Огромный. Злой. Зеленый

Дом, к которому мы подошли, выглядел не слишком презентабельно. Красный, кирпичный. Этажей шестнадцать-семнадцать. На бизнес-центр совсем не походил и на какой-то элитный жилой комплекс — тоже.

Не слишком ухоженный двор, вместо детской площадки какая-то железяка по типу турника.

Моя мама называла такие дома клоповниками, хотя местоположение тут было вполне хорошее, а квартиры наверняка стоили больших денег.

— Что бы ни услышала, просто стой и красиво улыбайся. Если станет совсем нехорошо, скажи мне, что заскучала, идет? — подойдя к пятому подъезду, Дит нажал на домофоне номер квартиры — «566».

После продолжительных длинных звонков раздался писклявый голос.

— Кто?

— Мрачный жнец по твою душу, — со смешком отозвался «жених».

Дверь с противным писком открылась.

— Зачем я здесь? — Я сама не заметила, как перешла на шепот. Было не по себе от такой резкой смены обстановки после кричащей роскоши дорогущего отеля. — Зачем ты здесь, я поняла. По работе.

Дит сгреб меня в охапку, обнимая за талию, одним движением откинул мои волосы, словно бы желал укусить прямо в шею. Будь он вампиром, я бы уже начала кричать и звать на помощь, но орк, вместо того чтобы укусить, обдал ухо жарким дыханием:

— Субъект, к которому мы направляемся, уже лет десять не выходил из дома. Но стоит нам здесь показаться, как о нашем браке будет кричать не только весь интернет, но даже навки с кикиморами на болотах начнут обсуждать, кто из нас кого соблазнил, а анчутки с русалками примутся спорить, какого цвета платье будет у тебя на свадьбе и как получить приглашение на торжество.

В лифте безбожно воняло кошками и чем-то тухлым. Поднявшись на нужный этаж, Дит безошибочно выбрал нужную дверь — та была уже открыта.

При словах «десять лет не выходил» я было представила себе сумасшедшего. Квартира завалена хламом со свалки, грязь, мусор, запах хуже, чем в местном лифте.

Но нет. Пахло чем-то цветочным, в квартире, несмотря на старенькие бумажные обои и потертую мебель, было чисто. Облезлую краску на полу прикрывал домотканый коврик из разноцветных лоскутов.

В углу стояла кадка с землей и торчащей из неё засохшей веткой. Сейчас уже не понять, что это было за растение.

— Разуваться? — задумчиво уточнила я на пороге.

— Не нужно.

Дитрих махнул рукой, но тут из просторов квартиры раздался скрежещущий голос:

— Я тебе дам “не нужно”! Разводят тут свинарник, а убирать кто будет? Сымай обувь, девонька, не учись дурному у этого оболтуса.

Я ещё не видела обладательницу голоса, но туфли уже стянула. Человека, который может позволить себе называть наследника Серпа Адрона оболтусом, лучше послушаться.

Дит с тяжелым вздохом последовал моему примеру.

— Тапки в этажерке, — подсказал голос, не спеша являться на свет.

Надо сказать, орк умильно смотрелся в дорогущих джинсах и безразмерных тапочках. Прямо-таки стильно, модно, молодежно. Я не удержалась и хихикнула, а он пихнул меня в бок.

— Пойдем, любимая, — проворковал так нежно, что мне стало не по себе. — Я познакомлю тебя со своей драгоценной бабушкой.

Ух ты. Интересно.

Та самая бабушка обнаружилась в чисто советской гостиной. Худенькая, одетая в цветастый халатик. Она гармонировала со скудной обстановкой жилища. Такая же старенькая (я бы даже сказала, древняя), но чистенькая, аккуратная. Седые волосы вились мелким бесом. Крашенные хной брови хмурились. В сухоньких руках старушках держала спицы и проворно вязала некое подобие носка.

Подобие — потому что носок был размера пятидесятого.

