Эта жестокая грация

— Осторожно, Финестра! — Капитан Папатонис пригвоздил Данте к стене. — Он вооружен.

Рубашка Данте задралась, обнажив полоску кожи и ножны по обе стороны его талии. Даже прижатый щекой к стене он умудрялся выглядеть раздраженным и скучающим. Создавалось впечатление, будто ситуацию контролировал Папатонис, но только потому, что Данте позволял ему, хотя, очевидно, не собирался терпеть грубое отношение дольше необходимого.

— Пустите его, капитан, — приказала Алесса, выпрямившись. — Он со мной. — Технически именно она возглавляла военное подразделение, и ему не следовало забывать свое место. — У меня есть право выбирать личного телохранителя, и я выбрала его.

Она никогда не видела настолько глубоко затронутого человека, каким сейчас выглядел капитан Папатонис. Возможно, не доверять всем стражникам всего из-за одного предателя было несправедливым, но она уже зашла слишком далеко.

На лице пожилого мужчины читалась внутренняя борьба, но в конечном итоге он отпустил Данте и отступил в сторону.

Посмотрев на нее, Данте поправил одежду, несколько раз грубо ее одернув.

— При всем уважении, Финестра, — седовласый старик укоротил ее титул, — синьора Рената и синьор Миямото в курсе?

— Конечно.

Капитан Папатонис выпятил грудь вперед.

— Он не может расхаживать здесь в этом.

— Тогда принесите ему что-нибудь подобающее, капитан.

Смуглая кожа под бородой пожилого мужчины покраснела, и тот, отрывисто отдав честь, унесся прочь.

Алесса нерешительно улыбнулась, и Данте лишь сильнее нахмурился.

Когда они добрались до ее покоев, Алесса вдруг выронила ключ и, немного с ним повозившись после, не смогла вынуть из замочной скважины.

— Нужна помощь? — слетел вопрос с губ Данте.

— Нет. — Она дернула ключ что есть мочи, и тот выскользнул так резко, что она попятилась назад и врезалась в стену мышц. Тут же отскочив вперед, она схватила ручку и яростно ее повернула.

— Похоже, все-таки нужна.

И что она должна была на это ответить? Что он заставлял ее нервничать? Что ее до сих пор трясло после столкновения с капитаном? Что за одну ночь она нарушала правила и лгала чаще, чем за предыдущие пять лет, и не понимала, пугает ее это или восторгает?

Как только дверь за ними затворилась, Данте повернул ключ в замке и осмотрел металлические кронштейны с обеих сторон.

— В них вставляется засов. Где он?

— Не знаю.

Он вытащил кружевной зонтик из специальной подставки и сердито сунул его между креплениями.

— Потом найду что-нибудь получше.

Алесса наблюдала за тем, как он прохаживается по ее комнате, словно заточенное в клетке животное.

— Что ты делаешь? — наконец спросила она.

— Оцениваю уровень защиты.

Она немного знала об обязанностях телохранителей, разве что в них входило стоять за дверями и напускать на себя хмурый вид, с чем Данте отлично бы справился, но Алесса для своего же блага прикусила язык, чтобы не ляпнуть лишнего, пока он изучал все, что ей принадлежало.

Она не испытывала особенного дискомфорта, наблюдая, как он проходится по основному жилому пространству: уютной зоне отдыха и мини-кухне с круглым столиком и застекленными шкафчиками; но не могла не ерзать, когда он миновал двери ее гардеробной и ванной комнаты или останавливался у напольной ширмы, отделяющей спальную зону.

Распахнув двери на балкон, он вышел наружу и перегнулся через перила. Она на мгновение залюбовалась его спиной и слишком поздно осознала, что он собирается жестоко расправиться с красивым декором. Совершенно не заботясь об оранжевых и белых розах, изящно обвивающих прутья, Данте ухватился за верхнюю часть металлической решетки и дергал ее до тех пор, пока болты не расшатались и не посыпались вниз вместе с каменной крошкой.

— Эй! — возмутилась Алесса, помчавшись на балкон. — Эти розы посадила первая Финестра!

