Так могло быть

В самолете Соня села в кресло и закрыла глаза.

— Не хотите шампанского воды, сока, вина? — обратилась к ней на английском стюардесса.

Соня открыла глаза и вспомнила, что летит «Швейцарскими авиалиниями»:

— Спасибо, нет, — ответила она на французском.

Соня предпочитала летать «Аэрофлотом». Но в этот раз билеты покупал банк. Ее соседом оказался француз средних лет весьма приятной наружности по имени Луи. Они обменялись парой фраз на его родном языке и улыбнулись друг другу. Поняв, что Соня русская, Луи стал расспрашивать о погоде в Москве. Соня поинтересовалась, с какой целью он летит в Москву, и узнала, что по приглашению Московского университета (МГУ), а сам он преподаватель французской литературы в Сорбонне. Услышав об этом, Соня улыбнулась и рассказала, что ее отец неоднократно по приглашению университета читал там лекции по архитектуре. «Теперь я знаю, откуда у вас французский», — заметил Луи и посетовал, что сейчас, как правило, все изучают английский. Весь полет они проговорили о литературе, о взаимоотношениях мужчин и женщин, о музыке и договорились, что непременно встретятся в Москве, для чего при расставании обменялись визитками.

Когда после приземления в Москве Соня включила телефон, тут же раздался звонок от брата. «Почему Володя? Почему не Лена? Должна быть Лена», — мысли метались в голове у Сони, а сердце екнуло от страха, что дома что-то случилось — с бабушкой или родителями. Какое же это мерзкое чувство — страх!

— Да, — с испугом пробормотала Соня в телефон.

— Сонь, это я.

— Что случилось? Как дома? — голос ее дрожал.

— Дома все хорошо. Просто я тебя встречаю. Ты должна быть рада. Рада? — ровным голосом спросил Володя.

— Рада, конечно, рада. Я еще не получила чемодан. Жди, я скоро.

Володю Соня увидала сразу же, как только вошла в зал прилета. Он радостно помахал ей рукой и, когда она подошла, крепко обнял ее, а Соня, уткнувшись ему в плечо, вдруг заплакала.

— Эй, ты чего, Софья? Перестань, а то я сам сейчас зареву, — он взял сестру за плечи, отстранил от себя и заглянул в лицо. — Ну-ну, малышка. Поехали, а дома я тебя пожалею.

— Почему ты? — промямлила Соня. — А Лена где? Что с Леной?

— С твоей Леной все в порядке. Успокойся. Ты что такая дерганая? Тебя брат приехал встречать, ты должна радоваться.

— Вот я и радуюсь. Что случилось?

— Соскучился. Что? Так не может быть? Позвонил Лене и сказал, что встречу тебя сам. Вот и все.

— Соскучился? Врун. Неделю назад ты меня провожал.

— Уже неделя прошла? Не может быть, а мне казалось, что только вчера, — Володя остановился и внимательно посмотрел на сестру.

— Вот я и говорю, что ты врун.

Володя обнял сестру и помог сесть в машину.

Въехали в город. В машине было тепло и идеально чисто, как, впрочем, всегда. На чистоте Володя был помешан с раннего детства, и мама буквально боготворила своего сыночка. Они вспомнили одно дождливое лето, как еще детьми на даче в легкой обуви обходили лужи, чтобы не замочить ноги. Тогда бабушка бросила клич, и родители в выходной день привезли им резиновые сапожки. Сколько же было радости! И вот они вчетвером (Володя, Соня и две двоюродные сестры) в резиновых сапожках отправились гулять. А вечером три чучела: Соня с двоюродными сестрами — явились в сапогах, полных воды, — они мерили лужи. При этом братец Володенька был не только в сухих, но и чистых сапожках. Он, видите ли, руководил сестрами, указывая, какие лужи нужно исследовать. А теперь он вез Соню домой, потому что соскучился. И она с беспокойством заглядывала ему в глаза. «Неужели я становлюсь как мама?» — с испугом думала Соня.