На боевую форму орка, что ли?

Э-э-э, а как эта пожилая женщина связана с охранной фирмой Дитриха? Он же сказал, что сейчас мы займемся именно рабочими вопросами. Потом, правда, добавил, что после знакомства с бабушкой о нас все газеты трубить будут…

Что-то не складывалось.

Старушка поманила к себе Дитриха и звонко чмокнула его в щечку.

— Ну здравствуй, дорогой! — потрепала его по коротким волосам.

— Как ты, баб Рая? — улыбнулся тот.

Я, вспомнив наставление, тоже принялась радостно улыбаться. Со всей ответственностью, приветливо до невозможности.

— Да нормально всё. Слушай, внучок. Она у тебя хворенькая, что ль? — уточнила милая бабушка у Дитриха. — Вон как нездорово скалится.

— Что ты! Тая просто рада тебя видеть! — Мужчина стрельнул в меня взглядом, в котором читалось “срочно сбавь радость”.

— Тая? — бабушка поморщилась. — Имечко-то какое дурацкое, ненашенское.

“А Дитрих прям исконно русское имя?” — хотела было возмутиться я, но улыбнулась ещё шире.

Кажется, я начинала догадываться, что имел в виду Дит, когда говорил, что если мне станет не по себе, нужно сказать кодовое слово, и мы уйдем. Полминуты наедине с бабой Раей — и остро захотелось куда-нибудь сбежать.

— Ну садись, рассказывай… — похлопала старушка рядом с собой.

Я осторожно плюхнулась на краешек дивана.

— О чем рассказывать?

— Например, о том, почему ты решила закадрить моего внучка. Думаешь, я новости не читаю? — бабуля фыркнула. — Сомневаюсь, что дочке Орловой просто понравился мой маленький Диточка.

“Маленький Диточка” поморщился и шикнул на бабушку, но та плевать хотела на его шиканья.

— Ты меня не перебивай, не дорос ещё. Я двести лет на свете живу и всех наглецов давно в могилу свела. Дай-ка нам с девочкой наедине пообщаться. Я выясню, что она скрывает, и отпущу восвояси.

— Я никуда не уйду, — покачал он головой. — Не трогай Таю. Она — хорошая девушка. Мы любим друг друга и собираемся пожениться.

— Ах любите? Ну что ж, целуйтесь тогда, докажите силу своей любви.

Я опасливо сглотнула. Бабушка как будто читала мысли и знала, что с поцелуями у нас туговато.

— Может, нам еще и детей тут зачать? — скептически ответил Дитрих, даже не шелохнувшись. — Баб, с ума не сходи. Давай лучше обсудим дела “Цербера”, я сюда ради этого приехал.

Баба Рая недовольно цокнула, но кивнула.

— Ну обсуждай, коль уж начал.

Дитрих сухо кашлянул и сел между мной и бабой Раей на диван, словно нарочно загораживая меня собой. Из сумки, висящей у него на плече, вытащил ноутбук и файл с документами и неспешно принялся раскладывать все это добро на неприглядном журнальном столике, на нижней полке которого лежал потертый томик Булгакова. «Роковые яйца».

Несмотря на то, что из-за Дита бабушку я не видела, она каким-то образом поняла, на что я смотрю:

— Я, конечно, все эти новинки, современных авторов не очень-то понимаю, но занятно. — Не сразу сообразила, кого она назвала «современным», но, должно быть, если тебе уже больше двухсот лет, то для тебя все, кому нет хотя бы сотни — те же дети, только с паспортом. — Деточка, ты читала Булгакова?

— Да, — нервно кивнула я, мысленно пытаясь припомнить сюжет, если вдруг бабе Рае вздумается провести экзамен. Мало ли как в ее понимании должна выглядеть достойная ее «оболтуса» девушка.

