Либералия – взгляд из Вселенной. Всеединство

Прежде чем давать концерт, музыканты настраивают свои инструменты, и подстраивают их под ту гуманитарную атмосферу, в которой они оказались. В то же время прежде, чем слушателям начать слушать серьёзную музыку, выходящую за рамки народных частушек с элементами сальности, им тоже требуется подготовка — поднастройка своей души и своего сознания на восприятие ими нового и доселе им неизвестного, и блокирование всего для них обыденного и очевидного. Но речь здесь пойдёт ни о познании музыки, а о познании жизни, которое является хвостом самой жизни, и которое как и хвост той же кометы, что всегда следует за ней, и никогда не бывает впереди её, также следует за самой жизнь. Однако в познании, что есть основа сотворения сознанием человека неких новых образов, всё может неожиданно перевернуться. Ведь образы жизни мобильнее самой жизни. И копаясь в хвостах и под хвостами чего-либо, человек может вдруг прозреть, и увидеть то, чего нет даже в головах, что ещё не случалось, но что должно неминуемо случиться.

В поисках начала начал человечество всегда утыкалось в твердокаменную скалу — в Бога, ни пробить, ни обойти которую ему было недоступно. Массовое сознание никогда и ни что не пробивает и не открывает. Оно бесхребетно и бесформенно, как та же вода. И, как и вода, оно принимает форму, тех обстоятельств, тех сосудов, где оно оказывается, и к чему приходится прилаживаться.

В отличии от отдельных людей с критическим типом мышления, и имеющих сознание остроугольное, подобное граням алмаза, или, даже, острозаточенное как бритва, массы представляют собой их малосвязную кашицу, подобную горстке тех же алмазов, спрятанных от людского глаза в бархатный мешочек. И вот это остроугольное сознание отдельных людей иногда, всё же, пробивало твердь божьей стены, но далее, всё равно, уходило в неизвестность, в ноумен, за космологические горизонты, которые острозаточенные люди назвали метафизикой, что по сути есть тот же Бог, только в обнаученных одеждах.

И вдруг тут на тебе: никаких богов, сознаний, метафизик с их трансцендентностями — одна лишь голая физика, очищенная от всего наносного до понятия энергии, как очищает время тот же скелет от наросшего на него мяса или ствол новогодней ёлки от пушистых иголок, после трёх месяцев её стояния в углу комнаты.

Да мог ли я сам, занимаясь всю свою жизнь только делом, предположить, что на безделье — на пенсии, может созреть и родиться в моём сознании некий выродок, чебурашка или буратино, подобный шампиньону, родившемуся из навоза, что перевернул в моём сознании весь мир, и отвадил меня от простого человеческого общения с нормальными людьми. Ведь разрушить в своём сознании незыблемые для человечества догматы, установки и положения о мироустройстве, о природе добра и зла, о гуманитарных науках и, главное, о Боге — это ли ни кощунство и богохульство, это ли ни грех метафизического масштаба. Но ведь ни я просился на пенсию. Я готов был бездумно трудиться на общественной ниве до последнего вздоха. Это общество выкинуло меня из себя на голодный паёк, вынудив думать о том, чего в жизни совсем и не требуется. Ведь тот же Бог — это бальзам для человеческих душ, а знания природы вещей — это главная причина их беспокойства и порождения в них смуты.

Вот именно поэтому я и решил подкрасться к вашему сознанию тихой цапаю, как лиса к вороне с сыром из басни Крылова, постепенно подготавливая его бдительность к расслаблению и к дремоте, и ослаблению связей уже сложившихся в нейронной сети вашего головного мозга, что без предварительного их подпиливания, а то и перекусывания, не позволят вам принять в голову нечто новое и для вас неожиданное. Скажи вслух, где-нибудь в церкви, что Бога нет, и тут же божьи люди тебя же распнут, ибо для них он есть и сомневаться в этом нельзя. А скажи это же на том же фронте, когда снаряды и бомбы разрывают в клочья твоих собратьев однополчан, а в тылу — твою семью, и все, кого ещё не разорвало, задумаются над его существованием.

Я и приглашаю вас в этой главе на этот мой фронт размышлений и откровений.

Предательство — это ни более и не менее, чем обман ожиданий от близких тебе людей. Не хочешь, чтобы тебя предавали — не верь никогда, никому и ни в чём, или не сближайся с людьми. Ну а если веришь и сближаешься, то уж, извини, сам виноват.

Иномирянин

Как-то случилось, что меня предала христианская община, она же — братство, она же — божье воинство, она же — содружество, как её не называй — некая христианская секта, размером с армию, и построившая свой собственный храм, без какого-либо стеснения, прямо у ворот храма РПЦ. В своих принципах жизни она открыто заявляет о своём неформальном членстве в РПЦ, но не желает присоединятся к её недостаткам. Её можно сравнить с государством в государстве, а то и с партизанским отрядом, не желающим подчиняться никому, кроме себя и своего командира в обличии его же духовника, орудующего в тылу своего хозяина РПЦ. И в тяжелейших раздумьях о сути произошедшего со мной события в моей голове родилась Картина мира, объясняющая вообще всё, что способно подлежать объяснению.

Из Картины, увы, очевидно следовало, что никто меня не предавал, что это мои домыслы, нервы, психоз, ибо всё большое состоит из малого, и это большое, не может выступать по отношению к этому своему малому предателем, что организм человека, не может предать своей клетки, даже если она таит в себе на него обиду: мол другие клетки, якобы, живут лучше, что она клетка всего лишь человеческого волоса, а не клетка его мозга или сердца, как те, что другие. Да и вообще нервничать и психовать бесполезно. А лучше провести лоботомию и избавить человека от обид и расстройств из-за других людей.

Из Картины также следует, что гора не может быть предателем того камня, который вывалился из неё, и скатился к её подножью, оставшись в одиночестве.

И всё это следует отнюдь не из моей логики, а из основ теории систем. Каждый элемент живой системы, хоть и обязан следить за своим собственным здоровьем и благополучием, но ни для своего самовозвеличивания, а только для того, чтобы выполнять свои функции в системе наилучшим образом — лучше всех других своих конкурентов. А иначе ему — кранты, сброс в утиль с выстроенного им пьедестала величия. И что тут очень важно заметить, что тоже самое следует и из Евангелие — основы христианского вероучения.

Но создание Картины стало возможно, лишь потому, что всю свою жизнь в процессе своего умственного и всегда неформального труда на поприще технических и прикладных наук в разных их областях я незаметно для себя, подсознательно накапливал невидимый потенциал знаний, и способности мыслить по мелочам, которые потом в течении ещё двух лет уже направленного мышления неожиданно и, как это и полагается, спонтанно выстрелили образованием некого нового порядка в моём сознании — в нейронной сети моего головного мозга, распространяющегося и на жизнь всего мироздания, и на жизни его маленьких живых клеточек: атомов, адронов и кварков.

Вспомните, как в голове того же Д. Менделеева, как бы сами, спонтанно выстроились в строгий порядок атомы отдельных и мало чем связанных меж собой, на первый взгляд, веществ. И вдруг они связались, да так прочно, что уже ничто и никто не может их развязать вот уже 150 лет!

По этому поводу было много беззлобных шуток, что это произошло или во сне, или под влиянием созданной им же водки. Хотя, а почему бы и нет. Но, согласно Картине мира, это был результат ни столько водки, сколько подспудного накопления в его голове мыслительной энергии и разрозненных знаний, а то и хаотичной информации, и их прорыва при достижение ими некого критического уровня в виде образования некого нового, ранее несуществующего порядка. Но именно так и образуется любой новый порядок и вещей, и веществ, и просто — энергии. Это хорошо объясняется уже существующей Теорией диссипативных систем, но чего я коснусь лишь вкратце в третьем томе.

