Шпион из-под воды

Заколов стряхнул паутину с замка, провернул ключ и открыл гараж. Белые «Жигули» пятой модели улыбались широкой решеткой радиатора долгожданной встрече. Тихон открыл капот, качнул несколько раз бензонасос и протиснулся за руль. Еще полгода назад здесь сидел отец. Теперь его нет. Как и мамы. Годовалая «пятерка» и сберкнижка с огромной для студента суммой — несоизмеримое утешение. Тихон выжал сцепление и провернул ключ. Автомобиль послушно завелся и выкатился за порог. Все датчики говорили об исправности машины.

У задней стены гаража уныло громоздились несколько коробок. Это то, что, по словам Крюкова, не подлежало продаже. Трепетные пальцы разогнули картонные крышки. Семейные фотографии, альбомы, письма, блокноты с записями, рукоделие матери и полковничий мундир с наградами. Среди прочего Тихон обнаружил офицерский кортик отца, полученный после окончания с отличием военного училища, и свои потертые боксерские перчатки, с которыми он постигал искусство кулачного боя.

Под коробками Тихон узнал ящик с радиодеталями. Когда-то он с удовольствием разбирался в хитроумных радиосхемах и собирал самые разные устройства, начиная с банальных транзисторных радиоприемников и заканчивая оригинальной подслушивающей безделушкой, которую разместил в учительской, чтобы на час раньше узнать темы выпускного сочинения. За этот «подвиг» он удостоился поцелуя самой неприступной отличницы, шедшей на золотую медаль.

Поверх радиодеталей валялась большая рогатка, согнутая из толстой проволоки, с прочной белой резиной, вырезанной из противогаза. Тихон с удовольствием повертел в руках опасную самоделку, невольно вспоминая о юношеских шалостях.

Погружение в школьные годы вернуло его к действительности.

Корольков!

Тихон покинул ВЦ и пришел в гараж за машиной, чтобы навестить маму Виктора Королькова. Он уже знал, что операция в госпитале прошла успешно, и хотел сам сообщить ей эту радостную новость.

Через десять минут «пятерка» затормозила у знакомого подъезда, ноги стремительно вознесли Тихона на второй этаж.

— Заколов, — узнала одноклассника сына Анна Федоровна. — А Витя…

— Я знаю. Я был у него вчера.

— А я только сегодня начала вставать. — Взгляд постаревшей женщины прошелся по брюкам Тихона и остановился на модных кроссовках. — Никак не могу привыкнуть, что Витя теперь без ноги.

По щекам женщины заскользили прозрачные слезинки. Она их не стеснялась, и даже не пыталась стереть.

— Анна Федоровна. Сегодня Шаповалов сделал Виктору операцию. Только не волнуйтесь. Он заверяет, что результат хороший.

— Да как же это я… Да что же, — засуетилась женщина. — Надо ехать к Вите.

— Я для этого и приехал, помогу вам добраться. Только вы не торопитесь. Витя пока находится под действием наркоза. Но это временно. Главный хирург заверил, что скоро он придет в сознание.

— Ты думаешь? Он очнется после стольких дней?

— Наверняка. Вы пока собирайтесь, а я, если можно, посмотрю его письма. Вы ведь знаете, что Витя по очереди посылал отрывки повести вам, мне и Евтушенко. Я хочу соединить их вместе. Как он задумал. Ему будет приятно. Вот наша часть писем. — Заколов показал папку с исписанными тетрадными листками.

— Витины письма? Они на столе. Я читала их, читала… Каждый день просматривала.

— Я разложу их в правильном порядке и оставлю вам. А когда Виктора выпишут, мы соберемся и прочтем повесть целиком.

— Конечно, конечно. Ты проходи. А я переоденусь.

Женщина удалилась в соседнюю комнату. Тихон сел за стол. Солдатские письма Королькова хранились в потертых конвертах. Заколов рассортировал их по датам и стал быстро просматривать страницы с отрывками повести. Те части, которые были направлены ему и Евтушенко, он уже хорошо изучил. Недостающие звенья постепенно дополнили общую картину, соединив разрозненные куски в единый незамысловатый сюжет.