Они припарковали машину на ее месте у дома. Из подъезда вышел Андрей Ильич, сосед с третьего этажа, со своим бульдогом Булькой на поводке и помахал Соне рукой:

— Рад вас видеть обожаемая Софья Владимировна.

— Добрый вечер, Андрей Ильич! Я тоже рада вас видеть.

— В каких краях были, Сонечка? — наклонив голову вперед, с улыбкой спросил он, придерживая Бульку, который на крепких мускулистых лапках рвался к Соне и громко сопел.

Вот Булька оказался на свободе и пошел к ней навстречу тяжелой и грузной походкой, короткими и быстрыми шагами на кончиках пальцев, «Как на цыпочках», — всегда умилялась Соня. Поскольку задние конечности не поднимались высоко, Соне казалось, что пес плывет, задними лапами гребя над поверхностью земли. Подойдя к ней, Булька широкой черной мочкой носа уперся в ее ногу. Она присела перед ним и, заглянув в его глубоко посаженные, широко расставленные, абсолютно круглые, почти черные глаза, тихо, как по секрету, шепнула в его маленькое высоко поставленное ушко: «Привет, мой мальчик!» И тот в ответ зашлепал своими мясистыми губами.

— Красавец мой! — Соня с нежностью погладила пса по нежной, короткой и густой шерсти спины, боясь оскорбить его английское благородство и сдержанность. Булька засопел еще громче, выставив вперед мощную грудь. «Какой же он красивый!» — подумала Соня, с восторгом глядя на своего любимца.

— Да тут, недалеко, в Лозанне на конференции.

— Приятно слышать, что Лозанна тут рядом, недалеко, — засмеялся Андрей Ильич, и они раскланялись.

Тем временем Володя достал из багажника Сонин чемодан и какие-то пакеты, которые протянул ей:

— На, держи.

— Что это? — спросила Соня растерянно.

— Держи-держи. Это еда. Сейчас мы есть и пить будем.

— Пить? Зачем пить? Тебе нельзя, ты за рулем.

— Приютишь меня на одну ночь?

У Сони засосало под ложечкой. Она взглянула на брата и поняла, что что-то все же случилось. Выглядел он, как и всегда, весьма презентабельно и элегантно, но глаза! На Соню смотрели растерянные глаза ее братика Володеньки. Лозанна, которая минуту назад была вот тут, рядом, вдруг отодвинулась за границу — в Швейцарию — и снова стала просто одним из городов Европы.

— Посмотрим. Пошли.

Пока готовили ужин, о чем они только не говорили и дружно смеялись своим шуткам. Наконец уселись за накрытый стол.

— Что ты будешь пить? Тебе открыть вино? — Володя кивнул на бутылку кьянти, стоящую на столе.

— А ты что будешь пить? — вместо ответа спросила Соня.

— Если у тебя есть виски или коньяк, то я бы…

— У меня есть и то и другое, — перебила она Володю.

— Тогда давай виски, — пробормотал тот.

Это было уже серьезно. Что-то все-таки случилось. Она поднялась и принесла виски и два стакана.

— Лед? Содовую?

Володя отрицательно покачал головой, налил в стакан немного виски и взглянул на нее. Соня кивнула, он налил и протянул ей стакан.

— Господи! Говорил бы уже. Володя, ну не тяни! — прикрикнула Соня на брата, беря стакан из его рук.

— Ух. Как я тебя заинтриговал, — с печальной улыбкой проговорил он. Затем помолчал секунд пять и выдал: — Татьяна беременна.

Соня опешила. Потом выдохнула, на секунду задумалась и завопила. «Дошло», — подумал Володя.

— Боже мой! Какое счастье. Володенька, это так чудесно, это такое счастье! — Соня бросилась на шею брату, расплескав виски на его рубашку. — Ты родителям сказал? А бабуле? Они знают?