Вы, наверное, знаете, что наши знания и наше сознание, как и Таблица Менделеева, спонтанно образовавшаяся в его голове — это ни более и ни менее, как выстроившиеся в наших головах в процессе нашей жизни нейронные многоярусные сети неких образов, построенные из разноплановых и разновеликих паттерн головного мозга — мелких блочков или модулей нейронных сетей, из которых строятся уже более крупные блоки или модули и другие сетевые более крупные фрагменты. Строение подобных сетей полностью аналогично фрагментарному строению всего мироздания — от кварка до вселенной, как его видимой, так и невидимой частей, ибо управлял этим строительством один и тот же закон — минимума энергии.

Но вот в чём видимый парадокс. Ведь о том, что всё в жизни есть лишь разные формы энергии, не могут не знать, более или менее, образованные люди, которых в человечестве вагон и маленькая тележка, в особенности, имеющих техническое или физическое образование, но далее этого в сознании людей дело не идёт, ибо никому сильно и не нужно разбираться в том, что не давит, не жмёт, не болит, не кормит, и что есть само не просит. Всем прекрасно живётся, работается и служится и без энергии, а энергия сама живёт, сама себя кормит, и сама правит той свой жизнью, что и есть жизнь всего-всего. А значит, она правит и нашим сознанием, и нашей жизнью, неслышно нашёптывая нам на ухо, что не разумно тратить свою жизненную энергию, включая и мозговую, на то, что остро не требует сама жизнь.

И если я расскажу вам, аж разжую то, как это у неё получается, разве хоть один нейрон пошевелиться в вашем мозгу? Разве дёрнется хоть один нерв вашего тела или шелохнётся зрачок вашего глаза? Ведь вы как жили, так и будите продолжать жить. Это и есть проявлением одно из фундаментальных свойств жизни энергии — гомеостаза — стремления вашего организма, всех ваших внутренних систем, включая и нервную систему, определяющую и вашу психику и вашу личность, сохранить своё равновесное — наиболее комфортное для вас, состояние, и парировать любые возмущающие на его воздействия. Иными словами — посылать всех лесом, чтобы больше никогда приставали.

Однако природа, ох и мудра ж она, одарила маленькую горстку людей свойством делать не то, что для жизни надо, что остро востребует человеческое общество и готово платить за это деньги, а то, что им в голову придёт. Притом, во всех аспектах человеческой жизни. Мы их называем творцами или творческими людьми. И вот эти козявки — по своему числу, и глыбы — по своей значимости для человечества, и расширяют горизонты видения его жизни и её развития. И их должно быть ровно столько, чтобы они не смогли сильно будоражить спокойную жизнь людей, но и не давали человечеству умереть в его спячке, как те же кусачие мухи на теле отдыхающего и засыпающего человека.

Обыкновенные люди, я их буду называть обывателями, назвали окружающий их мир и его жизнь природой, свою жизнь — судьбой, свои чувства — и любовью, и ненавистью, и безразличием, и ещё много чем. Философы же, что те же люди, только не обыкновенные, а чересчур умные, высасывали из пальца и из своей головы, а потом выводили палочкой на песке свои философские законы жизни. Гуманитарии обрамляли и украшали жизнь мифологиями, сказками и красочными картинами. Учёные же из гуманитарной области знаний, плели из них живописные ажурные, как вологодские кружева, картины жизни. А учёные-естествоиспытатели, тем временем, ничего не плетя, раскрывали по крохам для человечества законы жизни природы — жизни энергии, даже не задумываясь над тем, что они тем самым приоткрывают дверцы и засовывают свои длинные, как у Буратино, носы и в гуманитарное пространство, как бы уже занятое и обывателями, и философами и учёными-гуманитариями. Ведь чем славился Буратино? А тем, что он совал свой длинный нос в чужие дела, протыкая им покрывала на человеческих тайнах.

И гуманитарии — сила, и естествоиспытатели — то же сила. Но первая сила — это сила масс, человеческого ума, а иногда и разума, а вторая — это сила знаний жизни природы, в которых разум уже содержится, но природный, куда более глубокий, чем человеческий. Ведь человек только полагает, а природа, она же Бог, располагает. И так и живут эти силы бок о бок, разделив меж собой жизненное пространство вместе с пространством разумным, и стараясь не залезать на чужое поле жизни.

И вот мне — пенсионеру по роду своей бездеятельности, это когда твоя прямая и единственная ответственность перед обществом состоит в том, чтобы не дебоширить, и вовремя забирать свою пенсию оттуда, куда она для тебя поступает, выпала участь соединить в своём сознании знания и жизнь. Всё это вышло само собой, помимо моей воли, но под действием всё той же скрытой во мне свободной энергии жизни, которая, освободившись от дел людям нужных, сама направилась творить дела людям ненужные. И разве в нормальной человеческой жизни, когда я делал, в основном, то, что для жизни нужно, мог я предполагать, что что во мне живёт способность делать и то, что ненужно? И какое же велико, наверное, число людей содержат в себе те творческие начала, которые спят в их повседневной жизни, в их быту и на рабочих местах — при «пошиве рабочих рукавиц»! И как они спасают людей от обесчеловечивания, от оскотинивания, когда жизнь и общество, по тем или иным причинам, включая пенсию, не востребует ежечасно их труд и знания?

Я не очень-то и разбираюсь в науках, ведь их так много, как установила ВАК РФ — около 430, а я один. Хотя и жил я в науке и с наукой, и около науки более полувека. А около — это когда наступил мой начальственный период жизни, когда люди сами уже ничего научного не создают. И ещё менее того я разбираюсь в жизни, хотя тоже жил в ней вперемешку с наукой, без малого 75 лет. Днём в науке, вечером — в жизни, а всё остальное — по дороге туда и обратно. И так и прошла вся моя взрослая жизнь.

Но это когда они — наука и жизнь, по отдельности. А вот когда они слились во мне воедино, я почувствовал себя всезнайкой по ненужным людям вопросам — иномирянином, не нужным ни людям, ни науке, ни жизни. Я ощутил себя существом, знающим всё и обо всём вообще, но не знающим толком ничего и ни о чём, в частности. Я ощутил себя изгоем того самого общества, которое было для меня и матерью, и воспитателем, и кормилицей. И в этом свою участь в её внешнем проявлении я невольно ассоциирую с участью самого Христа, отвергнутого и людьми, и обществом, и народом. Да простят меня за это святотатство и богохульство люди верующие, но в корне лишённые юмора. А таких там много! Ой, как много. У тех, кто с Богом, хорошо и легко на душе обычно, не бывает. А иначе, зачем он им нужен? И им не до юмора.

— И пришли к Нему Матерь и братья Его, и не могли подойти к Нему по причине народа.

И дали знать Ему: Матерь и братья Твои стоят вне, желая видеть Тебя.

Он сказал им в ответ: матерь Моя и братья Мои суть, слушающие слово Божие и исполняющие его.

А вот, чем это закончилось.

— А ему (Пилату) и нужно было для праздника отпустить им одного узника.

Но весь народ стал кричать: смерть Ему! а отпусти нам Варавву.

Варавва был посажен в темницу за произведённое в городе возмущение и убийство.

Пилат снова возвысил голос, желая отпустить Иисуса.

Но они кричали: распни, распни Его!

Он в третий раз сказал им: какое же зло сделал Он? я ничего достойного смерти не нашёл в Нем; и так, наказав Его, отпущу.

Но они продолжали с великим криком требовать, чтобы Он был распят;

И превозмог крик их и первосвященников.

Когда-то, более 50 лет назад, я окончил институт, но совсем и не энергетический, и не физический, а авиационный. Но и в институте я учился на факультете не двигательном, в чём и живёт энергия жизни летательного аппарата, а на факультете, обучающем студентов устройствам самих летательных аппаратов. Я полагал, что главное в самолётах, как и у птиц — это крылья. Я даже и мыслить тогда не мог о том, что главное — это энергия, это двигатель. А если быть совсем честным, то мне было всё равно. И ни о чём я не думал более того, что лишь бы в институт попасть.

