Звезды над урманом

Олег Анатольевич Борисенко, 2015

Из рабства бегут четыре раба. Их нелегкий путь лежит из Средней Азии в сказочную страну Шыбыр, где нет князей и бояр. Вогул Угор уводит беглецов от погони, а в далекой Сибири уже оканчивается царство Кучума, и вот-вот туда придут люди Ермака. Увлекательные приключения героев романа-эпопеи на платформе исторического времени.

Оглавление

Глава 39

Обоз остановился. Остяки с ужасом наблюдали за бойней, развязавшейся по обоим берегам реки. Их поразил грохот грома зимой и то, что после этого произошло.

Из облака дыма выскочила перепуганная лошадь, таща в стремени мертвого седока. Когда же она достигла левого берега, из прибрежных кустов к ней ринулась стая полярных волков. Вожак с ходу вцепился в горло животного, заваливая лошадь на снег. А через минуту голодные волки уже рвали еще живую лошадь и мертвого татарина.

По правому берегу дымовое облако разошлось, и показалась картина еще ужаснее. Лежавшая поперек санного следа лошадь дергалась в судорогах, периодически пытаясь подняться. На снегу в луже крови лежал мертвый всадник с перерубленной ногой. Другой хабарчи покоился подле белого шамана. А посредине этого месива стояла ведьма в малице с откинутым капюшоном и распущенными волосами.

Олени кузнеца, напуганные выстрелом, пробежав сажень триста и добежав до остановившегося обоза, встали, нервно дрожа. Перепуганных животных успокоил подошедший остяк — старший обоза. Развернув оленей и прыгнув в нарты, он погнал упряжку обратно. Остальные обозники наотрез отказались даже приближаться к месту боя.

Ксения дрожащими руками собрала в мешочек монеты и присела подле Архипа. Только сейчас она осознала, что кузнец тяжело ранен и ему необходимо перевязать рану. Аккуратно повернув Архипа на бок, женщина развязала ему руки. Вспоров подобранной из снега татарской саблей безрукавку, осмотрела рану.

Рана была сквозная, но наконечник копья каким-то чудом не задел кость, а прошел через огромную дельтовидную мышцу кузнеца.

Оторвав от своего подола куски ткани и скомкав их в тампоны, Ксения приложила их с обеих сторон, перевязав поверх полоской ткани. Архип пришел в себя и застонал от боли.

— Терпи, казак, атаманом будешь, — улыбнулась женщина.

— Это чем ты его так приложила? — кивнув на мертвого татарина, спросил Архип.

— Пищалью твоей, только вот приклад размозжила ненароком, уж не обессудь.

— Эко меня угораздило-то, не поспел увернуться. Ну да ладно, пальцы шевелятся, знамо, поправимся. Добро, что копье у него не боевое, с широким наконечником, а легкое метательное арабское. Может, и затянется рана. Токмо вот голова кружится малехо, да озноб бьет.

— Крови с тебя много вышло, а озноб бьет, потому что вся рубаха на спине от кровушки мокрая. Давай-ка снимай рубаху, все одно выкидывать.

— С тобою по миру пойдешь, хозяюшка, — пошутил Архип, снимая рубаху, — отстираю да заштопаю, как домой доберемся. Ну-ка, помоги мне малицу надеть да подняться.

Подъехала упряжка.

— О, ак (белый) шаман! Син улы (ты великий) шаман! Тарсыл и жай (гром и молнии) можешь пускать! — окинув поле боя, коверкая тюркское наречие, восторженно воскликнул остяк.

— Что же могу и гром, и молнии пущать. Так в Искере и расскажи. Ежели кто сунется ловить белого шамана, того молния и зашибет да волки догрызут, — опираясь на плечо Ксении и усаживаясь на нарты, подтвердил Архип.

— Ну-ка, горемычная, собери оружие да сбрую всю сними с коня убитого. А второго-то споймай, в хозяйстве пригодится. Да по одежке пошарь: у татар, может, что ценностное есть, не оставлять же волкам добро.

— Боюсь я мертвяков, — испуганно возразила Ксения.

— Живых бойся. А у меня от мертвяков заговор есть, опосля научу.

Остяк помог Архипу прилечь правым боком на нарты. Пока Ксения собирала сбрую и оружие, он осмотрел рану. Достал из своей котомки кожаный мешочек, палочкой зачерпнул из него массу желто-коричневого цвета и, намазав ее на тряпицу, приложил к ране. То же самое проделал и с выходной раной.

— Живица и кедровый масло. Заживет как на олене, — улыбнулся он.

— Откель русский язык знаешь? — морщась от боли, поинтересовался кузнец.

— К черемисам ходил, шкуры менял. Река Чусовой тоже ходил. Возьми живица, в пути мазать баба будет. Я пойду, обоз ждет. Поправляйся, белый шаман. Весной с Саматлор Озера к тебе приду. Будешь мне острога делать?

— Ладно! — согласился, усмехаясь, Архип, разгадав истинную причину заботы о его здоровье. — Я тебе даром два наконечника откую, только в Искере расскажи, что я в Атлымские юрты не пошел.

— Латна, ак шаман, — пообещал остяк, — скажу, что ты на Сор Кут подался. Там поверят, все остяки видели, что ты в сторону Обь-еган и Сор Кута ехал. Остякам с обоза я скажу, чтоб тебе живицы давал раны лечить и что белый шаман за это не убьет их громом и молнией. А они мне по три шкуры с каждой упряжки отдадут за то, что я с тобой договорился, — рассмеялся хитрый остяк, показывая Архипу три пальца.

— Ладно, ступай, плут. Коль не помру, то приходи по весне, гостем будешь.

— Латна! — крикнул хитрец и побежал к обозу, как баба, приподнимая руками полы длинной малицы.

— Ну, попадья попадьей при набате, ей-Богу, — усмехнулся Архип, посмотрев ему вслед.

Упряжка бежала ходко. Архип, морщась от боли, возникающей при периодических наездах на кочки и ледяные торосы, приговаривал:

— Ничего, ничего, голубушка, погоняй. Бог терпел и нам велел.

Татарская лошадь под седлом мирно бежала сзади на арканной веревке.

Вожак стаи, насытившись, лежал на снегу, облизывая окровавленные лапы. Молодые волки еще рвали и таскали по насту останки лошади и всадника. Обоз ушел, а нагнать его утром и идти за ним далее у сытого и матерого вожака отпало желание. Тем более, вторая лошадь лежала на том берегу. Это еще один день сытной жизни. Наступал конец февраля. Скоро молодые самки будут готовы к спариванию. Далее придется выхаживать волчат. Инстинктивно старый волк понимал, что нужно вести стаю назад в тундру. Раньше он побаивался двуногих крикливых существ в длинных шубах, блестящих железом, пахнущих горелым деревом. Сегодня же, отведав человеческого мяса, вожак понял, что эти двуногие твари не такие уж сильные и огромные, как ему казалось раньше. Страх перед людьми, всосанный с молоком матери, пропал. Волк понимал, что через день-два они нагонят две упряжки, ушедшие на север. Так что по дороге в тундру его стая не останется с пустыми брюхами.

Старый волк, посмотрев на месяц, серебром освещающий замерзшее русло реки, задрал окровавленную морду к звездам и завыл. И вся волчья стая, приостановив кровавый пир, последовала его примеру…

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я