Вопросы сыпались как из рога изобилия. Но это Сонины вопросы, а у Володи были свои. «Влип», — подумал он.

— Нет! Кроме тебя и нас с Татьяной, больше никто ничего не знает, — Володя опустил голову.

— А ну подними голову, чтобы я видела твои глаза, — зло проговорила Соня. — Это как понимать прикажешь?

Володя поднял голову и взглянул на нее своими голубыми глазами, в которых была такая тоска, что у Сони подкатил комок к горлу.

— Ну что ты? — ласково проговорила она, взяв брата за руку. — Расскажи мне все, и тебе станет легче.

— Я не знаю, люблю я ее или просто привык, все-таки мы вместе три года.

— Ты сравниваешь с ней? — с беспокойством спросила Соня.

Володя молча бросил быстрый взгляд на сестру. Сравнивает, конечно, сравнивает, Соня могла об этом и не спрашивать. Но сейчас уже поздно копаться в себе. Сейчас нужно рожать ребенка.

— И вы раздумываете, сохранять ребенка или нет? — с беспокойством спросила Соня.

— Она сказала, что в любом случае оставит ребенка.

— Что значит «в любом случае»? Ты сказал Тане, что не женишься? — У Сони от ужаса перехватило дыхание. — Как ты мог?

— Нет, конечно. Но я и не говорил, что женюсь. � — Володя снова опустил голову, а когда поднял, в глазах у него стояли слезы. Потом вскочил и стал метаться по комнате. Остановившись, с отчаянием спросил сестру: — Соня, что мне делать?

«Мой любимый братец, такой умный, красивый, уверенный в себе мужчина и…» — подумала Соня и обняла его, прижавшись к сильному плечу.

— Я тебе завидую, Володя, и очень-очень рада твоему счастью. Татьяна такая молодец и любит тебя.

— Любит? С чего ты это взяла? — Володя отстранился от нее и удивленно пожал плечами.

— Она, что, тебе не говорила? — Сонины брови поползли вверх.

— Говорить говорила, но одно дело говорить, а другое… Я тоже говорю.

— Ты говоришь, что любишь, когда не знаешь, любишь или нет? Чудовище! Вот поэтому и не веришь, что тебя любят. Если сам постоянно врешь, то потом не веришь никому. А Татьяна любит по-настоящему. Она мне сказала и плакала, что ты ее не любишь. Она не верит тебе. Ты так заврался и истрепал это волшебное слово, что сам перестал себя понимать. Доигрался? Постоянно оставляешь ее одну, не берешь с собой к нам на дачу, словно стыдишься ее. Она сказала мне, что хотела уйти от тебя, но не может без тебя. Дурында ты все-таки, Володенька. Ты сомневаешься еще и потому, что она не нравится маме. Мама чувствует в ней личность и понимает, что ей придется тебя отдать Татьяне. Для нее это очень тяжело, но нужно будет с этим смириться, — Соня развела руками. — Она, как все женщины, не хочет делиться.

— Ты хоть понимаешь, что мне сказала? Утешительница! Теперь я чувствую себя подопытной мышкой, которой на спину пришили ухо, — усмехнулся Володя. — Так им может прийти в голову расчленить меня.

Он вздохнул, сел за стол и стал есть. «Ну, слава богу! Если ест, значит, не смертельно», — подумала Соня и тоже принялась за еду. Иногда Володя поднимал глаза и пристально смотрел на нее, но ничего не спрашивал.

Было уже за полночь. В дедушкином кабинете, где все осталось, как при его жизни, Соня постелила Володе на тахте. Зашла в свою спальню, сняла покрывало с кровати, открыла окно и стала дышать прохладным весенним воздухом. Она вспомнила запах сегодняшнего утра. «Неужели это было сегодня? И было со мной?» — подумала она. Волна пробежала по спине, ее бросило в жар. Снова захотелось очутиться в Лозанне, в номере Алекса, в его объятиях, вдохнуть его запах.

— Соня, ты уже легла? — из комнаты донесся голос брата.