Но я отвлёкся. И продолжим это миропредставление дальше.

В самолётах главное — это энергия двигателей, запасаемая в его топливных баках, а у птиц — энергия ветра и энергия пищи, запасаемая птицей в желудке, жировых тканях и, естественно, в клетка в форме высокоэнергетических соединений, типа АТФ. И для того, чтобы птицы могли жить, они и занимаются добычей энергии и переработкой энергии внешней в их внутреннюю, всё своё активное, свободное от отдыха, время жизни. Птицы летают, плавают и ходят только для того, чтобы есть и размножаться, а едят только для того, чтобы жить. В этом и вся романтика жизни, вся её глубина и её красота.

И вот, спустя восемь лет, после мнимого предательства меня церковной сектой и их богом, снова случай, снова мнимое предательство, снова драма в моей личной жизни, которая сделала невозможным для меня, как для обыкновенного человека, имеющего, к тому же чувство собственного достоинства, продолжить мою туристскую жизнь на горных реках, в составе того коллектива людей, а это несколько десятков человек, с кем я ходил в походы последние пять лет. Об этом я тоже расскажу, но в конце второго тома.

Водный туризм был для меня всю жизнь, и осталась до сих пор, тем бальзамом для души, который не только красил её, вылечивал от неприятностей, но и создавал заряд для моей дальнейшей обыденной жизни. Если гениальному барду — Ю. Визбору, в предсмертные часы его жизни нужно было постелить степь, и занавесить окна туманом, то не нужна только вода, хоть гладкая, хоть бурная, и никаких там степей. Скорее всего, тут виновата магия текущей воды, а может, и мой неуёмный, беспечный и рисковый характер.

Помните знаменитую фразу из фильмов «Полосатый рейс» и «Бриллиантовая рука»: «Я не трус, но я боюсь». А во мне же сидит нечто противоположное: «Я трус, но я не боюсь».

И снова мысли в поисках виноватых, и снова мыслительная энергия родили мой новый труд, который я называю эссе, именно потому, что мало что понимаю, как это нужно было называть. И опять же, из него вытекло, что мерки моего времени — моего советского прошлого, когда формировалось моё совковое сознание, неприменимы ко времени новому, когда сознание русских людей, русского народа оказалось поражено пандемией чумы совсем и не русского либерализма. Либерализм, конечно же, присутствует в любом народе, как и в любом живом существе, ибо и он необходим для жизни, о чём вы тоже узнаете из эссе, но центром его сосредоточения в человечестве, а если быть точным, и его рассадником, всё же, являются западные европейцы. Почему, и из чего это следует, узнаете из эссе.

И как рождённый ползать, не может летать, так и больной либерализмом не может мыслить патриотично, любя и свой народ, и свою страну, и относить их к своей родине. Он не может и предавать, ибо в либеральном толковом словаре подобного термина просто не существует, как антипода свободе, мешающего жизни. Он как вакуум, что есть, и чего нет одновременно. Это отсутствие присутствия или присутствие отсутствия. Можете проверить. А если и найдёте термин «предательство» в каком-то словаре, то значит, вы взяли словарь ни с той полки.

Либерализм и свобода — это то, чего не существует и не может существовать в жизни, но что будоражит сознание и душу свободофилов, лишённых радости и счастья любить людей, служить им, и быть им преданными. Какая же может быть свобода на службе человеку и людям? Они также будоражит и умы политиков, которые стремясь быть любимыми народными массами, подстраивают своё мышление под мышление массовое, и под прихоти и желания этих масс. Ведь только клоуны, пришедшие к власти на волне хаоса, да и то под хмельком, могут громогласно с крышек люков танков декларировать свободу не только отдельным людям, но всем субъектам государства.

Иномирянин

Либерализм — это свобода личности? А что есть свобода, как ни отсутствие для личности на её пути каких-либо ограничений, потенциальных барьеров или потенциальных ям? Либерализм подобен гладкостенному конусу, вершина которого сама подъезжает под либерала на его жизненном пути, с которой он всегда скатывается только вниз, и безразлично, какую сторону он для себя выберет. А перемещает эту вершину, подсовывая её под него и неся её на своём хребте, то самое общество, нормы жизни которого либерал презирает.

Его перманентное скатывание с горки уникально по своей природе: скатившись ему не надо вновь на неё забираться, она сама подъезжает под него точно, как и волна — под сёрфингиста. Либерал, как и сёрфингист — это всегда паразит, но не простой, а, как правило, с интеллектуальным изыском, ибо интеллект наездника обычно выше интеллекта погоняемой им скотины.

А что есть культура, традиции, мораль, закон, нравственность, ответственность, семья, человеческое достоинство, стыд, совесть, верность, обязательность и так далее, как не барьеры на пути свободной личности, как ни преграды для его вечной забавы — оседлания жизни, погоняния своей тягловой скотины и надругание над ней? И все термины, что не вошли, в законы, ограничивающие свободы личности либерала, неисполнение которых может привести к нежелательным для него последствиям, становятся для его жизни лишними и даже мешающими его продвижению по личностной и социальной лестнице. А там, где нет нравственности, там не может быть и безнравственности, где нет стыда, там не бывает и бесстыдства, где нет морали, там не может быть и чего-то аморального, где нет норм и традиций жизни, а есть лишь один закон, составленный людьми под себя же, под свои прихоти, там не может быть ни разврата ни похабщины, ни хамства ни свинства, ни бесчеловечности. Иными совами, там, где нет в человеке его Бога, там нет ничего безбожного, кроме безбожного закона.

И как мы сами уже видим, там исчезают и половые различия людей — это когда люди изменяют свой пол по своей прихоти, как перчатки, одежду или причёску. Скоро — это может добраться и до детских садов, когда девочки захотят быть мальчиками, чтобы выше всех писать на стенку, а мальчики — девочками, чтобы при ветре не попадать себе на штаны. Ведь к половым различиям, к двуполому размножению жизни природа шла сотнями миллионов лет, что и позволило ей не только сохранить свою жизнь, но и охватить ей всё пригодное для жизни земное и околоземное пространство, чтобы жизнь не только растений и зверей, но и людей, продолжалась. Половое размножение, когда скрещиваются хромосомы совершенно разных особей, по сравнению с размножением бесполым или однополым, создаёт лучшие предпосылки для мутаций живых организмов, а, следовательно, и для эволюционирования жизни.

И получается, что там, где главенствует свобода личности, как и все другие свободы, там нет и не может быть никакой жизни, ни в каких её формах и проявлениях. Там холодный космос, где гуляет свободная энергия, где хаос, и где нет энергии связанной, что и формирует жизнь из энергии свободной, в количестве не более 5%.

Любая жизнь — это воплощение несвобод. И если вы не понимаете, о чём это я, то изучите анатомию своего же организма, и попробуйте найти там пустые места или отсутствие связей, хоть в мелочах, хоть в какой-то одной молекуле, которая не связана многообразными энергетическими путами с другими молекулами. Ведь та же, вроде бы, как и свободная кровь с растворёнными в ней свободными ингредиентами, несущая организму жизни — питание его клеток, и выносящая из него отходы его жизнедеятельности, течёт по узким, вплоть до микроскопических, каналам и канальцам, выложенным для неё несвободой, и не дающим ей никакого шанса проявить либерализм или неподчинение природным законам гидродинамики. А разве свободная вода тех же рек течёт, где ей заблагорассудится, разве — не по узким желобам, проложенным для неё жизнью её предков?

