Фарфоровый чайник в небе

Помещение сразу поражало своими размерами. От двери до единственного большого окна напротив было метров тридцать. В ширину — метров восемь. Перегородок не было — всё пространство делилось на секции мебелью.

Справа и слева от входной двери стояли два больших гардеробных шкафа. Далее по левой стороне шли туалетный и душевой отсеки, за ними — кухонное пространство с мойкой, шкафчиками, встроенными плитами и барными стойками, после них — большой шкаф с книгами, у окна — огромный угловой диван цвета слоновой кости.

По правой стене за гардеробом шла зона всевозможных приборов, станков, медицинских и каких-то иных неведомых мне барокамер, центрифуг, электроприборов и другой различной аппаратуры, а пространство у самого окна справа от дивана было затянуто цветными шторками и ширмочками.

Я поставил бутылку коньяка и фрукты на барную стойку, оглядел комнату и сказал Эльвире:

— Действительно: ощущение, что попал в какую-то научно-производственную лабораторию. Примерно в такой я работал недолгое время после университета на авиационном заводе в Нижнем. Только там было больше железяк, а тут в основном — пластик да кожа, что ли, какая?

Подойдя к окну, я провёл ладонью по коже дивана — она была гладкой до изумления.

— Спать буду здесь? — спросил я свою спутницу.

— Да, — ответила она. — Бельё — в шкафу. Сам постелешь или тебе постелить?

— Буду премного благодарен, я сегодня вконец вымотался. А я пока открою бутылку коньяка — ты обещала выпить со мной на брудершафт.

Пока она расстилала простыни, я подошёл к барной стойке, разлил по рюмкам коньяк, нарезал груш и лимонов. Когда она подошла ко мне, я протянул ей рюмку, тарелку с нарезанными фруктами и театрально произнёс:

— Моя спасительница! Предлагаю выпить за наше знакомство, вашу неземную красоту и отзывчивость к ближнему своему.

Она заулыбалась, мы чокнулись рюмками, переплели руки и, глядя друг другу в глаза, выпили коньяк до дна. Поцелуй был страстным даже со скидкой на то, что за день я совсем умаялся. Эля зарделась, мы взяли груши — они оказались очень сочными и сладкими, но не вкуснее нашего поцелуя. Я видел, что она очень даже не прочь, но силы покидали меня…

— Да, кстати, ты грозилась показать мне здесь что-то эдакое… Какие-то изделия? — спросил я её, ставя рюмки на стол. — Это наверняка спрятано в гардеробе? Или в душевой? Или в этих барокамерах?

— Это будет для тебя сюрпризом, — ответила она. — В этих, как ты их назвал, барокамерах он их, видимо, делает. А изделия — куклы — вот они! — она подошла к ширмам и шторкам справа от окна и резко все их сдвинула и раздёрнула.

Я выронил грушу на пол и только что и мог вымолвить:

— Охренеть…

Справа от дивана у окна, ранее скрытые завесами, моему взору открылись пять ослепительной красоты обнажённых женщин, три мускулистых красавца и два невзрачных мужичка.

Я не мог прийти в себя от столь внезапного зрелища, медленно приблизился к ним, повторяя одно только слово в разных вариациях:

— Охренеть! Опупеть! Что это?!

Конечно же, я сначала двинулся к женщинам. Из пяти обнажённых красавиц я сразу узнал двух — это были абсолютно голые Моника Беллуччи и Шарлиз Терон. Три другие были ничуть не хуже, имён их я не помнил, но самих явно где-то раньше видел. «В порнофильмах!» — тут же догадался я. Одну, кажется, звали Kendra Lust.

Что касается мужиков, то трое из них были молодыми красавцами — вроде как с рекламы нижнего белья. Ещё один — лысый, сильно обрюзгший старичок, похожий то ли на Лужкова, то ли на какого-то банкира или олигарха, которые часто мелькают по телевизору. А другой — какой-то молодой политик вроде министра или губернатора, что нынче все на одно лицо словно под копирку.

Я смотрел на них, вытаращив глаза. Они в ответ разглядывали меня с равнодушным любопытством. Все эти люди не то чтобы стояли неподвижно, но словно переминались с ноги на ногу или поводили плечами вполоборота, так что их мышцы, а особенно груди у женщин возбуждающе трепетали. Правда, бросилось в глаза то, что у всех у них не было видно гениталий — пах и у женщин, и у мужчин был затянут телесного цвета лентами.

