранье и тес, рассуждая, и, конечно, справедливо, что в дождь избы
не кроют, а в вёдро и сама
не каплет, бабиться же в ней незачем, когда есть простор и в кабаке, и на большой дороге, — словом, где
хочешь.
— А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно,
хотел пошутить над вами. Вот, бают, тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего
не начтешь! Последние три года проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков.
— Да пономаренок, если
захочет, так достанет себе бумаги.
Не видал он вашего лоскутка!
Знаю, знаю тебя, голубчик; если
хочешь, всю историю твою расскажу: учился ты у немца, который кормил вас всех вместе, бил ремнем по спине за неаккуратность и
не выпускал на улицу повесничать, и был ты чудо, а
не сапожник, и
не нахвалился тобою немец, говоря с женой или с камрадом.
Чичиков, вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном Антоновичем, которую тот совершенно
не заметил и накрыл тотчас ее книгою. Чичиков
хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы дал знать, что
не нужно показывать.
— Все это хорошо, только, уж как
хотите, мы вас
не выпустим так рано. Крепости будут совершены сегодня, а вы все-таки с нами поживите. Вот я сейчас отдам приказ, — сказал он и отворил дверь в канцелярскую комнату, всю наполненную чиновниками, которые уподобились трудолюбивым пчелам, рассыпавшимся по сотам, если только соты можно уподобить канцелярским делам: — Иван Антонович здесь?
— Да
не позабудьте, Иван Григорьевич, — подхватил Собакевич, — нужно будет свидетелей,
хотя по два с каждой стороны. Пошлите теперь же к прокурору, он человек праздный и, верно, сидит дома, за него все делает стряпчий Золотуха, первейший хапуга в мире. Инспектор врачебной управы, он также человек праздный и, верно, дома, если
не поехал куда-нибудь играть в карты, да еще тут много есть, кто поближе, — Трухачевский, Бегушкин, они все даром бременят землю!
Купец, который на рысаке был помешан, улыбался на это с особенною, как говорится, охотою и, поглаживая бороду, говорил: «Попробуем, Алексей Иванович!» Даже все сидельцы [Сиделец — приказчик, продавец в лавке.] обыкновенно в это время, снявши шапки, с удовольствием посматривали друг на друга и как будто бы
хотели сказать: «Алексей Иванович хороший человек!» Словом, он успел приобресть совершенную народность, и мнение купцов было такое, что Алексей Иванович «хоть оно и возьмет, но зато уж никак тебя
не выдаст».
— Нет, Павел Иванович! как вы себе
хотите, это выходит избу только выхолаживать: на порог, да и назад! нет, вы проведите время с нами! Вот мы вас женим:
не правда ли, Иван Григорьевич, женим его?
— Будет и невеста, как
не быть, все будет, все, что
хотите!..
Пробовалось сообщить ему множество разных выражений: то важное и степенное, то почтительное, но с некоторою улыбкою, то просто почтительное без улыбки; отпущено было в зеркало несколько поклонов в сопровождении неясных звуков, отчасти похожих на французские,
хотя по-французски Чичиков
не знал вовсе.
Самое довольное расположение сопровождало его во все время одевания: надевая подтяжки или повязывая галстук, он расшаркивался и кланялся с особенною ловкостию и
хотя никогда
не танцевал, но сделал антраша.
Смеются вдвое в ответ на это обступившие его приближенные чиновники; смеются от души те, которые, впрочем, несколько плохо услыхали произнесенные им слова, и, наконец, стоящий далеко у дверей у самого выхода какой-нибудь полицейский, отроду
не смеявшийся во всю жизнь свою и только что показавший перед тем народу кулак, и тот по неизменным законам отражения выражает на лице своем какую-то улыбку,
хотя эта улыбка более похожа на то, как бы кто-нибудь собирался чихнуть после крепкого табаку.
Казалось, как будто он
хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало на него, или толкал его кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался на одной ноге,
не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он на них
не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
Как ни велик был в обществе вес Чичикова,
хотя он и миллионщик, и в лице его выражалось величие и даже что-то марсовское и военное, но есть вещи, которых дамы
не простят никому, будь он кто бы ни было, и тогда прямо пиши пропало!
Что Ноздрев лгун отъявленный, это было известно всем, и вовсе
не было в диковинку слышать от него решительную бессмыслицу; но смертный, право, трудно даже понять, как устроен этот смертный: как бы ни была пошла новость, но лишь бы она была новость, он непременно сообщит ее другому смертному,
хотя бы именно для того только, чтобы сказать: «Посмотрите, какую ложь распустили!» — а другой смертный с удовольствием преклонит ухо,
хотя после скажет сам: «Да это совершенно пошлая ложь,
не стоящая никакого внимания!» — и вслед за тем сей же час отправится искать третьего смертного, чтобы, рассказавши ему, после вместе с ним воскликнуть с благородным негодованием: «Какая пошлая ложь!» И это непременно обойдет весь город, и все смертные, сколько их ни есть, наговорятся непременно досыта и потом признают, что это
не стоит внимания и
не достойно, чтобы о нем говорить.
Это название она приобрела законным образом, ибо, точно, ничего
не пожалела, чтобы сделаться любезною в последней степени,
хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух какая юркая прыть женского характера! и
хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух какая булавка! а уж
не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые.
— Уж как вы
хотите, я ни за что
не стану подражать этому.
Наверное, впрочем, неизвестно,
хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка, и что уже
не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишом из какой-то избы, куда он было забрался.
Он отвечал на все пункты даже
не заикнувшись, объявил, что Чичиков накупил мертвых душ на несколько тысяч и что он сам продал ему, потому что
не видит причины, почему
не продать; на вопрос,
не шпион ли он и
не старается ли что-нибудь разведать, Ноздрев отвечал, что шпион, что еще в школе, где он с ним вместе учился, его называли фискалом, и что за это товарищи, а в том числе и он, несколько его поизмяли, так что нужно было потом приставить к одним вискам двести сорок пьявок, — то есть он
хотел было сказать сорок, но двести сказалось как-то само собою.
Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа,
хотя он по скромности своей никогда ее
не показывал.