Вглядитесь в жизнь города — его коммунального хозяйства и его инфраструктуры, что есть тот же организм, но социальный, и все вопросы о свободе у вас сами отпадут, если вы, конечно, способны к критическому мышлению и анализу. Люди свободно перемещаются, в основном, по тротуарам и дворовым территориям, а далее — ни-ни — штраф. Машины также свободно — по проезжей части автомобильных дорог, а иначе штраф. Железнодорожные поезда и трамваи перемещаются также свободно, но лишь — по рельсам, суда — по фарватерам рек, и даже свободные самолёты перемещаются только по строго проложенным для них воздушным коридорам. И лишь малая толика свободолюбцев, нарушает идеальный порядок, делая жизнь более непредсказуемой и более хлопотливой.

Лозунг «Свобода» — это сотрясание воздуха, пустые декларации, или это чаяния, истошные вопли людей со свободолюбивыми характерами, закрепощённых тисками жизни. Свобода — это и то, к чему рвутся сильно разогретые атомы тех же металлов, способные своим рвением разорвать поликристаллические решётки — своеобразные казематы, в которых их закрепостила жизнь, разрушив тем самым целостность металлических предметов и конструкций, а потом растечься по свободному пространству в разные стороны. Свобода же личностей в государстве — это его развал, растекание по миру, как и развал каркаса того же металлического монолита.

Однако у всего существующего и живущего есть свои оптимальное соотношения порядка и беспорядка, несвобод и свобод, при которых достигается компромисс между максимальным КПД жизни — её энергоффективностью, и её устойчивостью, то есть, — жизнеспособностью. Ведь это два качества любой живой — прямо противоположны. Те же бройлерные куры предельно продуктивны, но не живучи, и быстро вымрут от любого неблагоприятного на них воздействия, в то время как куры домашние хоть и живучи, но непродуктивны.

Дух любого общества — это, прежде всего, его мораль, что является порождением его традиций. Закон же есть порождение духа того общества, на которое он распространяется. Но закон либерального общества не отражает общественной морали, он априори аморален, поскольку защищает и ограждает человека — общественную единицу, именно от самого общества и от его морали. Либеральное правовое государство — это государство перманентно аморальное.

Образованные люди часто говорят о системном мышлении, ибо, а что о нём не поговорить, коль мода такая пошла. И ведь действительно, всё то, что существует — от Вселенной до ядра атома и адрона, и потому имеет свою сущность, есть системы. Но далее разговоров обычно дело не идёт. А что есть система? А это совокупность элементов, связанных друг с другом неким образом, благодаря чему эта связка образует новое качество, новый элемент, новый объект. И главной особенностью этого объекта является то, что все, а точнее, почти все составляющие его элементы служат именно его интересам, а никаким другим, а это означает что в системе никто и ничто не свободен. А значит, и в мировом масштабе, если мы будем иметь ввиду некий видимый и ощутимый нами мир, свободы не существует.

Все, да не все. В любой системе любого уровня, и любой физической сущности, будь то общественное образование, само общество или поликристаллическая решётка металла, или Вселенная, всегда находится «либералы», что пытаются нарушить, а то и разрушить образующиеся в системе связи. О их глубинной сущности и их роли в жизни мироздания — это попозже. Их всегда мало, а иначе систем и их жизней не существовало бы, а в мире, обществе или кристаллических решётках царил бы лишь хаос.

Во Вселенной — это те же квазары, чёрные дыры, и прочие неоднородности. В кристаллических решётках металлов — это все виды неоднородностей в форме вакансий, внедрений сторонних атомов и дислокаций, в обществе — это те же либералы или люди с врождёнными физиологическими отклонениями от среднестатистических норм.

Но на чём тут важно сконцентрировать своё внимание при системном взгляде на мир и на его жизнь, что именно жизнеспособность общества и определяет жизнеспособность его отдельных элементов — людей или их сообществ. Но никак ни наоборот. Именно общество создаёт благоприятные и оптимальные условия жизни для людей, а также нормы их существования. Что есть духовность, нравственность, мораль, совесть, этика, этикет и так далее, как ни образованные обществом в процессе его существования и эволюционирования нормы жизни для отдельных его членов, ограничители личных свобод членов общества. А что есть игнорирование этих ограничений, как ни бездуховность, безнравственность, аморальность, бессовестность людей, принадлежащих данному обществу.

Люди часто задаются вопросом откуда берутся эти малопонятные для них критерии нормальной жизни, подобные совести, духовности, бескорыстию, божьим заповедям и прочей обойме так называемых положительных качеств людей? И почему их не следует нарушать, хотя бы в тихую, под прикрытием темноты. С неба ли они спускаются или из воздуха рождаются? А вот, именно из системного построения любой жизни. Традиции, мораль, этика заповеди и всё подобное есть естественное порождение самой жизнью, без направленного вмешательства в неё самих людей, являющихся лишь частиками всеохватывающей их жизни мира. А все те, кто нарушает общественные уклады жизни, повисают в неком промежуточном пространстве, на линии фронта, между жизнью и нежизнью.

Так вот, тот же либерал не может быть ни свободным, ни несвободным. Он не может жить ни с людьми, ни без людей. Он всегда в раскорячке. Он может быть и радостным временами, но он никогда не может быть счастливым. Ведь счастье человека всегда в любви к людям скрывается — близким и даже далёким, но не к себе. Скрывается в любви жертвенной и дающей, долготерпящей и многострадальной, но не наслаждающейся. Это же азы системного взгляда на мир.

Либерал — он же свободофил. Это когда он есть, но есть лишь сам по себе и для себя, но ни для кого и ни для чего. Но тогда и для него, и ему — никто и ни что. И получается, что его нет, там, где есть все и всё, но он есть там, где нет ничего и никого. Но жизнь — это когда все и всё во всём и со всеми, в тесной и неразрывной связке.

Тогда, жив ли он? А если жив, то, где он есть? Где живёт?

А живёт он в той стране — что я и назвал Либералия, куда я его поселил, и где правит либеракратия.

Страны этой, как бы и нет, но она, увы, всё же, есть. И именно она, её губительное присутствие в нашей жизни, дала мне силы и волю, чтобы собраться с мыслями, и рассказать о ней всем тем из вас, кто глух и нем, о том, что вижу я сам, чтобы вы, если уже не в ней, не успели погрузиться в неё с головой, не погибли бы там, затащив с собой в могилу и своих детей, внуков, и всю нашу страну.

Однако, прежде чем уходить в следующие аспекты настройки вашего сознания к прочтению этого эссе, я хочу остановить ваше внимание ещё на одном очевидном и важном аспекте жизни общества, вытекающим из системного взгляда на мир, из моей Картины мира и просто — из здравого смысла, на его идеологии.

Многим известна так называемая Пирамида потребностей по Маслоу. Часто её изображают в форме треугольника. Самая нижняя широкая его часть охватывает базовые потребности, далее к вершине отображаются следующие уровни:

Физиология (голод, жажда и иные естественные потребности)

Безопасность (чувство защищённости, отсутствие страхов)

Принадлежность и любовь

Уважение и признание (слава, успех, престижный статус)

Познание (получение знаний, умений и навыков)

Эстетика (стремление к красоте, поиск идеалов)

Самоактуализация (реализация способностей и желаний)

И вот теперь представьте себе общество в основе жизни которого лежит так называемая рыночная экономика, основанная на доминанте спроса и предложения, на прагматизме, на наращивании экономического богатства и материального благополучия жизни отдельного человека, в котором, согласно законам, в качестве единственной цели организаций, производящих потребительскую продукцию и услуги, является прибыль. А что ту его представлять, когда это весь Запад и мы — в его хвосте. Ведь когда — в 90-х, мне просто пришлось углубляться в гражданское право, меня аж передёрнуло от установленного в нём законодательством и выворачивающего наизнанку сознание понятия юридического лица (п.1, Ст. 50 ГК РФ)

1. Юридическими лицами могут быть организации, преследующие извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности (коммерческие организации) либо не имеющие извлечение прибыли в качестве такой цели и не распределяющие полученную прибыль между участниками (некоммерческие организации).