— Значит, они достаточно крепкие, — он прикусил губу, — чтобы пережить, — последний рывок, — падение. — Решетка отъединилась от стены с металлическим скрежетом и с грохотом рухнула на вымощенный камнем пол.

С разных сторон здания сбежались двое стражников, посмотрели на сломанную решетку, валяющуюся на земле, и подняли взгляд на нее.

— Все в порядке, Финестра?

Она невозмутимо махнула им рукой.

— Внезапный порыв ветра!

Пока Данте расхаживал по покоям, Алесса устроилась на краю кровати и принялась расшнуровывать сапоги, ругаясь себе под нос, если веревки скользили между облаченных в перчатки пальцев. Она не услышала, как к ней приблизился Данте, потому, когда он прочистил горло, едва не свалилась с постели.

— Проблемы?

Алесса попыталась выровнять дыхание.

— В перчатках все кажется сложнее.

— Так сними их.

Опираясь рукой на ее кровать, Данте заглянул под нее, а его длинные пальцы утонули в мягком пуховом одеяле.

Алесса соскочила с нее как ужаленная.

Довольный тем, что под кроватью никого не нашлось, Данте открыл маленькую дверь в углу и уставился во тьму.

— Что здесь?

— Лестница в соляные ванны.

Он наградил ее недоверчивым взглядом.

— Не общественные ванны. В Цитадели находятся собственные, и другой вход в них только через покои Фонте. Которые пустуют. Само собой.

Он угрюмо воззрился на дверь ванной, словно та нанесла ему личное оскорбление, а потом в последний раз изучил комнату. Когда проходил мимо стола, Данте остановился и поднял большой конверт с гравировкой.

— Это тебе. — Он протягивал его всего секунду, а затем, осознав, что Алесса не возьмет послание из рук, бросил обратно на стол.

Она ждала это письмо, но при виде него у нее все равно перехватило дыхание.

Алессе не хотелось, чтобы Данте пристально наблюдал, как она читает послание, но и проигнорировать его она не могла, как и непрекращающееся жужжание в ушах. Девушка подняла конверт, несколько раз повернула его, а затем, расколов печать пополам, пробежалась глазами по строчкам, выведенным витиеватым почерком. Закончив, она скомкала бумагу пальцами, сжимая ее до тех пор, пока уголки не начали впиваться в ладонь сквозь тонкую материю перчаток.

Данте посмотрел на смятую бумагу в ее руке.

— Любовное письмо?

— Созыв. — Алесса швырнула бумажный комок в мусорку. — Совет устраивает завтра сбор.

— Быстро, — он вздернул брови.

— Очень. — Она тяжело сглотнула. — Я думала, у меня в запасе есть пара дней, но, похоже, они связали по рукам и ногам очередную несчастную душу и доставят ее завтра вечером.

Данте переключил свое внимание на книжные полки и кончиками пальцев провел по кожаным корешкам так, словно фолианты были драгоценными или потенциально опасными.

— Обычно моя охрана проводит ночь за дверью, — сообщила она, направляясь к напольной ширме. — Но, если тебе будет удобнее, можешь занять кресло.

Изучая потускневший корешок одной из книг, он махнул на диван.

— Я буду спать на нем.

— Нет, ни в коем разе. — Алесса подавила зевоту.

— Я прибыл в замок не ради того, чтобы спать в кресле.

— Тогда тащи подушки в коридор. Ты не можешь спать здесь.

— Почему это?

— Потому что это мои покои. — Ее пристанище, где она избавляется от слоев одежды и не тревожится о том, что каждое ее движение грозит смертью живому существу. Но этого она произнести не могла. Не собиралась делиться своей болью с неотесанным незнакомцем.

Он скрестил руки на груди, напрягшимися бицепсами проверяя ткань рубашки на прочность.

— Как несостоявшийся убийца проник сюда?

— Через дверь? — ошеломленно выпалила она.

— Или через балкон.

— Считаешь, что он взобрался по стене на четвертый этаж?

— Там была решетка.

— Благодаря твоей утонченной работе ее больше нет. Мужчина не может находиться в моих покоях. Существуют же правила.