Оболтус же тем временем уже успел разложиться и наконец отвлек бабушку от меня:

— Вот тут новые клиенты. Еще трех я брать отказался, но хотелось бы их тоже глянуть. — Дит протянул старушке стопку договоров, та, подхватив висящие на груди обвязанные за дужки очки, стала внимательно вчитываться в печатный шрифт.

— Живой, живой, живой… — Рая странно бормотала себе под нос, откладывая один документ за другим обратно на столик. — Мертвый…

«Мертвого» она отложила отдельно, затем снова было несколько «живых», а затем два подряд «мертвых». И так до тех пор, пока внушительная стопка документов не закончились.

«Живых» Дит убрал обратно в сумку, а вот «мертвых» взял в руки.

— У меня те же вышли, — кивнул он, просмотрев бумаги. — Только насчет Соболева сомневался…

— Ладно бы насчет Белозубова, гоблины в принципе долго не живут, — по девичьи задорно прыснула старушка. — Диточка, ты ж покойничков лучше меня видишь. Я-то уж слепа на один глаз стала.

Старушка двинулась вперед так, чтобы видеть меня, и подозрительно прищурилась:

— Защиту поставишь? — невинно осведомился орк, а я невольно задумалась.

Если баба Рая родная бабушка Дита, то она, получается, тоже орк? И как же она тогда выглядит в боевой форме?

«Для себя носки и вяжет, — пришла шальная мысль. — Хотя, если ей двести, может быть, она и не родная бабушка? Или просто Дит старше, чем мне кажется?»

— Поставлю. Не умирать же им, пока деньги платят, — вздохнула старушка. — Но ты и сам не хуже умеешь. Души держать. Хотя с твоим даром тебе и держать их не надо. Только цыкнул, те и сидят смирно.

До меня не сразу дошло, о чем они говорят, пришлось трижды прокрутить в голове сказанное старушкой, прежде чем я осознала:

— Вы не даете клиентам умереть, пока их охраняет ваше агентство?

— Ну за этим обычно и нанимают охрану, разве нет? — орк пожал плечами. — Чтобы спасали от угроз и не давали погибнуть.

— Но… не так же. — Мне было сложно сформулировать словами весь тот трепет, что вызвали мысли о магии, о которой так мимоходом рассуждали эти двое.

— Ханжа, что ли? — неодобрительно покачала головой старушка. — Впрочем, что еще можно от дочки Орловой ждать. Деточка, запомни, от смерти и налогов еще никто не уходил. Мы тут запрещенкой не балуемся, к Арбитрам можешь попусту не прыгать на нас жалобы писать.

— Я… я и не думала, что вы, — ужаснулась я. Понимание, что я могла случайно обидеть бабу Раю, испугало куда больше магии душ, о которой они тут говорили. — Простите, пожалуйста, я не имела в виду ничего такого. Просто никогда не слышала ни о чем подобном.

— Еще б она слышала. Секрет фирмы. — Старушка скрестила руки на груди, вздернув вверх подбородок. Ее глаза при этом показались молодыми, чужеродными на этом старческом теле. В них было куда больше силы, чем могло быть в маленькой хрупкой старушке. — Диточка. Давай прямо. Зачем ты пришел? Не девицу же показать, в самом деле. И не клиентов обсудить. Ты с фирмой лучше отца справляешься, да и что уж душой кривить, лучше меня. Я и на этом свете-то только благодаря тебе еще. Чего не одобряю, сам знаешь.

— Баб Рая, ну чего ты… — начал было Дит, но старушка его перебила.

— Не спорь. Я же чувствую, что это ты мою душу здесь держишь. Даже когда ты за тысячи километров, чувствую. Я давно так уже не умею. Кошку свою, Мурыську, и ту в прошлую годину упустила. А ведь с сороковых годов вместе были, блокаду прошли, она мне мышей из подвалов ловила… — Старушка, расчувствовавшись, смахнула несуществующую слезу со щеки. — Выкладывай давай, что у тебя.