Страна стала мыслить категориям прибыльности. А отсюда очевиднейшим образом следует направленность всей жизни общества, прежде всего, на удовлетворение тех потребностей людей, что находятся в нижнем самом широком ярусе Пирамиды Маслоу — животных потребностей, включая и потребности продолжения рода. Такое общество идёт на поводу у индивидуальных инстинктов людей, а не направляет их жизнь в русло развития и процветания. Ведь такая потребность, как самоактуализация человека в таком обществе, а это означает способствование, в первую очередь, реализации его природной предназначенности — главнейшей его особенности для развития жизни общества и человечества, удовлетворяется в последнюю очередь — по остаточному принципу. И в то время как системный подход к организации жизни общества требует направленность его на достижение сплочённости людей вокруг общественных интересов, а значит на воспитание в них духовных и морально-этических качеств, западная либеральная идеология ведёт его к разрушению.

Энергетическая жизнь мира не позволят повернуть стрелу времени вспять — вернуть людей на деревья — к обезьянам, что легко доказывается. Так бы и ничего, а почему бы и нет. А это означает, что обезьянья жизнь людей — на тёплом песочке у кромки воды в окруженье банановых гор неминуемо приведёт к гибели человечества и к его вымиранию как биологического вида.

Яблоко не только несёт в себе клетчатку, что есть питание для вашей биоты, живущей в кишечнике, не только витамины, сахара и органические кислоты, что есть питание уже непосредственно для вас, но и будоражит человеческие жизни, как в Раю, так и на Земле. Хотите жить спокойнее — переключайтесь на груши, формы которых наиболее близки к гиоидной форме нашей Земли.

Иномирянин

Читая эти строки, вы не могли не задуматься над тем, а для чего вам нужны все эти Картины мира, когда и так всем всё ясно, когда и ваше благополучие, и ваше счастье, и ваше богатство не связаны ни со сознаниями, ни с этими Картинами. И будите правы, но, всего лишь, на 99%. Ибо научные знания для реальной повседневной жизни людей — дело даже не десятое, скорее — сотое. Наука для учёного, как и скальпель для хирурга, в первую очередь — это, всего лишь, способы их существования, образ их жизни, и только во вторую — инструменты познания нового или спасения больного. Ведь как учёный не сможет нормально прожить без постижения новых знаний, так и хирург — без спасения больных, путём отрезания у них всего нездорового.

Многие люди прожили в науке счастливую жизнь, так ничего и не познав. Ведь чтобы обидчику заехать в морду, больше нужен кулак, а не знания, а чтобы кого-то объегорить, и присвоит его добро, нужны хитрость, смекалка и сообразительность, а не знания. И так во всём.

Но одно дело, когда вы интуитивно и на собственном опыте познаёте, что, споткнувшись об лежащий на дороге камень, можно разбить о землю нос, лоб и всю морду лица, и стараетесь потом больше не спотыкаться, и совсем другое дело — открытие И. Ньютоном своих законов механики, законов тяготения, знание которых освобождает человека от необходимости спотыкаться для практического освоения жизни, и которые позволяют людям рассчитать не только силу и энергию соударения их лбом о землю, но и нужную прочность лба или шлема, достаточную для погашения энергии удара собой, чтобы при этом, мозги не разлетелись вдребезги. Хотя и Ньютон открыл свои законы не от нечего делать, а получив по голове яблоком.

Пусть это и легенда, но это та легенда, что украшает нашу жизнь, делая её загадочней и привлекательней. Ведь получается, что яблоко — это не только тот фрукт, надкусив который Адам и Ева вошли в немилость Богу, и были им изгнаны из Рая на Землю, и не только то, что вызывает раздор между людьми и государствами, приводя их к войнам, а то, что вышибает из головы отдельных людей на пользу всего человечества знания природы вещей.

Я же познал объективные силы, движущие не только всем миром, что сущий пустяк, а и поступками людей, как рядовыми частичками этого мира, также после нанесённой мне обиды, более сильной чем яблоко нанесло И. Ньютону. А всё это подтверждает, что в основе любой жизни, в том числе, и жизни людей, лежит сама жизнь, текущая по своим законам, и управляющая жизнями людей. И только за ней уже следует реакция людей с подключением всех своих ресурсов, данных им природой, включая и сознание, благодаря которому они раскрывают уже существующие законы жизни, делая их доступными для человечества.

Если наступает засуха, люди придумывают, как добывать воду из воздуха. Если наступает наводнение, люди находят способы выбраться на сухое место. Если наступает жара, люди придумывают кондиционеры, а при наступлении холода, они шьют тёплые одежды, и строят тёплые дома с батареями. Если жизни людей косит эпидемия, они придумывают вакцины или лекарства, а если ожирение, они придумывают диеты и здоровые образы жизни.

Но когда люди начинают создавать свои собственные законы, включая и законы развития жизни, чем они любят заниматься, то они всегда попадают в тупики: и в коммунистический, и в демократический, и в капиталистический, и в постмодернистский, и в постиндустриальный, и в либерастический — в тупики любой природы и любого системного уровня.

И так, сначала жизненная проблема — «яблоко по башке», или то же предательство, и только за ними её решение — через анализ ситуации, её обобщение, синтез полученных частных решений, и открытие законов возникновения проблемы. А в результате, лишь маленький шажок в расширении сферы познания человечеством жизни природы и своей собственной жизни, как её частицы. Сначала пожар, а уже потом противопожарные средства пожаротушения, пожарные машины и пожарные команды. Но никак не наоборот. Представить невозможно, как по улицам города, затопленного полыми водами, снуют туда-сюда не надувные катера и лодки, а пожарные машины. Сначала «яблоком по башке», и только потом законы механики, гравитации, космологии, астрофизики, теории образования Вселенной и так далее.

И как я это увидел, что именно «яблоко по башке», то есть стремление свободной энергии вниз, к своему минимуму — ближе к земле, и лежит в основе образования мироздания, и его жизни, и биологической жизни на Земле, и жизни людей, и поведения людей, и вообще всего-всего. Ведь согласно Общей Теории Относительности, и основанной на ней Теории Большого Взрыва — общепризнанной теории, описывающей образование Вселенной, с её галактиками, звёздами и планетами, она образовалась в результате падения уровня свободной энергии от максимального, что она имела в сингулярной точке, до минимального, что она имеет в адронах, образующих атомные ядра, при соответствующем возрастании уровня энергии связанной: от минимального — в сингулярной точке и в свободном космическом пространстве, до максимального — в адронах.

Могли ли не увидеть связь жизни и поведения людей те самые физики, что и раскрывали для человечества законы жизни природы, и создавали теории образования мироздания: те же Общую Теорию Относительности, Теорию струн или Квантовую теорию поля, и всё подобное? Я полагаю, что не могли. Они видели всё это. Просто им было не до Картин мира и ни до Теорий Всего. У них были более интересные и злободневные увлечения — та же термоядерная бомба, управляемый термояд, сверхпроводимость или сверхпрочность и сверхтеплопроводность, что достигается в открытых ими, без всяких Картин мира, графенах. Тем более, с человечеством и людьми связываться более опасно, чем с термоядом, — отравят, заклюют, замучают, четвертуют, или спалят на костре. Лучше уж бомба. А человечество и люди — это вотчина гуманитариев, коих — пруд пруди, и кои со своими доморощенными теориями не так уж и опасны.

Рисование Картин мира — занятие довольно трудное, но оно ни столько полезное для самого мира, сколько увлекательное для его художников.

Иномирянин

То, что я расскажу вам в этом моём большом по размерам размышлении, которое невозможно закончить, а только прервать, мне было ясно давным-давно, спустя года два, как я очутился на пенсии, и, когда, будучи уже ненужным обществу, а значит и человечеству, и предоставленным самому себе, уже в свободном полете по пространству заземному и, даже, замировому, я нарисовал свою собственную Картину. Ведь большое видится на расстоянии.