Мою прежнюю усталость как ветром сдуло. Мне даже стало стыдно перед Эльвирой, когда она увидела то, чего скрыть было никак нельзя — мои штаны лопались от эрекции.

— Это же куклы! — воскликнула она. — На меня у тебя такого не было! — услышал я её упрёк.

Но мне уже были безразличны все упрёки целого мира, я протянул руку к трепещущей груди стоявшей в шаге от меня Моники Беллуччи и — ба-бац-ц!!! — меня словно током долбануло, так что я чуть не отлетел от неё.

— Что это?! — закричал я, отпрыгнув от Моники шага на три и корчась от неожиданной боли.

— Ха-ха-ха-ха! — хохотала, схватившись за живот, Эльвира. — Аха-ха-ха-ха-ха! Ты что, дурачок, думал они живые? Я же говорила тебе, что это биороботы. Куклы! Манекены!

— Но они же действительно выглядят, как живые! — всё ещё кричал я. — Никогда бы не отличил! Чем это она меня шарахнула?

— Разве ты не заметил, что все они ни с чем не соприкасаются?! — насмешливо сказала она.

Я пригляделся — и точно: между полом и стопами их ног, между задницами и табуретами (у принявших сидячее положение) или между телами и стенами или предметами мебели действительно было пространство примерно в полсантиметра, даже меньше. То есть каждый из них не соприкасался ни с какой поверхностью, а словно был окутан неким таинственным полем.

— Ты можешь мне объяснить — что это? — спросил я Эльвиру.

— Только в общих словах, я — не учёный-физик, не практик и даже не теоретик, — ответила она. — Хозяин этой квартиры по изобретённым им технологиям делает этих биороботов за бешеные бабки по частным заказам. Как ты, наверное, сам догадался — вот этих двух, — она показала на старого лысого пузана и невзрачного средних лет дядьку, — ему заказали в качестве своих двойников какие-то бизнесмены или политики. Может, покушения боятся, а может — просто для отвода глаз: куклу в кабинете на работе оставят, а сами — по своим делам, в баню или сауну! Красавиц — понятно, на заказ тем, у кого нет возможности переспать с живыми Моникой Беллуччи или Шарлиз Терон, а очень хочется. Молодых парней — для тех же целей.

— Но почему они без гениталий?

— Я спрашивала учёного об этом. Он сказал, что этот последний штрих — сущий пустяк. Когда заказчик оплатит свою куклу, он сделает им гениталии на любой вкус и размер — всё что пожелает клиент. Женщинам — хочешь выше-ниже, шире-уже, мельче-глубже. Мужикам — да хоть на полметра пришьёт! Кстати, он говорил, что красавчиков ему заказывают сами мужики не реже женщин. Так-то! — почему-то с укором посмотрела она на меня. — Ну, а этим, — кивнула Эльвира на пузана и его соседа, — обычно и не просят ничего приделывать, им это не к надобности, они для отвлекающих манёвров.

— А почему от них током бьёт? — снова спрашивал я.

— Чтобы кто-нибудь, вроде тебя, — усмехнулась моя спутница, — не надругался над ними, не испортил или не похитил эти куклы до оплаты, внутри у них он поставил какое-то устройство или датчики, создающие вокруг небольшое физическое поле. Не буду врать какое, потому что ничего в этом не понимаю — электрическое, электромагнитное или какие там ещё бывают? Поэтому к ним и не прикоснуться. К примеру, даже если сейчас попробовать эти биороботы одеть, — одежда всё равно будет болтаться на маленьком расстоянии от их кожи. Хорошо, что на такой подзарядке куклы и сами, как видишь, особо не могут двигаться, только покачиваются. А то бы они тут таких дел натворили! Я как-то ради любопытства сама до одной дотронулась — так меня тоже шарахнуло мама не горюй! Так что осторожнее! Мы-то, живые, лучше! — снова расхохоталась она и продолжила: — А когда за них заплатят, он, приделав гениталии, убирает это поле и передаёт их заказчику. Кстати, он и в этот раз, уезжая в Москву, повёз с собой сразу несколько экземпляров. Потому что в прошлый раз, когда я была здесь до его отъезда, у него женских кукол было на три штуки больше, и мужиков — больше на одного.