Дитрих в ответ забарабанил пальцами по журнальному столику и после короткой паузы наконец выдал:

— О тебе я и хотел поговорить. Ты договор на продление охраны не подписала на этот год. Забыла, наверное. Я привез дубликат.

— Забыла? — бабушка усмехнулась. — Я тебе тут рассказываю, что даже с кошкой простилась своей любимой. Неужели не понимаешь? Устала я, пора мне уйти. Внуки мои при делах все, за вас переживать не буду. Всё, отпусти меня. Я же не вампир, чтобы три столетия небо коптить.

Дитрих её попросту проигнорировал. Он достал толстенную папку черного цвета, протянул её старушке, но та лишь покачала головой.

— Кажется, не девчонка у тебя хворенькая, а ты сам. Совсем меня не слышишь. Диточка, посмотри на мою квартиру. Ты не видишь разве, она разваливается? Я последний десяток лет из неё даже выйти не могу, сил не хватает. Пол прохудился совсем, а недавно окна рассохлись.

— Можно ремонт сделать… — зачем-то влезла я.

— Молодая ты да глупая. Не сделаешь здесь ремонт, потому что квартира — это я сама. Мы с ней связаны. Когда она в пыль осыплется, и мне конец придет.

Мужчина шумно втянул воздух. На его лице читалось недовольство, отрицание, полнейшее нежелание услышать. Целый спектр эмоций. Но я осмотрелась ещё раз и внезапно поняла, о чем говорит старушка.

Каково ей жить как в клетке? Ежедневно видеть свой дом — саму себя — и понимать, что молодость уже не вернется, что всё обращается в прах, разваливается на куски.

Вся эта плесень на стенах, разломанные половицы, сгнившие оконные рамы — часть её души. Дитрих может удерживать душу в мире живых, но моложе она не станет.

— Бабушка, не заставляй меня повторять. — Глаза мужчины блеснули злым пламенем.

— Дит… — я положила ему ладонь на колено. — Послушай. Может быть, твоя бабушка права?..

— Тебе-то откуда знать, кто прав?! Так. Я сейчас вернусь! — рявкнул Дитрих и быстрым шагом вышел из комнаты.

— Взрывной он, весь в отца, — сказала баба Рая и обернулась ко мне: — Врать не стану. С матерью твоей мы никогда не ладили, корыстная она тетка и в корысти своей не видит берегов. Для неё ни людей не существует, ни обязательств, ни договоров. Но ты вроде другая. Ну-ка, скажи как на духу: любишь моего внука?

Её слова заставили вздрогнуть. Я поняла, что физически не смогу солгать человеку, который минуту назад просил о смерти.

— Не люблю, но мне без него не справиться.

— Как и ему — без тебя, — загадочно ответила старушка. — Не обижайся на него. Он не со зла ругается, не привык просто к отказам.

Такое чувство, будто она знала больше, чем мы оба.

Дитрих вернулся с телефоном у уха, злой до невозможности. Казалось, он сейчас же разнесет всю квартиру в щепки.

— Да пошел ты… — ответил кому-то и нажал на кнопку выключения.

— Что, пытался через Златона или Платона меня переубедить? Зря. C твоими братьями уже говорила, — улыбнулась ему баба Рая. — Настала твоя очередь. Кстати, если хочешь моё мнение, то женись на этой своей Таисии. Я добро даю. Всё, на том и закрыли тему. Уходите. А над словами моими ты подумай. Идите, вас уже ждут.

Дитрих выходил из квартиры бабы Раи мрачнее, чем хмур болотный. Да и я чувствовала себя так, будто влезла грязными сапогами в чужую жизнь.

Пока обувались, мой взгляд зацепился за кадку с землей, и, желая сделать хоть что-то для удивительной пожилой женщины, с которой я сейчас познакомилась, потянулась руками к горшку.