Полёты там, где никого не встретишь, окрыляют потенциальных летунов, в то время как реальная жизнь приземляет. Но, в отличии других «мировых художников», которые людей в их мирах предпочитали не замечать, чтобы с ними не связываться, я поместил людей на довольно почётное и видное место, так как с пенсионера многое уже не спросишь, и ему уже нечего терять. Но всё в ней для обыкновенного технаря, каким я был, есть и останусь навсегда — человеком в одной руке которого гаечный ключ, а в другой — молоток, было столь необычно и непривычно, что мне самому было как-то неловко что-то обобщать, куда-то с этим вылезать, что-то прилюдно утверждать. Ведь это не сопромат, и не законы Ньютона, где всё чётко, ясно, разумно и, главное, — ответственно перед другими людьми.

Можно, например, создать порочную философию, ту же диалектику — философию саморазвития мира через убийства всего живого, и наслаждаться ей, несмотря на то, что по ней ничто не развивается, а лишь погибает, и не ответить за это ни перед кем, почивая на лаврах, а можно ошибиться в проекте моста, через пропасть — в расчётах ли, или в конструктивных решениях, и сесть пожизненно в тюрьму, за допущенную совсем крошечную ошибку, приведшую к гибели множества людей. Конечно же, лучше уж быть бесполезным философом, своеобразным мозгопудром, если на то есть талант, чем архитектором, проектантом или рассчётчиком-прочнистом.

Но прошли годы. Картина эта в голове у меня так и застыла, подобно каменному изваянию, не уступив ни пяди, ни крохи моим сомнениям и опасениям в том, что так быть не может. Скорее, наоборот, будучи крохотной величиной с сингулярную точку, она подавила меня своим величием и размерами, как и энергия, сосредоточенная в этой точке, покрыла собой весь мир, и я уже испугался: а вдруг, она так и уйдёт со мной в никуда. И вот, осмелев, а скорее, обнаглев, я решил тут выступить перед вами в вопросе, что от меня самого куда дальше, чем были «тридевять земель» от Ивана-Царевича или Ивана-Дурака. Это избитый и изъетый за столетия его существования вопрос либерализма.

Моя Картина отражает всё то, что вообще возможно отразить из того, что существует и, даже из того, что не существует. Но отражает всё это она по-своему, не так как это принято у людей, и нарисовав её, я ощутил качественный скачок в уровне той базовой платформы, с которой я сейчас могу осмысливать все жизненные вопросы, рассматриваемые другими людьми, включая и чужие Картины мира.

Что по мне, то я рад этому. Ведь иметь собственное лицо — это редкая и не всегда приятная роскошь — легче по морде получить, чем, когда лицо не твоё, хотя в Картине многое что и совпадает с привычными нам пониманиями сути жизни и происходящих вокруг нас явлений. И тут за свою морду я спокоен. Но многое, что-то и не совпадает, и тут в самый раз может пригодиться водолазный глубинный костюм, с огромным медным и непробиваемым кулаком шлемом, которого у меня нет. Но посмотрим, может и обойдётся.

Спросите: «Что, я самый умный, что мне неймётся лицо своё показать?» Нет же и нет. Просто на пенсии я стал самым свободным от жизни человеком, после, конечно, покойника. И если сначала мне просто было необходимо разобраться в жизненной драме: кто в ней виноват, то в процессе поиска виноватого, я так увлёкся самим поиском, где всё было для меня настолько новым и захватывающе увлекательным, что его итог отошёл на самый задний план.

Своё место в познании мира и его жизни я могу объяснить на следующем примере.

Среди людей, есть те, что очень любят есть рыбу. Они имеют тонкий вкус, и хорошо разбираются во вкусовых различиях разных видов рыб, при различной их кулинарной обработке. Назовём их едоками. Тут они профи. Но они даже не знают, как рыба выглядела живьём, и каких она бывает размеров. Им это ни к чему. Главное, чтобы рыба уместилась в тарелку.

Но есть и те, кто умеет её готовить. Они разбираются не только во вкусе, но и в видах рыб, легко различая их по внешнему виду, по строению, по структуре мяса, и, даже, по их внутреннему содержанию. Назовём их кулинарами. И в этом деле им нет равных. Но они вылавливают рыбу в магазинах, и могут совершенно не знать её повадок, где она обитает помимо магазинов, как, чем и когда её лучше ловить.

А есть и те, что, не зная её вкуса, знают и где она водится, и как её ловить, и какой у неё характер. Назовём их рыбаками. И тут им тоже нет равных.

А есть те, кто знает о рыбах, казалось бы, всё вообще — это ихтиологи. Но они не умеют их хорошо приготовить, плохо разбираются в их вкусовых оттенках и особенностях, да и едва ли смогут сами ловить их настолько эффективно, как это делают рыбаки.

И ответа на вопрос: кто из этих перечисленных лиц нужнее и важнее для человечества: те, кто изучают рыб в их водной стихии, или те, что изучают их, вынув из воды, и поместив в морозилку или на разделочный стол, не существует. Каждый из них имеет свой взгляд на рыбу, и каждый взгляд, в том или ином случае, может оказаться самым важным.

Мой взгляд на суть вещей, связанных с людьми, — это взгляд из начала начал, откуда всё и взялось. Это взгляд из точки, что лежит за пределами бесконечности и вечности. Просто я увидел то, что всё везде одинаково, и что сверху можно увидеть и то, что не разглядишь изнутри.

Вот почему избитую столетиями тему — либерализма, я буду пытаться раскрывать с той её стороны, с которой нормальные люди: едоки, рыбаки, кулинары и ихтиологи, не раскрывали — со стороны жизни природы, жизни мира, создателем которого является единственный его полноправный хозяин и бог: «Закон стремления энергии к минимуму», а первичным строительным материалом, являются ни люди, как неделимые частицы такого организма, как человечество, ни атомы, как неделимые частицы веществ, из которых состоит такой организм, как окружающая нас природа, а кварки, как неделимые части, и, скорее, даже не частицы, а некие невидимые, невесомые и, даже, нелокализуемые в пространстве сущности, из которых изначально строится всё то, что в мире до этого не существовало.

Ну а всё остальное, что послужит дешифратором тут сказанного, вы узнаете из этого тома эссе. И хотя это ни сама Картина мира, ибо её размеры, как и размеры самого мира, и того, что уже давно выстроен в моей голове, не позволяют куда-то и во что-то их запихнуть, а отдельные её фрагменты, я решил применить их именно к этой мировой проблеме — либерализму, так как проблема эта неожиданно ударила по башке не только меня самого, но и весь тот народ, который, благодаря этой Картине, я стал считать своим народом. Того и вам искренне желаю.

Под страной обычно понимается географическая территория, объединяющая быт людей. Но страна может быть и неким гуманитарным пространством, объединяющем людей по их ментальности, в какой бы точке на поверхности Земли они бы ни проживали.

Иномирянин

Когда в магазине мы берём с полки какую-то крупу, помещённую в какую-то тару — пакет или мешочек, которую, благодаря очертанию тары и надписям на ней, мы легко отличаем от других лежащих на полке круп и прочих товаров, у нас не возникает проблем ни с оплатой крупы на кассе, ни с её дальнейшем использованием в качестве пищи, для варки той же каши, как вполне определённой крупы. Так и народы, проживающие на земле, и упакованные каждый в свои государственные границы, в свою тару, легко отличаются один от другого, и, прежде всего, именно по очертанию границ и месту расположения занимаемого ими жизненного пространства на континентах — тех же полках, но не магазинов, а земной поверхности.