— Дорого они стоят?

— Бешеные деньги! — расширив глаза, сказала Эля. — Это же штучный товар, понимать надо! Сейчас он четыре куклы, которые увёз с собой, продаст заказчикам — пото́м съездит отдохнуть на какой-нибудь фешенебельный курорт и год-другой может здесь жить припеваючи, шиковать на полную катушку. Но он не шикует, а всё работает.

— А разговаривать они умеют? — спросил я Эльвиру, снова кивнув на кукол.

— Когда на зарядке, как сейчас, — точно нет! Я пробовала — не отвечают. А уж когда электрополе с них снимут, думаю, что да. Он же в них специальную программу вставляет — всякие-разные чипы: так что и кричат, и стонут, как захочешь, и разговаривают, сколько пожелаешь. — Она немного помолчала и добавила с усмешкой: — Неужели ты думаешь, что если бы эти куклы можно было трогать, я бы тебя сюда привела?

— Эти двое, — в свою очередь сказал я, кивнув на лысого пузана и дядьку рядом с ним, — какие-то слишком напряжённые в отличие от остальных…

— Ещё бы! — ответила Эльвира и снова рассмеялась: — Их оригиналы сейчас наверняка с охранниками ходят, а эти здесь голые и сирые на табуретках сидят!

Я всё ещё никак не мог прийти в себя от увиденного и пялился как сумасшедший в основном на голых баб.

— Ладно, — сказала Эля, — мне домой пора. Мы здесь работаем через сутки, так что завтра меня не будет, появлюсь только в четверг. Если следующую ночь тоже решишь спать здесь — готовь деньги, на халяву не прокатит.

— Конечно, отдам, не волнуйся, — ответил я. — А хочешь, оставайся со мной.

— Нет-нет, мне сегодня обязательно нужно домой, надо ещё до города доехать, а вот после следующей смены… Ты когда уезжаешь?

— Обратные билеты у меня на пятницу. Опять на прицепной вагон, — сказал я. — Нужно будет ещё что-то с документами решать. Кстати, в четверг меня здесь будут награждать как лауреата конкурса, — вспомнил я. — Будет как раз твоя смена, давай отпразднуем?

— Хорошо. С четверга на пятницу я смогу остаться.

Она положила на барную стойку ключ от двери и попрощалась:

— Будешь выходить — обязательно запирай дверь. Обязательно! И ни в коем случае никого сюда не приводи и ничего здесь не трогай! А то оба вляпаемся в историю. И — готовь деньги!

— Замётано! — ответил я, уже чувствуя, что опять валюсь с ног. — Хочешь коньячку на посошок?

— Нет, мне надо ещё до дому доехать. Ложись спать, у меня есть запасной ключ, я закрою.

Сказав это, Эля вышла и заперла за собой дверь.

Я подошёл к барной стойке, выпил рюмку коньяка и кое-как доковылял до дивана. Хотел было выключить свет, но, ещё раз взглянув на стоящих в углу как привидения кукол, передумал.

Уже засыпая, я не мог отделаться от ощущения, что голые женщины и мужчины продолжают пялиться на меня. Тогда я встал, задёрнул все шторы и расставил все ширмы. Но так было ещё неуютнее: мне всё мерещилось, что куклы вот-вот сами сорвут все занавеси и набросятся на меня.

Я опять поднялся и снова открыл все шторы и сложил ширмы. Так под неусыпными взглядами десяти биороботов обоего пола я наконец-то провалился в тяжёлый сон.

Всю ночь мне снились кошмары. Урки, опаивающие меня в поезде водкой и с приставленным к горлу ножом шарящие по моим карманам. Тараканов, хватающий за лобки одновременно Чулкову и женщину, похожую на Водянову. Влад Покров, занимающийся сексом с оленями. Поддонов, голый и пьяный, с крыши отеля грозящий кукишами московскому Кремлю. И, наконец, сам я, лежащий в Мавзолее вместо Ленина, и шагающие надо мной строем все десять кукол обоего пола с эрегированными членами и разверзнутыми влагалищами! И вот проходящая надо мной Kendra Lust вдруг приостановилась и со всего маху плюхнулась на меня. Во мне будто что-то хрустнуло, и я проснулся.