Корольков писал историю солдата, попавшего служить в Афганистан. Там он встречает бравого капитана, который оказывается старшим братом одноклассника главного героя. Их общие воспоминания связаны с военным городком на Урале. Капитан помогает солдату преодолевать тяготы службы, предостерегает от глупых ошибок, приглядывается, как тот ведет себя в опасных ситуациях. В одном из боев капитан спасает солдата от неминуемой гибели. Рядовой дает клятву верности офицеру, и выполняет его мелкие поручения. Постепенно задания капитана становятся всё более странными. Солдат понимает, что его втянули в нечто противозаконное. Однажды он становится свидетелем происшествия, с которым не может смириться. Солдат требует объяснения у капитана, но тот ставит его перед жестким выбором. Или — с ним, или — неминуемая смерть! Солдат внутренне сопротивляется предложению, хотя понимает, что угроза расправы абсолютно реальна. Времени на раздумья у него слишком мало.

На этом повесть обрывается. Главный герой не успевает принять решение и устранить угрозу. А Витька Корольков попадает в госпиталь с тяжелейшим ранением. Вот такое загадочное совпадение текста и жизни.

Заколов сложил стопку листков по центру стола и задумался. Имен действующих лиц Виктор не раскрыл. Солдата он называет Ты, а офицера Капитаном. Но в тексте слишком много узнаваемых деталей. Они просто кричат о том, что повесть носит документальный характер.

Анна Федоровна вошла в комнату и беспомощно развела руки.

— Если бы Витя мог кушать, я бы взяла продукты. Сейчас арбузы уже пошли. Он их так любит.

Заколов продолжал сопоставлять факты.

— Анна Федоровна, Виктор пошел в школу на Урале?

— Да. И закончил там первые два класса. Потом мужа перевели служить сюда.

— Вы помните Витиных одноклассников. Был у кого-нибудь из них старший брат, который потом поступил в военное училище?

— Мы давно оттуда уехали.

— Может, кого-нибудь припомните?

— Старшие братья, конечно, были. И по стопам отцов многие пошли, стали офицерами. Мы ведь жили в войсковой части. А зачем тебе?

Зазвонил телефон. Анна Федоровна вздрогнула и осторожно подняла трубку. По мере того, как она слушала, ее осунувшееся лицо светлело, а в грустных глазах разгорались огоньки счастья.

— Еду, — чуть слышно выдохнула она, и плавно опустила трубку, словно та была хрустальной. — Витя открыл глаза. Катенька Гладкова звонила, медсестра. Она ухаживает за Витей. Такая заботливая девушка. Не замужем, и в школе они одно время вместе сидели. Я грешным делом подумала, что если бы Витя…

Женщина затихла и привычно смахнула навернувшуюся слезу. Тихон вспомнил сегодняшний разговор с Екатериной. Сообщив об операции, она не преминула напомнить, что ее двери для него всегда открыты. Смущенный Заколов пробурчал что-то нечленораздельное, а она прямо спросила: «У тебя кто-то есть?». В голове сразу вспыхнул образ взбалмошной голубоглазой Ларисы Трушиной. Ее непокорные рыжие кудри оставляли в глубокой тени опрятную каштановую челку скромной медсестры. И еще он подумал, что Лариса никогда не будет просить, а смело возьмет то, что ей понравится.

Анна Федоровна привела лицо в порядок и серьезно спросила:

— Как ты думаешь, Витя может понравиться девушкам?

— Конечно! Вы вспомните про Ольховского. А Виктор молодой, крепкий…

— Да-да, — воспряла духом женщина. — А ведь у Ольховского всё гораздо тяжелее.

— Вот я и говорю, Виктор справится. Что вам сказали по телефону? Он очнулся, разговаривает?

— Пока нет, но всё понимает. Зрачки подвижны.

— Тогда поехали, — вскочил Тихон. Ему не терпелось узнать о таинственном капитане, который угрожал убийством герою повести, и, скорее всего, был причастен к реальному покушению на Виктора.

Заколов помог женщине сесть в машину, и минут через пятнадцать они были в госпитале. У входа в хирургический корпус их встретила Катя Гладкова.

— И ты приехал, — медсестра радостно стрельнула глазками по Тихону, но тут же со скорбным видом обняла Анну Федоровну. — Теперь Витя пойдет на поправку, я только что от него, — успокаивала она вновь заплакавшую женщину. — Шаповалов сделал всё возможное. Он уверяет, что кризис позади, и нужно ждать улучшений.