Но вот вы уронили пакет с крупой на пол, он прорвался, а крупа разлетелась и рассыпалась по зёрнышкам по всему полу. И что же, она перестала быть той же самой крупой, что была в пакете? Вроде бы и нет. Ведь и у зёрнышек есть свои границы, свои оболочки. И зерно проса легко отличить от зерна гречки. Вот только каши из неё уже не сваришь, пока снова не соберёшь её в пакет. Так вот: Либералия — это та же крупа, что на полу.

Не ищите на карте нашей планеты страну под названием Либералия. Она рассыпана по всей её поверхности, и ни в одну карту не влезает.

Обычно страна — это некая локальная пространственно-определённая территория Земли, где проживают люди, объединённые общей культурой, общим хозяйством, единой историей и едиными погостами. Но есть и такие люди, у которых в приоритете ценностей находятся личная свобода, личная независимость и личные права, что всегда — без личных обязанностей — это и есть либералы, либералисты или либерасты, что одно и тоже. Но только в приоритете, ибо в жизни такое невозможно, так как сама жизнь воплощает собой предельно возможный порядок всего того, из чего она и складывается.

А потому Либералия — это страна не только пространственно-неопределённая, но она и вообще запространственная или, по-другому, — трансцендентальная, то есть, выходящая за пределы чувственного опыта, и постигаемая лишь высшим умозрением.

Красивые слова… Не правда ли? Но как я смог это для себя заметить, что чем красноречивее слово, чем больше пафоса в его произношении, тем меньше в нём содержания. Природа ведь скромна, многообразна и прекрасна, и она не любит пафоса. Пафос я бы сравнил с извержением вулкана: красиво, как и пляски чертей в Аду на раскалённых сковородах, или протуберанцев на поверхности Солнца, но жизнеубийственно!

Ну какое содержание или смысл может быть в постижении лишь высшим умозрением. Кто его обладатель, кто его измерял, и по каким критерия оно высшее?

Но страна Либералия всё же существует не только во Вселенной, куда ей и дорога, и где ей только и место, но и в виде россыпи отдельных либералов в человеческих кожных оболочках, разбросанных природой по всей поверхности Земли, которые иногда образуют некие сгустки, похожие на колонии обособленных друг от друга микроорганизмов в их посеве в чашках Петри. Но они всегда живут только среди людей, как те же бактерии, среди белковых тел, без которых они выжить не способны.

Наибольшая концентрация этих чашек в европейском Западе — рассаднике либерализма, мировых и локальных войн, народных и мировых бедствий, откуда их ветром или морскими течениями занесло ещё дальше на запад — в Северную Америку. А сейчас они переползли и на восток — в Россию. Ни Китай, ни Индия им оказались пока не по вкусу. А вот Россия???

Почему этот рассадник образовался именно там — на Западе, мы с вами потом поймём, но если в двух словах, то условия жизни во всей их совокупности для людей там самые комфортные на Земле, ведь в других, более тяжёлых условиях, где, чтобы выжить, надо из кожи вылезать, либералы и не родятся, а если и родятся, то быстро погибают или сбегают оттуда в страну лентяев, где медовые реки текут меж кисельных берегов.

Либер — это корень всех слов, выражающих свободу в той или иной её форме. Окончания слов могут быть разными, что будет придавать понятию свободы разные оттенки, тона и обертона, но суть одна — свобода.

Кто-то с неприязнью, а то и с ненавистью, называет их и либерастами, кто-то либералистами, но по существу это ни добавляет и ни убавляет, а потому далее я будут их называть, так или иначе, в зависимости от собственного настроения, насколько мне самому будет терпимо или, наоборот — нетерпимо, касаться их личностей или их сущности. Ведь когда задумываешься о них, как о явление вообще, то на слух просится относительно мягкое созвучие — либерал, а когда понимаешь, что в них твоя родина уже вляпалась, да так глубоко, что было уже всем либеральным дерьмом захлебнулась и чирикать перестала, и что русские люди, русский народ, исконно обладающий сильным духом и крепким остовом, подвергаются их ферментативной переработке в бесформенный и безвольный человекоподобный субстрат, чем и занимаются все одноклеточные и многоклеточные паразиты, подобные червям, глистам, опарышу и мотылю, и вся страна скоро превратится в мировой сортир, то даже слово либераст представляется мне непристойно мягкотелым, и применять его приходится только из-за недостаточности собственной фантазии, как их назвать посочнее, чтобы брызнуло, аж из всех дыр нечто подобающе этой мерзопакостной зловонной субстанции.

Вообще-то, либераст — это особый генокод людей, особая популяция со своей особой ментальностью, не имеющая общей национальности, и выведенная эволюцией человеческого вида — Homo Sapiens, в качестве его разновидности, если даже ни подвида. И их ошибочно связывать с апологетами либеральных философских, политических или общекультурных направлений. Всё ровно наоборот.

Их собственный генокод первичен, а связанные с ними общественные направления и течения, вторичны, ну точно, как и христианская религия вытекает из личности Христа, а не наоборот. Хотя, кто там чего в этих религиях разберёт? Ведь и они есть лишь порождение ни столько самой жизни, сколько человеческого необузданного воображения. Но обрастая философиями и идеологиями, создаваемыми их почитателями и их прислугой — философами и политологами, подобно тому, как голые короли, вставая с постели по утрам после ночного сна, обрастают с помощью прислуги своими пышными нарядами, либерасты становятся сильнее, а потому и вреднее для нормальной жизни людей, которые не в силах разобраться в этом либералистическом словоблудии: что есть что, где короли, где их одежда, а где их слуги — философы и политологи. По крайней мере, до сих пор, как мне это видится, ни среднестатистические человеческие массы, ни их элита, в этом не разобрались.

Средний интеллектуальный и общекультурный уровень либералов заметно выше среднего уровня обывателей, так как либералов на порядок меньше обывательской массы, и вся их жизнь, в отличии от жизни этих обывателей, есть борьба с этими массами за свободу от них, а в перманентной борьбе, как ни где, и востребуются все человеческие ресурсы, направленные на выживание и на победу. Испокон веков они находятся в психологическом и интеллектуальном тренинге, а потому у них, как у интеллектуалов от рождения, есть основания относить весь другой народ, что ни либералы, к низшему сословию или — к тому же быдлу, как и у народа есть основания относить их к человеконенавистникам, ибо в основе человека лежит ни интеллект, а любовь к людям, да и к окружающему их миру.

Но какова ценность для человечества этих высокоинтеллектуальных людей? Ведь по словам того же Б. Шоу: «Великие общества созданы людьми, ставившими крестик вместо подписи, и разрушены людьми, сочинявшими латинские стихи».

Либерал не бывает в роли проигравшего, а значит и поглощённого обывателями, ибо он тогда сразу же превращается в самого обывателя. Но он не может быть и в роли победителя, ибо тогда он исчезает из жизни, как явление, а на его месте возникает какой-нибудь деспот или тиран.

Истинного народного правителя, пользующегося у народа славой, получиться из либерала не может по определению — только из государственника. Но и вообще, в ментальность людей, а не только либералов, благодаря наличию у них относительно развитого сознания, генетически заложено стремление прорвать существующие оболочки любой природы, в которых он и живёт, и которые обособляют человечество как биологический вид от других видов, защищают его от них, а также и от любых внешних воздействий. Иначе сказать, в людях заложен инстинкт выпрыгнуть из своих же штанишек.

Но защищая человечество от внешних воздействий, оболочки, одновременно, препятствуют расширению и его собственного жизненного пространствами изнутри, подобно тому, как плёнка поверхностного натяжения воды, препятствуя проникновению в её глубь множества мелких предметов, способных засорить её собой, одновременно препятствует и свободному растеканию её капель по поверхности крупных предметов, куда эти капли попали. И в эту «прорывную» людскую прослойку входят не только либералы, но и все творческие люди, включая гениев всех мастей, времён и народов: учёные, изобретатели, художники, музыканты, поэты, писатели и все прочие им подобные.