По телу пробежала жаркая волна магии, какая бывает, если щедро глотнешь горячий глинтвейн.

— Что ты?.. — Но договорить Дит не успел, потому что росток ожил, потянулся, извиваясь вверх, выпустил листья из почек.

— Гибискус, — констатировала я, улыбаясь выпущенному красному цветку.

— Жаль, цветет только один день. — Дитрих печально улыбнулся, беря меня за руку, чуть сжимая ладонь.

Так делают, когда хотят поддержать. Но сейчас я прекрасно понимала, что поддержка нужна ему.

А вот бабушке, кажется, грустно совсем не было. Оглушающий звон стационарного телефона. Старушка бодро крикнула нам, прежде чем взять трубку:

— Захлопните за собой… Алло!.. Нюрка! А чегой-то ты мне звонишь? Ну-ка бегом за бутылкой и дуй сюда. Как зачем? Ты ж мне проспорила, дурында ты хвостатая. Диточка-то мой со своей Наташкой всё! Расстался, представляешь? А ты всё «женятся, женятся!». Тащи бутылку давай, моего любимого, зеленого…

Дверь квартиры захлопнулась.

— Ну я же говорил, что теперь о нас распоследний подъездный будет знать.

— Подъездный? — не сразу поняла, о чем он, всё еще погруженная в мысли о двухсотлетней бабушке. Что-то крутилось в голове обо всей этой семейной драме, что никак не ложилось в общую картинку. Я только никак не могла ухватить это и понять, что же меня так смущает.

Звякнул приехавший на этаж лифт.

— Ну, домовые же теперь всё больше подъездные, в многоквартирных домах, — усмехнулся Дит собственной шутке.

Вонь лифта заставила поморщиться. И тут меня вдруг осенило:

— Я читала… читала, что твой отец погиб от несчастного случая, — спросила, осторожно подбирая слова.

— Да, авария, — безэмоционально кивнул Дит, в этот момент лифт ощутимо тряхнуло, и я инстинктивно попыталась схватиться за локоть орка, но тот опередил меня, обвив рукой за талию.

Лампочка на мгновение мигнула, но тут же загорелась вновь, и мы поехали дальше вниз.

— И что же? — я задрала голову, внимательно всматриваясь в темные, почти черные глаза орка. — Он тоже отказался подписывать договор на охрану?

— Никогда и ни с кем не говори об этом.

Внутри похолодело, и в ушах зазвенело от жуткого осознания.

Совсем недавно мне казалось, что мы с Дитрихом можем найти общий язык, что в нас есть что-то общее, что он не так уж и плох, но…

Но сейчас я видела перед собой чужого мужчину, опасного, готового на всё ради достижения собственных целей. Даже на убийство, если того потребуют обстоятельства.

Или, например, на одностороннее расторжение договора об охране души родного отца. Авария на оживленной трассе — с кем не бывает?

С тем, кто находится под защитой “Цербера”.

Серп Адрон так внезапно скончался, а сыновья так быстро поделили наследство, что возникали определенные сомнения: была ли его смерть случайностью. Особенно теперь, когда я знала, чем конкретно занимается охранное агентство Дита.

Лифт нехотя открылся на первом этаже, и меня повело в сторону. Я мечтала об одном: скрыться, сбежать подальше от Дитриха, который продолжал крепко обнимать меня за талию.

Но, кажется, назад дороги не было. Я добровольно согласилась принадлежать этому человеку. Я практически подписала контракт на собственную душу — только не на её сохранение, а на продажу в рабство за бесценок.

— Тая, успокойся. Мы обязательно обсудим всё позже, — миролюбиво сказал Дит, открывая дверь, ведущую на улицу. — Закончим с делами, вернемся в отель и поговорим. Обо всём, о чем ты захочешь.

— Хорошо, — онемевшими губами ответила я и хотела шагнуть вперед, но мужчина дернул меня назад, себе за спину.

— Пригнись! — рыкнул он.