— Нет.

— Я могу войти?

— Да.

Володя вошел в комнату и приблизился к Соне.

— Соня, я хотел тебя спросить… — И он замолчал.

— Ну же, спрашивай, — повернувшись к брату, ласково сказала она.

— Ты меня извини, но это очень важно для меня… — Он опять замолчал, а затем, решившись, спросил: — Соня, если бы тогда с вами… не случилось, и Андрей не захотел бы ребенка… ты бы рожала? — Володя стал внимательно смотреть ей в глаза.

— «Если бы», «не захотел бы», а нельзя спросить просто, не прибегая к сослагательному наклонению? — Готовая заплакать, Соня отвернулась, чтобы спрятать глаза, и тихо, но твердо сказала: — Да, тысячу раз да, я бы рожала. Прости за это «бы», я, к сожалению, не могу без него обойтись. Володя, что тебя мучает? Ты любишь другую?

— Какую другую? — опешил брат.

— Ну, я не знаю. Может, у тебя есть еще кто-нибудь? Разве такого не бывает? Другая девица, кроме Татьяны?

— Да? — он сделал круглые глаза и тут же сообразил, что сказал не то, что хотел. — Нет-нет!

— Почему тебя так удивил мой вопрос? Мы оба знаем, что было время, когда ты встречался с двумя одновременно. — Соня внимательно посмотрела на брата. — Разве не так?

Володя поднял вверх обе руки, словно сдавался.

— Соня, во-первых, это было давно, во-вторых, я был молод и глуп. Во мне играла молодецкая кровь.

— Ну, допустим не кровь, а то, что находится внизу. Ты считаешь, что это тебя оправдывает? — строго произнесла Соня. Она сейчас в лице брата казнила всех мужчин на свете.

— Ты не права. Мы с Таней вместе три года, и никаких других девиц у меня в это время не было и нет, — тихо и твердо, нахмурив брови, ответил Володя. — Я ей не изменял и не изменяю. Мне другой женщины не нужно.

Соня внимательно посмотрела на брата. Она верила ему. Он не был лжецом. Она это хорошо знала. И еще она поняла, что он просто испугался. Страх — сильное чувство, и его брату сейчас нужно пережить, а она должна ему в этом помочь. Он пришел за советом к ней, к своей сестре, и Соня понимала, что ей оказано величайшее доверие, и она будет стараться. И потом, Володе недостаточно сказать «да» или «нет».

— Тебе Татьяна неприятна? Что-то в ней тебе не нравится? Она не твой идеал? Она плоха в постели? У нее кривые ноги? Она тупая, кривая? Плоская? Лысая, наконец? Ну, что? Что не так? — Соня задавала все эти вопросы с таким жаром, что брат отступил от нее на шаг и вопросительно смотрел. А она выдохлась и замолчала.

— Соня, я тебя достал?

— Достал, и меня, и ее, и себя тоже. Ты не боишься, что когда сделаешь ей предложение, она тебе откажет? У-у? И твоего ребенка будет растить чужой мужик, а тебя будут пускать к нему только по выходным. Ну, как? Нравится? Люди женятся, разводятся. Пожалуйста. Общество не принуждает жить вместе, если вам не захочется, но у ваших детей должны быть оба родителя, даже если они живут в разных квартирах. А вы живете вместе, она тебя любит, и в ней растет твой ребенок. Он уже есть там, внутри Татьяны, малюсенький, твоя и ее часть. Ты хоть об этом задумывался. Ну? Это такое чудо!

— Тебе только ужастики писать. А главное, ты так убедительна, черт возьми. Я знал, что за советом нужно ехать только к тебе. И еще, Соня, я хочу, чтобы ты завтра…

— Сегодня.

— А? Да. Уже сегодня поехала со мной и Таней к нам на дачу, и я… Ну, в общем, поедешь? — сказав это, Володя выдохнул и обнял ее.

«Как же бабуля будет рада!» — подумала Соня.