Однако если творческие люди, разрывая оболочки или границы гуманитарного жизненного пространства, расширяют его культурный уровень и область проникновения человечеством в познание законов жизни природы, делая тем самым человечество более жизнеспособным и жизнестойким, то либералы разрушают собой изнутри и границы существования человечества, и само человечество. И тем самым, с одной стороны, они создают угрозу его жизни, но с другой — тренируют его иммунную систему, пытающуюся предотвратить это разрушение.

Ведь не бывает худа без добра. Такова поговорка, придуманная людьми, как психологическая реакция на ту действительность, в которой ни добра, ни зла не существует априори, но что не может уложиться в человеческое восприятие этой действительности. Жизнь совершенная именно в её полноте и в единстве её разнообразий, а её деление на то и на это есть лишь способ выживание в ней самих людей. Ведь если обратиться к тому же Евангелие от Иоанна, где сказано «свет во тьме светит, и тьма не объяла его», то невольно приходишь к толкованию, что свет лишь в темноте и светит, а не на свету.

Обывателю, да и гуманитарию, невозможно даже вообразить себе всё величие сбалансированной жизни природы, всю сложность и непредсказуемость для них процессов поддержания природой себя в стабильном равновесном состоянии, в то время как учёные естествоиспытатели проникают в эти процессы, всё глубже и глубже, с разных сторон. Но как вот либералы умудряются чувствовать ту красную линию в своих разрушающих человечество деяниях, перейдя через которую они погубят не только человечество, но и себя вместе с ним? Это уже магией попахивает, которая хотя и просчитывается на раз людьми учёными, но которой и без науки владеют и либералы, и все паразитирующие организмы, как зоопаразиты: клещи, блохи, вши и прочие, как фитопаразиты, которых и не выговоришь, так и бандиты, мафия, офисная моль, коррупционеры и прочие, оставляя для своего пропитания и вечной жизни достаточное количество здоровых доноров их пищи.

И если в биологии у паразитов существует хозяин, хозяйское тело, то в социальной жизни людей ни всё так уж и однозначно, ведь сразу и не скажешь кто более хозяин: наездник или лошадь, тот, кто погоняет, или тот, кто везёт, тот кто пьёт кровь из чьего-то тела, и убивает его, или само это тело. Тем более, что всё может происходить и попеременно, и одновременно. Ведь бывает, что традиционные государства, в которых правил порядок, превращаются в либеральные, где правит свобода от порядка, пусть и временно, что и произошло, в частности, с Россией с приходом 90-х. Однако в каждом локальном жизненном пространстве на Земле образуются свои, характерные только для него, биоценозы паразитов или либералов со своими кормильцами из нормальных и здоровых биологических, общественных или государственных образований.

Со слов У. Шекспира, жизнь — театр, а люди в нем — актёры. Ведь можно и так сказать. Но человек многолик. И его лицо меняется в зависимости от того, какие роли он исполняет в том или ином спектакле или в той или иной театральной труппе.

Иномирянин

Но все эти театры с актёрами слишком сложны и далеко от жизни обыкновенного человека, обывателя, кто просто выживает, живёт, да хлеб с солью жуёт. И так живёт, и сяк, как получится, как кривая жизни вынесет. Но большинство из людей живут, большую часть своей жизни как бы по накатанной: проснулись, поковырялись в своей домашней рутинной кутерьме, дали очередные указания своим близким или получили их от них, и… Бегом-бегом на работу, в школу, в институт, чтобы не опоздать, туда, где человек быстро скидывает с себя человечью кожу вместе с верхней одёжкой, если не успел скинуть её ещё по дороге, и натягивает уже подготовленную там для него кожу и одёжку своей второй ипостаси — функции. А вечером, быстро переодевшись во всё человеческое, снова бегом-бегом домой — в свою домашнюю рутину, в свою кутерьму, в привычную суету, плотно заполненную мелкими домашними и личным делишками.

Три четверти времени своего бодрствования мы носим именно функциональную кожу и одёжку, и только одну четверть — человечью. Так, значит, и надо. Так предопределено нам свыше, самой жизнью. Хотя все эти кожи условны и относительный, ибо работа и дом — есть суть одна неразрывная жизнь, в которой на переодевание времени не остаётся.

И спрашивается, а когда же побыть и почувствовать себя человеком, тем самым, что «звучит гордо»? Неужто только в домашнем туалете, или в бане, когда на короткое время мы предоставлены лишь самим себе? Или на пенсии, когда некуда спешить, кроме того пристанища, той опочивальни, куда люди сами быстро скатываются под уклон, но, почему-то неохотно, и всегда притормаживая? Да рады бы скатиться, чтобы прожитое не омрачать, но кто-то невидимый держит их на привязи, не выпуская на ту самую свободу от повседневных рутинных забот, куда неусыпно несёт их сама жизнь, и куда они попадают только после своей смерти. А чем тут гордиться?

«Свода! Свобода! Да здравствует свобода!» — неистово кричат некоторые из них, назовём их свободофилами, либералами и космополитами, а если короче — людьми без родины и без отечества, что свободно дефилируют среди народных масс туда-сюда, перемешавшись с ними, но которым среди них тесно и не чем дышать. Однако таких немного. Но голоса их пронзительно громкие, порою, воинствующие и взывающие, как и у зверей, попавших капкан, и будоражащих своими истошными криками всё живое пространство, постоянно будоражат нормальную человеческую жизнь, нарушая её спокойное течение и гармонию. И невольно в голову приходит аналогия с блуждающими токами, вызывающими коррозионные разрушения в массивных металлических конструкциях.

«Любовь, любовь и забота о ближнем» — тихо-тихо, аж про себя, нашёптывают другие люди, патриоты своих родин: своих семей, родных и близких, своих домов, «с заветной скамьёй у ворот, с той самой берёзкой, что во поле под ветром склоняясь растёт», своих деревень и своих народов. И их, как и первых, немного. Но голоса их, хоть и тихие, но глубоко проникающие в сердцевину остальной человеческой массы, как проникают сквозь человеческое тело тёплые инфракрасные лучи от русской печки, доставая, аж до мозга костей.

И от взывающего куда-то крика, с одной стороны, и тёплого человеколюбивого шёпота — с другой, массы мечутся в нерешительности попеременно то туда, то сюда, меж свободой от своей же жизни, стремлением к своему возвышенному одиночеству, и глубокой любовью к этой же жизни и ко всему тому, что её наполняет, к каждому её шевелению, шороху, движению и побуждению, что и протекает в окружении других любящих их людей.

И только умирая, люди начинают понимать, что всё то, что с ними происходило по пути на работу и с работы, всё то, что они понаделали, будучи наряженными в кожи и одежды своих функций, вся их рутинная домашняя суета в оставшиеся крохи времени, все их зовы и к свободе, и к любви, и были их жизнью, как человеков, которые и должны были звучать гордо.

А вот прозвучали ли они или нет? Как это понять и ощутить? И кто тут судья человеку, кроме его же самого, кроме других людей, кроме природы, которая их и родила, и выкормила? И как же тут быть? Как надо было жить? Как правильно, а как неправильно? К какой стороне надо было прислониться? Или всё же просочиться в серединку массы, где всегда тише и теплее, чем по её краям, как тише и теплее в гуще леса, где и деревья от этого проще, прямее, ровнее и не столь витиеваты, как на его окраинах?

А ответов на это и не существует. Всё на свои места и, притом, наилучшим образом, расставляет сама природа, её жизнь, как незримо-малая частичка жизни окружающего нас мира. Расставляет не только не спрашивая нас, но даже с нами не считаясь, притом, всегда наилучшем для себя, а, значит и для нас, как своих малых деток, образом. Но мы этого не понимаем, и понимать не желаем. Ведь лучше — это когда именно нам лучше, а не всем лучше, и не вообще лучше.