Полночные близнецы

Она стоит в моей спальне, точно такая, какой я постоянно видела ее в снах. Я тянусь, чтобы коснуться ее лат. Они холодные, но моя рука как будто не в состоянии до них дотронуться, как будто на самом деле они не здесь.

— Как?.. — начинаю я, а потом чувствую, что теряю сознание.

В одно мгновение женщина оказывается рядом, ее рука обхватывает мою талию. Теперь, вблизи, я как следует вижу ее лицо, окруженное мягким голубым светом, не имеющим источника. Стена прохладная и твердая под моей ладонью, но, когда волосы женщины задевают мое плечо, все остальное расплывается. Это невероятно странное ощущение — как будто мое тело пытается заснуть, а сознание бодрствует.

Я дрожу, мое сердце колотится, голова наполняется жаром. Это не совсем страх, но нечто близкое к нему. И в этом нет смысла. Как она может быть здесь?

— Ты та, что мне снится?

Я не могу произнести «ангел-хранитель». Это слишком уж по-детски.

Когда она начинает говорить, ее голос звучит как последний отзвук эха.

— Я проходила через твои сны, да. Меня зовут Андраста^[4].

— Анн-драст? — Я напрягаюсь чтобы расслышать ее.

— Андраста, — поправляет меня она, наклоняясь ближе.

Ее дыхание — зимний ветер — щекочет мою кожу. У нее странный акцент, я не могу его узнать.

— Как ты здесь оказалась? — спрашиваю я.

— Я пришла, чтобы отвести тебя домой.

— Здесь мой дом.

— Я имею в виду мой дом. Аннун.

Я вздрагиваю. Аннун. Подземный мир. Андраста замечает мою реакцию.

— Ты уже бывала там прежде, Ферн Кинг, — говорит она. — Ты ходишь в Аннун каждую ночь, пока твое тело спит здесь, в Итхре.

Сначала я ее не понимаю. Потом начинаю складывать кусочки загадки. Мама умерла во сне. Олли, которого было не разбудить. Появление Андрасты во множестве моих снов.

— Аннун — это вроде… мира снов?

— Верно. — Андраста отворачивается от меня, что-то ища.

— Значит, — я пытаюсь встать и последовать за ней, но ног у меня будто нет, — ты… ты в Аннуне живешь жизнью рыцаря?

— Рыцари трудятся в Аннуне, но они часть этого мира, как и ты.

— Они трудятся?

Андраста вздыхает, как будто времени у нее не слишком много, но она понимает, что проще рассказать мне то, о чем я хочу знать.

— Рыцари в Аннуне защищают людей твоего мира.

Я думаю о том, как Андраста всегда является, чтобы спасти меня, когда мне снится какой-нибудь кошмар.

— Вы защищаете нас от наших снов?

— Я не рыцарь, Ферн Кинг.

Я выразительно смотрю на ее латы, на меч, что висит у бедра. Она хмурится:

— Я хочу сказать, я не рыцарь в том смысле, в каком ты думаешь.

— Тогда… — Мои мысли мечутся. — Тогда что ты такое?

Как только я это произношу, я думаю, не сделала ли неверный шаг. Вопрос вроде как выглядит грубым. К счастью, Андраста лишь вскидывает брови.

— Я одна из фей, — отвечает она.

Она гладит меня по руке, явно полагая, что полностью ответила на мой вопрос, и начинает открывать все ящики моих шкафов и комодов.

И пока ее пальцы — с черными полосками грязи под ногтями — роются в моих носках и трусиках, я осознаю, что совершенно не злюсь из-за такого вторжения в мое личное пространство. Эта женщина видела мои самые мрачные, самые пугающие кошмары. Она разрезала веревки, что держали меня у горящего дерева, и вынесла из пламени. Она защитила меня, когда Олли пытался пить мою кровь. Когда я убила своего отца, она выдернула нож и снова вдохнула жизнь в его тело. Она моя сестра-мать-друг. Конечно, ей можно заглядывать в мои вещи.

— Но почему вы… почему рыцари… должны защищать нас от наших снов? То есть я хочу сказать… это ведь просто сны, так?

Андраста неодобрительно оглядывается на меня:

— Просто?

— Нет, я не то хотела…

Я не уверена, что не оскорбила ее.

Она начинает копаться в хламе на моем письменном столе, находит квадратную коробочку, оклеенную поблекшим черным бархатом. Открывает ее. Внутри — маленькое золотое карманное зеркальце, совсем простое с виду, если не считать буквы «У», выгравированной туманными завитками, и цитаты из старого стихотворения на задней части.

— Вот что я искала, — говорит Андраста, доставая зеркальце из коробки. — Я рада, что оно уцелело. Если бы оно разбилось, я не смогла бы помочь тебе ни в одном из миров.

Это зеркало когда-то принадлежало маме. И это единственная вещь, которую она оставила мне по завещанию. Папа отдал его мне со странным выражением на лице, а когда я стала к нему приставать, сказал, что мама держала это зеркало в руках, когда умерла. «Если честно, я вообще не хотел его оставлять, милая, — сказал он. — Но твоя мать так тревожилась из-за того, чтобы передать его тебе, что мне пришлось. Но лучше тебе убрать его подальше, тебе не кажется?»

Я провела немало часов, одинокими вечерами поглаживая ладонями поверхность этого зеркала и гадая, с какой стати мама оставила его мне.

— Это портал в Аннун, — говорит Андраста, вкладывая зеркало мне в руку. — Открой его, и идем со мной.

Она снова улыбается, но на этот раз улыбка как будто шире ее рта. Свечение, окружающее Андрасту, становится ярче.

Зеркало горячее, но я не уверена, в металле дело или это кровь бушует в моем теле. Чувство отчаянного головокружения, которое я испытала, увидев в своей комнате Андрасту, возвращается.

— А в Аннуне безопасно? — спрашиваю я.

Андраста улыбается:

— Аннун рождается из твоих снов и твоих кошмаров. Его создает воображение каждого из живых существ в этом мире. Конечно, для смертных он небезопасен.

Она протягивает руку и открывает зажимы. Зеркало падает на мою ладонь. Голубой свет — такой же, как тот, что окружал Олли, — распространяется, пока не затопляет мою спальню. Он мягкий, мерцающий, как свечение планктона, что превращает океан в ковер света. Может, это и не свет вовсе, а крошечные живые организмы? Странных очертаний, словно живые тени, танцующие на стенах и потолке. Духи, кошки и медведи, старые аэропланы с пропеллерами и бегущие волкодавы.

Я готовлюсь к тому, что меня пронзит тысяча иголок, что мне покажется, будто меня рвут на части, как это было с медальоном Олли, — но ничего такого не происходит. Свет ложится на мою кожу, как шелковое покрывало. Он ползет вверх по моим рукам, по груди, и я вдруг понимаю, что, если это продолжится, он задушит меня. Я пытаюсь бороться с ним, но моя растущая паника каким-то образом смешивается с неудержимой сонливостью. И последнее, что я вижу, — как свет обвивается вокруг моих волос, проникает мне в рот… и непонятный, пристальный взгляд Андрасты.

А потом я тону.