— Ты Финестра. Если не ты перепишешь правила, тогда кто?

— Ты не понимаешь сути моего титула.

— А ты не понимаешь сути работы телохранителя. Видишь ли, я, — он тыкнул на себя пальцем, — охраняю твое, — указал на девушку и жестом обвел ее формы, — тело.

Она вступила за ширму и высунулась из-за нее.

— Ты работаешь на меня. Я отдаю приказы.

— А я не делаю свою работу наполовину. Ты хочешь, чтобы я охранял тебя, этим я и занимаюсь.

Если бы ей пришлось закрыть балконные двери, только чтобы выставить Данте в коридор, она бы провела всю ночь, ворочаясь в горячей, душной постели, преследуемая видениями о том, как руки в кожаных перчатках давят на ее трахею.

— Ладно! Но я уже убила троих, так что, если попытаешься подкрасться ко мне, станешь четвертым.

Данте сбросил ботинки.

— Аналогично.

Она сузила глаза. Он имел в виду, что тоже убил троих людей? Или убьет ее, если она приблизится к нему? Или и то и другое, вместе взятое?

Данте пристально на нее посмотрел, словно догадывался о мыслях, блуждающих в ее голове, и начал расстегивать рубашку. Запаниковав, она спряталась за ширмой, чтобы не выставить себя еще большей дурочкой.

И как ей прикажете расслабиться, когда ее и полураздетого незнакомца отделяет только полупрозрачная ширма?

— Богиня… — выдохнула она. Разумеется, он не стал бы снимать все.

По-прежнему пытаясь расшифровать его предупреждение, Алесса намеренно отвлекала себя от воспоминания о полоске кожи, что навсегда запечатлелось в ее мозгу, и натянула самую просторную ночнушку из всех имеющихся.

Он совершил преступление. Возможно, уже пакует ее ценные вещи или дожидается, пока она уснет, чтобы размозжить ей голову. Алессе стоило заткнуться еще тогда, в переулке, когда до нее дошло, что он не тот герой, за которого она его принимала.

Какая-то нелепица.

Пока Алесса обходила ширму, у нее на языке вертелись слова «убирайся прочь», но он исчез.

Главная дверь была закрыта. Ванная по-прежнему была погружена во тьму. А о его присутствии говорила лишь аккуратно сложенная рубашка, лежащая на краю стола.

Она осмотрела каждый уголок, даже взглянула на потолок, как будто Данте умел летать. Теплое дуновение защекотало затылок, и она резко обернулась, но за спиной никого не оказалось.

Ветер изменил направление и теперь заносил запахи Саверио внутрь.

Балкон.

Данте стоял за дверями в низкосидящих на узких бедрах штанах и с кинжалами, все так же торчащими из ножен по обе стороны талии. Он провел по рукоятям большими пальцами и отнял их, а затем снова повторил движение, словно проверяя, не растворилось ли оружие. Широкие плечи и мускулистая спина, на ринге казавшиеся золотистыми и полными дикой энергии, в лунном свете напоминали мрамор, что отливал серебром.

Он мог бы стать произведением искусства какого-нибудь скульптора: «Мужчина на балконе».

Данте напрягся, услышав вдалеке какой-то звук: «Мужчина на балконе, готовый к бою».

Постепенно его плечи опускались, руки разжимались, а грудь продолжала медленно вздыматься, как если бы он велел себе расслабиться, не торопясь, по чуть-чуть. Данте шагнул вперед, но остановился, слегка качнув головой, словно не доверял простирающемуся перед ним небосводу или боялся, что свобода — это ловушка. Потерев затылок, он почти развернулся, но продолжал через плечо смотреть на город.

Алесса в мгновение ока сбежала, пока он не превратился в «мужчину на балконе, который заметил, что ты на него пялишься».

Он спал на полу кладовки в таверне. Уж одну ночь достойного отдыха она ему обеспечить сможет. Очевидно, что ему сполна хватало борьбы с собственными демонами, и она точно не входила в их число.

Кроме того, это всего на одну ночь.