— Слава Богу, слава Богу, — причитала Анна Федоровна.

— Пройдемте. Сейчас я вам выдам халаты. Витя вот-вот заговорит.

Около небольшой раздевалки на первом этаже, где они получили халаты, Катя радостно шепнула Тихону:

— Завтра мне родинку удалят. Я Шаповалова упросила. — Видя его недоумение, она убежденно затрясла головой. — Ты не думай, никакого шрама не останется.

— Замечательно, — кивнул Тихон и провел рукой сверху вниз по плечу девушки, чем вызвал ее счастливую улыбку.

Он надел один из протянутых халатов, а другой накинул на плечи Анны Федоровны. Все трое стали подниматься по лестнице. Катя шла впереди, гордо цокая каблучками новых австрийских туфель. Пусть они еще натирают пятку, зато в туфельках при встрече с Тихоном девушка чувствовала себя гораздо увереннее. Теперь он наверняка оценит красоту ее ног.

Заколов поддерживал взволнованную женщину. Анна Федоровна останавливалась после каждого поворота и торопливо крестилась, беззвучно шепча губами. Между вторым и третьим этажом им навстречу попался лейтенант Олег Григорьев. Заколов с удивлением узнал попутчика, с которым познакомился в самолете.

— Привет, Олег. Только начал служить и уже по врачам? — с улыбкой спросил он.

— Да так. Обследование, — замялся Григорьев. Заметив Катю, он еще больше смутился и вжался в стенку, чтобы освободить проход.

— Вам помощь больше не нужна, лейтенант? — строго спросила медсестра.

Григорьев замотал головой и поспешил вниз по лестнице, на ходу буркнув:

— Я в часть.

— Ох уж, это мне обследование, — усмехнулась Катя. — Он с лампочкой во рту к нам прибыл.

— Какой лампочкой? — не понял Тихон.

— Обыкновенной. Электрической. 60 ватт, 220 вольт. Офицеры над ним подшутили. Он на спор лампочку в рот сунул, а обратно — никак!

— Почему? — удивился Тихон.

— Сомневаешься? Тогда попробуй, повтори героический фокус. Будешь очередным, кто попался на эту удочку. Дело в строении челюстных мышц: они позволяют открыть рот на максимальную ширину лишь в том случае, если сначала он полностью закрыт. Когда лампочка уже во рту, мышцы слишком напряжены, чтобы челюсти можно было раздвинуть еще шире.

— И что же делать?

— Или усилием воли раздавить лампочку, тогда без ран не обойтись. Или к врачу. Мы сделали специальный укол, расслабляющий мышцы.

Тихон представил лейтенанта с разинутым ртом и торчащим оттуда цоколем лампочки. Как в таком виде он добирался до госпиталя? И много ли было доброхотов, желавшим подключить к ней электричество? Армия всегда отличалась добрыми шуточками.

У входа на третий этаж кто-то окликнул медсестру, и она осталась на лестнице. Тихон с Анной Федоровной вдвоем прошли по длинному коридору. У реанимационной палаты, в которой лежал Корольков, Анна Федоровна остановилась.

— Сначала я одна, — робко попросила она.

— Конечно, — согласился Тихон.

Женщина вошла в палату, прикрыла за собой дверь. Заколов остался в коридоре, размышляя, как сформулировать вопрос Виктору, чтобы выяснить виновника, произошедшей с ним трагедии и не испугать лишний раз Анну Федоровну. Дело представлялось не столь уж и простым.

Неожиданно его мысли прервал женский вскрик, раздавшийся из палаты, и шум грузного падения. Он рывком распахнул дверь. На полу, беспомощно раскинув руки, лежала Анна Федоровна. «Ох, эти женщины! Падают в обморок даже от счастья», — подумал Тихон. Но, переведя взгляд на кровать, он замер в тревожном недоумении.

Худое перебинтованное тело Виктора Королькова было изогнуто, рот оскален, а пальцы рук сжаты, словно от невыносимой боли. Тихон подошел ближе. Застывшая в неестественной позе фигура не подавала никаких признаков жизни, матовое лицо излучало пугающий холод.